Уроки Рериха

Рерих, Николай Константинович
Рерих, Николай Константинович

В далекий жизненный путь, провожая свое Дитя, Мать и Учитель желают ему сохранить себя.
История знает имена людей, чья жизнь и мысли высвечивают дорогу идущего, наполняют его путь неистребимой Радостью. Один из таких людей – художник и философ Николай Константинович Рерих.
«Это для избранных», — утверждают некоторые. Его идея «Искусство – лучший посол человечества» так же далека от насущных забот миллионов людей, как снежные вершины Гималаев от каменных джунглей современных городов.
Прежде чем поспорить, один штрих: некоторые искусствоведы и художники считают, что Н.К.Рерих, рисуя горы, грешит нарочитыми эффектами, а альпинисты, побывавшие в горах, говорят о правдивости необычных цветовых сочетаний его полотен.
Значит, за правдой, дорогой коллега, учитель, придется подняться в горы. В путь! Возьмем только несколько уроков у гуру Рериха.

Урок первый: «Из чувства Прекрасного рождается и благородство духа»

Давайте вместе с детьми посетим выставку картин Н.К.Рериха или, быть может, посмотрим их репродукции, Хорошо, если будет с чувством подобранная музыка и рассказчик. Много говорить не надо: дети глубоко ощущают цвет и краски, будь то Древняя Русь или горы. Каждая картина торжественна и сказочна. И в каждой всеземлянская значимость. Наверняка дети обратят внимание на то, как Рериху видится небо. Это свой особый, огромный, меняющийся мир. Чуть выше – и мы прикоснемся к космосу. А череда фантастических картин, которые создают облака? Они рисовались Рериху с детства. Он видел в них чудных животных, сражающихся с драконами богатырей, белых коней с роскошными гривами.

Урок второй: «Работайте каждый день. Непременно каждый день должно быть что-то сделано»

Обязательно расскажите детям, как работали Рерихи: он сам, его жена – Елена Ивановна, сыновья – Юрий и Святослав. Сколько замечательного и доброго сделано каждым из них. Постоянное активное устремление. Каждый день с утра и до позднего вечера, с упорством и радостью. И никакой суеты или выходов из себя: сдержанность и доброжелательность.
Труд в семье Рерихов – это праздник духа!
И еще: все Рерихи бесстрашны. Вы найдете тому сотни примеров в их биографиях. Вот только один эпизод. Маршрут экспедиции в сердце Азии, выбранный Н.К.Рерихом, был очень опасным. Вооруженные нападения местных жителей, произвол администрации и суровый климат ждали их. 6 октября 1927 годы в урочище Чунаркэн караван Рериха был остановлен крупными силами тибетцев и местных кочевников. Пять месяцев вечно пьяный майор был единственным посредником в переговорах Рериха с доверенным лицом Далай-ламы.
Пять месяцев, пока шли переговоры Рерихов с доверенным лицом Далай-ламы, экспедицию не пропускали. А между тем наступили суровейшие зимние морозы, непривычные даже для местных жителей. Холода стояли такие, что коньяк в походной аптечке превратился в лед. Люди простужались и болели, пять членов экспедиции погибли, не перенеся жесточайшего холода.
Пали почти все верблюды, из ста остался лишь десяток изможденных, измученных животных, непригодных для дальнейшего пути. Но Николай Константинович и Елена Ивановна, с ее больным сердцем, мужественно держались и поддерживали присутствие духа во всех.
Научные работы не останавливались ни на один день. Исследовались окрестности, снимались планы местности, пополнялись биологические и минералогические коллекции, делались зарисовки, собирался уникальный этнографический материал.
Лишь весной караван вновь тронулся в путь.
За пять лет экспедиция прошла 25 000 миль, преодолела 39 горных перевалов.

Урок третий: «Позорно быть пессимистом»

Дети и истинные учителя мечтают о радостной школе. «Светятся глаза детей – хорошая школа, тусклые глаза – плохая школа», — говорит Лев Толстой, учитель яснополянской ребятни. А возможно ли в наше время быть оптимистом? Да, возможно. Только не надо, во-первых, оправдывать себя трудными временами. «Мажор» А.С.Макаренко и «Школа радости» В.А.Сухомлинского существовали тоже в годы нелегкие. Во-вторых, надо очень глубоко проникнуться мыслью, что без этого нам не сберечь детей, а в-третьих, надо скрупулезно и заинтересованно поискать источник радости в мудрых книгах. Одна из них перед нами. Это книга жизни Николая Рериха: «Мы, оптимисты, прежде всего, должны предотвращать всякую панику, всякое отчаяние, будет ли оно на бирже или в священнейшем святилище Сердца. Нет такого ужаса, который, вызвав к жизни еще большее напряжение энергии, не мог бы претвориться в светлое разрешение».

Урок четвертый: «Щит отрицания и осуждения не годен».
«Творец не имеет даже времени на осуждение и отрицание…»

Кто же может испить из источника оптимизма и радости? «Тот, — поясняет нам Н.К.Рерих, — кто отрицание заменит вмещением (слово-то какое удивительное!), а расточительство и разрушение – бережностью». Посмотрите, сколько вокруг наших детей отрицателей и ругателей, убивающих в них творчество и оптимизм, ведь любое отрицание противоположно творчеству.
Хочется спросить иного из них: что вместил он в себя от красоты Земли, от величия Космоса, от наследия Истории, от заветов Отцов и прадедов. От философии всех времен? Есть ли в нем бережность к Земле, к памятникам старины, к Прекрасному, что создали люди, жившие до него? «Из чувства Прекрасного рождается благородство духа, постоянное творчество, героизм и подвиг. Из этого же источника истекает оптимизм, так необходимый, ибо каждое отрицание не творящее…» И если вмещение дает силу и радость, то отрицание – лишь нетерпимость, от которой лишь два шага до разрушения. «Разве не оставляет во всех нас одно и то же тягостное чувство всякое проявление тупой нетерпимости? Разве не довольно всех бесчисленных примеров истории, когда величайшие наследия разрушались невежественной нетерпимостью… Нетерпимость есть признак низости духа (Агни-Йога)»; в то же время – «Терпимость вовсе не означает терпимость зла и преступности, но, конечно, будет распространяться по всем бесчисленным отраслям созидания».

Урок пятый: «Велико несчастье прикасаться к работе без любви к ней, с единственным желанием поскорее от нее отвязаться»

Хорошо, если сбережем мы природу и ценности культуры, созданные до нас. Но и сами мы должны сеять на Земле прекрасное, а оно создается в радости творческого труда.
Рерих возражает против разделения искусства на прикладное и высокое, а труда – на высший и низший. Критерием может служить лишь качество. «Пока культура лишь роскошь, лишь пирог праздничный, она еще не перестроит жизнь. Может ли сознание среди каждодневности обойтись без книг, без творений красоты?..»
Вспомните, как жили истинные мастера, и вы поймете слова Н.К.Рериха: «Культура, возникнув и утвердившись, уже неистребима… Культура есть ручательство в невозможности отступления. Этих людей уже нельзя заставить сделать новую работу кое-как, ведь творчество – это высшая радость».

Урок шестой: «О культуре всегда уместно было мыслить, но теперь – особенно»

И еще один живительный источник оптимизма и радости – тяга к единению, соборности. Единению мыслей, дум, поисков ценностей культуры. Но пути к единению нелегки. Мир суров, и Рерих не бежит от действительности. «…Ползет мрачное огрубение… — пишет он в суровом 1943 году, — люди совершенно спокойно толкуют о таких ужасах, какие раньше бы и в голову не пришли. Зверство входит в обиход человеческий. За огрубением протолкнется и мохнатое одичание. Ужасен лик цивилизованного дикаря. Теперь и «милосердие» особенное. Из «милосердия», пожалуй, сотворят такие чудовищные бомбы, что они будут разрушать целые города».
Значит, силы Света должны утроить свою энергию по единению людей, людей разных рас: «Расы сотрутся в Новом мире. Не говорите о расах, капли разных людей подобны… Люди разных религий, направьте мысль на общность идей религий всего мира – людей разных культур».
Пусть всем, идущим к Единению, творящим и защищающим культуру, будут поддержкой слова Николая Константиновича: «Знаем, что большинству из нас, а вернее, и всем нам сейчас тяжко. Ваша культурная работа как бы не нужна. Часто о ней даже и заикнуться не приходится. Трудно и морально, и денежно. Самые лучшие начинания неуместны. Отчаиваются соратники. Проползает сомнение. Слова о лучшем будущем кажутся химерами. По счастью, в глубинах сознания внесрочно и неумолчно звучит голос Победы… О культуре всегда уместно было мыслить, теперь особенно».

Урок седьмой: «Доживет ли человечество, когда военные бюджеты будут перечислены на просвещение?!»

«Позаботимся, чтобы учитель был самым ценным лицом среди установлений страны».
Задумайтесь, как современно звучат сегодня слова Рериха: «Срам стране, где учителя пребывают в бедности и нищете. Стыд тем, кто знает, что детей их учит бедствующий человек. Не только срам народу, который не заботиться об учителях будущего поколений, но и знак невежества.
Можно ли поручать детей человеку удрученному? Можно ли забыть, какое излучение дает горе? Можно ли не знать, что дух подавленности не вызовет восторг? Можно ли считать учительство ничтожным занятием? Можно ли ждать от детей просветления духа, если школа будет местом принижения и обиды? Можно ли ощущать построение при скрежете зубовном? Можно ли ждать огней сердца, когда молчит дух? »
А вот как видит Н.К.Рерих школу. И опять можно подумать, что эти слова написаны не в 1936 году, а вчера: «Школа готовит к жизни. Школа не может давать только специальные предметы, не утвердив сознание учащегося. Поэтому школа должна быть оборудована всевозможными полезными пособиями, изобретенными предметами творчества, обдуманно составленными книгохранилищами и даже кооперативами…»
Какие же пути воспитания прекрасного предлагает Н.К.Рерих? Во-первых, эстетически-этический, с предоставлением музыке главенствующего места в школе. Во-вторых, равнопрестижность занятий и умений. «Внеслось бы равновесие трудовых оценок. Стерлись бы многие гордыни, но, с другой стороны, и сердечно поднялась бы радость о каждом прекрасно исполненном труде».
В-третьих, изначальное признание таланта в любом ребенке со всеми его недостатками и необычностью. «Плох мастер, который не пользуется всем богатством природы. Для опытного резчика искривленное дерево – ценное сокровище. Хороший ткач применяет каждое пятно для разукрашивания ковра. Златоткач радуется каждому необычному сплаву металла. Только умеренный мастер будет сокрушаться обо всем необычном. Только скудное воображение удовлетворится узкими рамками».
В-четвертых, и это самое главное, надо дать возможность детям творить.
«…Разве не должны стремиться к творчеству все молодые сердца? Они и стремятся. Нужно много пепла пошлости, чтобы засыпать этот священный пламень. Сколько раз одним зовом: «Творите, творите! » — можно открыть новые врата к Прекрасному. Сколько дряхлости сказывалось в леденящей программе. Сперва научить рисовать, потом перейти к краскам, а уже затем дерзнуть на сочинение. Бессчетно успевал потухать пламень сердца, прежде чем ученик доходил до запретной двери творчества! Но зато сколько радости, смелости и бодрости развивалось в сознании с малых лет дерзнувших творить. Как заманчиво-увлекательны бывают детские сочинения, пока глаза и сердце еще не поддались всепожирающим условиям стандарта. Где же условия творчества? В непосредственности, в повелительном трепете сердца, позвавшего к созиданию. Земные условия безразличны для призванного творца. Ни время, ни место, ни материал не могут ограничить порыв творчества».

«…С полнейшим доверием обратимся к будущему. Не напрасно мы мечтаем о лучшем будущем. Призовем его всей мощью духа. Ощутим, что оно – прекрасное будущее – возможно в непреложной реальности, в стремлении к высшему качеству каждодневного труда, к радостному творчеству и добротворчеству. И не мала сила человека, приложенная к общему благу, к общему Восхождению. Каждый Восход зовет вперед, вперед!»

Человек Solo

В.В.Розанов: «Семья есть самая аристократическая форма жизни»

Розанов, Василий Васильевич
Розанов, Василий Васильевич

Имя этого «явления» русской жизни — Василий Васильевич Розанов. Он не был пассажиром «парохода философов» — смерть нашла его в январе 1919 года на окраине Сергиева Посада, больного, голодного в холодном нетопленном доме.

«Максимушка, спаси меня от последнего отчаяния. Квартира нетоплена и дров нету; дочки смотрят на последний кусочек сахару около холодного самовара, жена лежит полупарализованная и смотрит тускло на меня. Испуганные детские глаза, 10, и я глупый… Максимушка, родной, как быть?»
Немного, на 3-4 месяца отодвинула помощь Горького нужду от «самого интересного человека современности» и его семьи. За полтора года до смерти Розанов составляет план полного собрания своих сочинений (50 томов!):

  • серия I — Философия
  • серия II — Религия
  • серия III — Литература и художество
  • серия IV — Брак и развод
  • серия V — Общество и государство
  • серия VI -Педагогика
  • серия VII — Из восточных мотивов
  • серия VIII — Листва
  • серия IX — Письма и материалы

Это сокровища, тем более что, как писал Н.Бердяев: «Литературный дар его был изумительный, самый большой дар в русской прозе». «Если кто будет говорить мне похвальное слово» над раскрытою могилою, то я вылезу из гроба и дам пощечину».

Розанов познал счастье быть любимым писателем. Но почему же так раздражена современная ему литературная критика, почему запрещен он для потомков? «Розанов пишет двумя руками», он «гнилая душа», «юродивый русской литературы», «двуликий Янус» и с легкой руки П.Струве «двурушник» и «нравственная невменяемая личность». Эти люди не разгадали и не оценили красоту и силу замечательного явления в русской культуре — «розановские антиномии». «Я самый обыкновенный человек; позвольте полный титул: коллежский советник Василий Васильевич Розанов, пишущий теперь эти «сочинения». Да, мне многое пришло на ум, что раньше никому не приходило, в том числе и Ницше и Леонтьеву. По сложности и количеству мыслей (точек зрения, узора мысленной ткани) я считаю себя первым. Мне иногда кажется, что я понял всю историю так, как будто «держу ее в руке; как бы историю я сам сотворил — с таким же чувством уроднения и полного постижения». Вот эти-то «углы зрения», позволяющие увидеть предмет, произведение искусства, философскую мысль, социальное явление одновременно с разных, как бы друг друга взаимно исключающих позиций создали вокруг имени Розанова зону непонимания, резкой критики, а подчас и травли. «Розанов не ведет и не может никого вести за собой: просто потому, что физически невозможно идти зараз и направо и налево»- писал известный критик народник Н.Михайловский. Да он и не хочет никого «вести». Он явление, молния, осветившая вдруг кусок земли, человеческую душу, социальный портрет, и не его вина, что с одинаковой силой высветилось одновременно и доброе и злое.

«Какого бы влияния я хотел бы писательством?
Унежить душу
А убеждения?
Ровно наплевать!»
«Сколько можно иметь мнений, мыслей о предмете?
— Сколько угодно… Сколько есть «мыслей» в самом предмете: ибо нет предмета без мысли и иногда — без множества в себе мыслей….
— Где же тогда истина?
— В полноте всех мыслей. Разом. Со страхом выбрать одну в колебании.
— Неужели же колебание — принцип?
— Первый в жизни. Единственный, который тверд. Тот, которым цветет все, и все живет. Наступи-ка устойчивость — и мир закаменел бы, заледенел».

Как к истинному художнику к Розанову можно обращаться множество раз, открывая все новое в нем и себе. «Я не менее ста раз прочитал его «Опавшие листья» — пишет один из его биографов В. Сукач — и ни разу не заскучал. Наоборот, с каждым разом внимание все росло и Розанов становился для меня все глубже». Не забыть бы и напутствия П.Флоренского: «Василия Васильевича надо «глотать целиком», иначе не увидишь всего «узора мысленной ткани». Его неустойчивая многоликость тяжело воспринимается и раздражает. Мы ценим твердость взглядов и убеждений. Еще можно понять человека, меняющего суждения на этапах своей жизни, но розановские одновременные «да-нет» (его «углы зрения») на одно и то же явление, причем далеко не поверхностные, а глубоко прочувствованные и обоснованные. Как писал К.И Чуковский «В розановских книгах как будто не одно, а тысячи сердец и каждое полно каким-то горячим вином»… — явление уникальное в литературе и философии. «Мне ровно наплевать какие писать статьи «направо» или «налево». Все это ерунда и не имеет никакого значения».

Его не принимают и гонят «левые», ненавидят и травят «правые». Совершенно не верится, что писатель трижды был за границей (Италия -1901г., Швейцария -1905г., Германия – 1910г.). Все его слова в России, о России и, даже в самые тяжелые дни не западает мысль о том, чтобы покинуть ее.
— «Как мне хочется быть собакой. Собакой, лошадью на дворе и оберегать Дом и хозяина. Дом — Россия. Хозяин — русские люди».
— «Вот и кончаю тем, что все русское начинаю ненавидеть, как это печально, как страшно. Печально особенно на конце жизни, Эти заспанные лица, неметеные комнаты, немощенные улицы… Противно, противно»…
— «До какого предела мы должны любить Россию?.. до истязания; до истязания самой души своей. Мы должны любить ее до «наоборот нашему мнению», голове Сердце, сердце, вот оно любовь к родине — чревная».
— «0н (Гоголь) всю нашу «Государственную Думушку» рассмотрел: сказав, что ничего кроме хвастовства и самолюбия, чванства и тщеславия, русские никогда и ни в какую политику не внесут. Это вовсе не «империалисты», не «царисты», это privats Menschen (обыватели) — а в сущности крысы, жрущие сыр в родных амбарах. И, кроме запаха сырного, ничего не слышащие. Это те же все мужики, которые «нацарапали у помещиков по поместьям» и нарядились в наворованное добро. И собственности чувства никакого у нас нет; это – слишком «не по рылу»: собственность может зародиться у еврея, у немца, который работал собственность, привязался к ней» — и теперь ее любит; собственно «чувство собственности» может возникнуть у родового человека, у родовитового человека, в конце концов — у исторического человека, а не у омерзительной ватаги воров, пьяниц и гуляк. Ну их к черту…

И вот, при всем этом — люблю и люблю только один русский народ, исключительно русский народ. Когда спрашивал себя: да чем же и каким осколком сердца я люблю, то умею ответить только: «Должно быть Вильгельмова сердца». Иначе нельзя объяснить. У меня есть ужасная жалость к этому несчастному народу, к этому уродцу народу, к этому котьке-слепому и глупому. Он не знает, до чего он презрен и жалок со своими» парламентами» и «социализмом», до чего он есть просто последний вор и последний нищий… Устал. Кляну и проклинаю. И только эту «вошь преисподнюю» и люблю, и хочу — сгнить, сгнить — с нею одной, рыдая об этой его окаянной вшивости»,
В вопросах религиозных розановские «углы зрения» воспринимаются как покушение на христианское вероучение, на основы церкви..»…А церковь (с которой я воюю всю жизнь), будучи с одной стороны ненавидима и ненавистна — с другой – единственно почти теперь интересное на земле. Я вот «век борюсь с церковью, «все учусь» у церкви: проклинаю — а вместе только ее и благословляю. Просто черт знает что. Голова кружится… Бездонно все, глупо и бездонно».
Епископ Гермоген потребовал предать Розанова как еретика церковному отлучению (анафеме), а его книгу «Люди лунного света» и брошюру «Русская церковь» изъять из продажи, как книги «безбожные и еретичные». Но Бог всегда был у писателя, «свой Бог». «Но от Бога я никогда не мог бы отказаться. Бог есть самое «теплое» для меня. В конце концов, Бог — моя жизнь». «К богу меня нечего было приводить: со 2-го (или 1-го?) курса Университета не то, чтобы я чувствовал Его, но чувство присутствия около себя Его никогда меня не оставляло, не прерывалось хотя бы на час».

И есть у Розанова статья «Религия как свет и радость» и ему принадлежат слова: «Только в религии открывается значение человеческой личности», «Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни. Вот отчего религия всегда будет одолевать философию».
«Его характеристики настолько точны — пишет его биограф В. Сукач, — что ими не пренебрегают и богословы. «Пролистайте книгу протоирея Г.Флеровского «Пути русского богословия» и вы увидите, как автор с помощью Розанова расправляется и с Вл.Соловьевым и с идеологией Религиозно-философских собраний и проч., и с «богословием»… самого Розанова». «Знаете ли Вы, что религия есть самое важное, самое первое, самое нужное? Кто этого не знает, с тем не для чего произносить «А» споров-разговоров». И в другом месте Розанов пишет: «Выньте, так сказать, из самого существа мира молитву, — сделайте, чтобы язык мой, ум мой разучился словам ее, существу ее, чтобы я этого не мог, люди этого не могли; и я с выпученными глазами и ужасным воем выбежал бы из дому, и бежал, бежал, пока не упал. Без молитвы совершенно нельзя жить. Без молитвы — безумие и ужас».

Но слишком много оставлял свободы в своей религиозной душе В.Розанов, чтобы быть прощенным церковью, слишком часто нарушал в своих книгах дистанцию между Богом и человеком, слишком часто впадал в сомнения и неверие. «Я верующий, но с какими-то недоумениями. Я много блуждал в вере туда и сюда…»

Розановские антиномии, его парадоксальные «углы зрения» на литературу, творчество великих писателей время от времени потрясали русскую интеллигенцию, петербургский и московский литературные кружки. «Нет ничего поразительнее той перемены, которую испытываешь, переходя от Гоголя к какому-нибудь из новейших писателей: как будто от кладбища мертвецов переходишь в цветущий сад… «А ведь считалось хрестоматийным, что новейшая литература (Тургенев, Островский, Достоевский, Л.Толстой) исходят от Гоголя.
«Мертвым взглядом посмотрел Гоголь на жизнь, и мертвые души только и увидел он в ней. Вовсе не отразил действительности… но только с изумительным мастерством нарисовал ряд карикатур на нее, от этого-то и запоминаются они так, как не могут запомниться никакие живые образы». И о последних днях Гоголя: …демон, хватающийся боязливо за крест». И, одновременно, без всякого груза предыдущих мнений (что характерно для Розановских антиномий) о «Ревизоре» Гоголя, об умении в искусстве выразиться в частностях;,… здесь Гоголь, можно сказать, не знает соперничества, великое мастерство его не имеет предела».
«…Все последующее движение русского театра продолжало и продолжает собою Гоголя, а не Пушкина, продолжает «Ревизора», а не «Бориса Годунова». «Между многими качествами сила Гоголя и власть его над читателями проистекает из изумительного чувства им русского слова. Никто так не знал русского слова, не чуял его духа и формы». «Поклонимся этому удивительному художнику, поклонимся его гению, украсившему театр наш бессмертной комедией».
«После Гоголя, Некрасова и Щедрина совершенно невозможен никакой энтузиазм в России. Мог быть только энтузиазм к разрушению России». И вместе с обнаженными критическими уколами в адрес Некрасова, слова о нем: «Таких как эти две строки Некрасова:
Еду ли ночью по улице темной-
Друг одинокий!..
нет еще во всей русской литературе.
Толстой, сказавший о нем, что «он нисколько не был поэт», не только обнаружил мало «христианского смирения», но не обнаружил беспристрастия и простого мирового судьи. Стихи как:
Дом не телега у дядюшки Якова, — народнее, чем все, что написал Толстой. И вообще у Некрасова есть страниц десять стихов до того народных, как это не удавалось ни одному из наших поэтов и прозаиков».

Не избежал розановских стрел даже Достоевский, которого Розанов безмерно любил и пред которым преклонялся: «Съели наше счастье великие русские мистики» (0 Гоголе и Достоевском).
«Углы зрения» Розанова трагически отлучили его от всего писательского мира, как только они коснулись такого болезненного вопроса как Национальный. И не глубокие статьи по иудаизму и ветхозаветным темам и тонкий психологизм его заметок о еврейском быте не спасли его.
Публикации писателя по «делу Бейлиса» послужили поводом для изгнания Розанова из религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева и тем самым изгнанием из литературной среды, что было тяжелейшим ударом.
«Паук один, а десять мух у него в паутине. А были у них крылья, полет. Он же только ползает. И зрение у них шире, горизонт. Но они мертвы, а он жив. Вот русские и евреи. 100 миллионов русских и 7 миллионов евреев… «Погром — это конвульсия на муку. Крики на погромы — риторическая фигура страдания того, кто господин положения» — это тоже Розанов. И спрашивающий вас в лицо при встрече: Вы кто? Еврей? Немец?» — это тоже Розанов.

В последние месяцы и дни жизни идут от больного писателя из морозного Сергиева Посада слова признания: «Живите евреи. Я благословляю вас во всем, как было, как было время отступничества (пора Бейлиса несчастная), когда проклинал во всем. На самом же деле в Вас, конечно «цимес» всемирной истории. Да будет благословен еврей! Да будет благословен и русский». «Евреи — самый утонченный народ в Европе».
«0, я верю теперь только в жидов и немцев: спасут Россию, спасут и спасут. Сама Россия — испрохвостилась».
«…Среди русских есть, правда, одно дорогое качество — интимность, задушевность. Евреи — то же. И вот этою чертою они ужасно связываются с русскими. Только русский есть пьяный задушевный человек, а еврей есть трезвый задушевный человек». «Благородную и великую нацию еврейскую я мысленно благословляю и прошу у нее прощения за все мои прегрешения и никогда ничего дурного ей не желаю и считаю первой в свете по назначению».

В последнем письме друзьям — «Моя предсмертная воля» — Розанов пишет: «Я постигнут мозговым ударом. В таком положении я уже не представляю опасности для Советской республики. И можно добиться мне разрешения выехать с семьей на юг. Веря в торжество Израиля, радуясь ему, вот что я придумал. Пусть еврейская община в лице Московской возьмет половину права на издание всех моих сочинений и в обмен обеспечит в вечное пользование моему роду-племени Розановых частною фермою в пять десятин хорошей земли, пять коров, десять кур, петуха, собаку, лошадь, и чтобы я, несчастный, ел вечную сметану, яйца, творог и всякие сладости, и честную фаршированную щуку. Верю в сияние возрождающегося Израиля, радуюсь ему. Василий Вас. Розанов»

Но самой ярчайшей иллюстрацией розановских антиномий был сам Василий Васильевич. Читая писателя и зная его жизнь, не можешь отделаться от мысли: сколько же нужно было сил, чтобы могучий поток его внутреннего «я» не разорвал нескладную и слабую оболочку его «я» внешнего.
«Есть люди, которые рождаются «ладно» и которые рождаются «неладно». Я рожден «неладно»… Не «ладно» рожденный человек всегда чувствует себя не в своем месте; вот, именно, как я всегда чувствовал себя». С детства, с моего испуганного и замученного детства, я взял привычку молчать (и вечно думать). Все молчу… и все думаю… и все слушаю… И дураков, и речи этих «умниц»… И все, бывало, во мне зреет медленно и тихо… Я никуда не торопился, «полежать бы»… «Всегда было чувство бесконечной своей слабости… Слабым я стал делаться с 7-8 лет… Мне все казалось — вообще всегда, что меня раздавили на улице лошади»… «Страшная потеря воли над собою; над своими поступками, «выбором деятельности», «должности». «Меня даже глупый человек может «водить за нос»… «Иное дело мечта: тут я не подвигался даже на скрупул ни под каким воздействием и никогда, в том числе даже и в детстве. В этом смысле я был совершенно «не воспитывающийся человек, совершенно не поддающийся культурному воздействию». Почти пропорционально отсутствию воли к жизни (к реализации) у меня было упорство воли к мечте… На виду я все склоняемый. В себе (субъект) абсолютно несклоняем, «не согласуем». Какое-то «наречие»! «Я похож на младенца в утробе матери, но которому вовсе не хочется родиться. Мне и тут тепло…»

«…Я был в жизни всегда ужасно неуклюжий. Во мне есть ужасное уродство поведения, до неумения «встать» и «сесть». Просто не знаю как. И не понимаю где лучше (сесть, встать, заговорить). От этого в жизни, чем больше я приближался к людям — становился все неудобнее им, жизнь их становилась от моего приближения неудобнее», «… в семье я только «был некрасив». «К сожалению, у меня, кажется преотвратительная походка». «Удивительно противна мне моя фамилия… Ты что делаешь, Розанов? Я пишу стихи. — Дурак. Ты бы лучше пек булки… «Такая неестественно отвратительная фамилия дана мне в дополнение к мизерабельному виду. Сколько я гимназистом простаивал (когда ученики разойдутся из гимназии) перед большим зеркалом в коридоре и «сколько тарных слез украдкой» пролил. Лицо красное. Кожа какая-то неприятная, лоснящаяся (не сухая). Волосы прямо огненного цвета (у гимназиста) торчат кверху, но не благородным ежиком» (мужской характер), a какой-то поднимающейся волной, совсем нелепо, и как я не видел ни у кого. Помадил я их, и все — не лежат… — нет, это кончено. Женщина меня никогда не полюбит, никакая. Что же остается? Уходить в себя, жить с собою, для себя (не эгоистически, а духовно), для будущего. Конечно, побочным образом и как «пустяки», внешняя непривлекательность была признаком самоуглубления». » К дополнению: я с детства любил худую заношенную, проношенную одежду. «Новенькая» меня всегда жала, теснила, даже невыносима была». «Да просто я не имею формы. Какой-то «комок» или»мочалка». Но это от того, что я весь — дух и весь субъект; субъективное действительно развито во мне бесконечно, как я не знаю ни у кого… и отлично! На кой черт мне «интересная физиономия» или еще «новое платье», когда я сам (в себе, комке) бесконечно интересен, а по душе — бесконечно стар, опытен, точно мне тысяча лет и вместе — юн, как совершенный ребенок».

«…К вопросу о неуместности человека. Как-то стою в часовенке, при маленьком сквере около Владимирской церкви, на Петербургской стороне. Может и в самой церкви — забыл — было лет 14 назад. И замечаю, что я ничего не слышу, что читают и поют. А пришел с намерением слушать и умиляться. Тогда я подумал: » точно я иностранец — во всяком месте, во всяком часе, где бы ни был, когда бы ни был». Все мне чуждо, и какой-то странной, на роду написанной, отчужденностью. Что бы я ни думал, кого бы не видел — не могу ни с чем слиться. «Не совокупляющийся человек» — духовно. Человек — solo. Все это я выразил словом «иностранец», которое у меня прошепталось как величайшее осуждение себе, как величайшая грусть о себе, в себе». «Иностранец»… «Где ушибемся, там и болит». Не от этого ли я так бесконечно люблю человеческую связанность, людей в связанности, во взаимном миловании, ласкании. Здесь мой пафос к ним, так сказать, валит все заборы: ничего я так не ненавижу, ничему так не враждебен, как всему, что разделяет людей, что мешает им слиться, соединиться, стать «в одно», надолго… Конечно — лучше на вечность…» «Всю свою жизнь я был также неподвижен снаружи, как подвижен внутри». » В конце концов, я трус, ибо умел быть смелым только в мечтах, а жизнь прожил позорным ослом, не умевшим ни бежать, ни лягаться…» «Чувства преступности (как у Достоевского) у меня никогда не было: но всегда было чувство бесконечной своей слабости… » Было глубокое безразличие к внешней жизни (если не опасность)… «Нa факультет я поступил потому, что старший брат был «на таком факультете» без всякой умственной и вообще без всякой (тогда) связи с братом. Я всегда шел «в отворенную дверь», и мне было все равно, «которая дверь отворилась». Никогда в жизни я не делал выбора, никогда в этом смысле не колебался. Это было странное безволие и странная безучастность. И всегда мысль «Бог со мною»… Я входил в дверь, где было «жалко» или где было «благородно»…

«Для меня (и я думаю вообще в мое время) — писал М.Пришвин — самый замечательный писатель был В.Розанов». Как же сопоставить это со словами самого В.Розанова: «Никакого интереса к реализации себя, отсутствие всякой внешней энергии, «воли к бытию». «Я — самый нереализующийся человек. Воображение мое полно мыслей… но я ничего не умею». Здесь двуглавый пик величия и трагизма судьбы Розанова — писателя и человека. «Какая-то смесь бала и похорон в душе — вечно во мне. Творчество — и это, конечно, бал. Но не исполненный долг в отношении людей — ужасные похороны». «Всякое движение души у меня сопровождается выговариванием. И всякое выговаривание я хочу непременно записать. Это инстинкт». «Вся жизнь моя была тяжела. Свнутри грехи, извне несчастья. Одно утешение в писательстве. Вот отчего я постоянно писал». «Я решительно не могу остановиться, удержаться, чтобы не говорить (писать); и все мешающее отбрасываю нетерпеливо (дела житейские) или выраниваю из рук (книги)». «Бывало, Вася, еще не кончит чая, уже бежит к столу…», именно «бежит», радостно, весело в душе, в которой играют мысли, угрюмо лишь для постороннего глаза. Здесь за письменным столом были мои пиры, мои — вакханалии; здесь несравненная поэзия. Счастье писания есть счастье рождения». «Бог послал меня с даром слова и ничего другого еще не дал. Вот отчего я так несчастен». «Странное чувство отвращения и вместе связанности с литературой никогда не покидало меня, не покидает особенно последние годы. Я пишу — как доношу до конца давно тяжелую ношу… Литература отняла у меня все, что я любил, что я уважал: непосредственную жизнь: и замешала меня в то, что я никогда не уважал и не любил: во внешнюю объективную жизнь. От этого писал я всегда с враждою к самому писанию и к предметам писания. Кажется, отсюда же чувство литературного моего отвращения, литература была для меня тюрьмой, закрывшей свет солнца, людей, которых я любил, природу. Зеленое поле письменного стола — вот для меня природа, круг друзей… Но как же победить свой дар, когда все силы, которыми обладаешь, только из него текут… Это наиболее не знающий пощады победитель: человек, этим даром владеющий, — наиболее печальный пленник». «О, как хотел бы я вторично жить, с единственной целью — ничего не писать».

«Эти строки — они отняли у меня все; отняли у меня «друга», ради которого я и должен был жить, хотел жить, хочу жить. А «талант» все толкал писать и писать». Не забыть бы при всем этом, что своим «писательством» Василий Васильевич Розанов кормил большую семью и, что так коротки были промежутки, когда удавалось уйти из-под пресса времени, требовавшего написания статьи к «такому-то дню».

Но у этого «двуликого Януса» были два неприкосновенных сокровища, два чудодейственных родника, — любовь и преданность к которым была неизменна всю жизнь. Это Пушкин и семья.
«К Пушкину, господа! Если бы Пушкин не только изучался учеными, а вот вошел другом в наши дома, любовно перечитывался бы каждым русским от 16 до 23 лет, он предупредил бы и сделал невозможным разлив пошлости в литературе, печати, в журнале и газете…» «Ум Пушкина предохраняет от всего глупого, его благородство предохраняет от всего пошлого, разносторонность его души и занимавших его интересов предохраняет от того, что можно было бы назвать «раннею специализациею души…» «Пушкин — это покой, ясность и уравновешенность. Пушкин — это какая-то странная вечность… Это чудо. Пушкин нисколько не состарился: и когда Достоевский и Толстой уже несколько устарели по самой нервозности своей, по идеям, по взглядам некоторым, Пушкин ни в чем не устарел…» «Пушкин всегда с природою и уклоняется от человека, где он уклоняется от природы. В самом человеке он взял только природно-человеческое: вот — старость, вот — детство, вот — потехи юности и грезы девушек, вот труды замужних и отцов, вот — наши бабушки. Все возрасты взяты Пушкиным и каждому возрасту он сказал на ухо скрытые думки его и слово нежного участия, утешения, поддержки. И все немногословно. О, как все коротко и многодумно! Пушкина нужно «знать от доски до доски», и слова его:
Над вымыслом слезами обольюсь есть завещание и вместе упрек нам – это благородный, не язвительный упрек. Заметьте еще: ничего язвительного на протяжении всех его томов — прямо чудо… А как он негодовал! Но ядом не облил ни одну свою страницу. Вот почему он так воспитателен и здоров для души. Во всех его томах ни одной страницы презрения к человеку… «К Пушкину снова! Он дохнул бы на нашу желчь — и желчь превратилась бы в улыбки. Никто бы не гневался на «теперешних», но никто бы и не читал их…»
Но Пушкин еще и неколебимый защитник своей семьи, ее чести, домашнего очага — что наипервейшее в глазах Розанова. «Семья — ближайшее и самое дорогое для нас отечество…» «Семья есть самая аристократическая форма жизни… » «Семья — упавшая нашим небрежением с воза драгоценность, которую найдем ли мы опять или нет — неизвестно».
Проблемы пола, семьи и брака проходят глубинно через всю жизнь писателя, оставаясь корневыми в его мировоззрении и творчестве, фундаментальными, по его мнению, в построении религий, философии, права, просвещения, литературы и политики, основополагающими в жизни человека, общества, государства. «Дайте мне только любящую семью и я из этой ячейки построю вам вечное социальное здание».

Прикасаясь к семейной жизни В.Розанова, будем помнить его наказ: «Мне хотелось бы, чтобы меня некоторые помнили, но отнюдь не хвалили; и только при условии, чтобы помнили вместе с моими близкими. Без памяти о них, о их доброте, о чести — не хочу, чтобы и меня помнили».
Маленькому Васе было 3 года, когда вскоре после переезда из Ветлуги в Кострому, умирает отец, оставивший вдову с детьми и маленькой пенсией. Страшная нужда. «Как я чувствовал родных? Никак. Отца не видал и, поэтому совершенно и никак его не чувствую и никогда о нем не думаю. Но и маму я только «Когда уже все кончилось (†), почувствовал каким-то больным чувством, при жизни же ее не почувствовал и не любил… Темненькая, маленькая, из дворянского рода Шишкиных (очень гордилась), всегда раздраженная, всегда печальная, какая-то измученная, ужасно измученная (я потом только догадался), в сущности, ужасно много работавшая и последние два года больная. Правда, она с нами ни о чем не беседовала и не играла, но до этого ли ей было…» «Вся истерзанная, — бессилием, вихрем замутненных чувств… Но она не знала, что когда потихоньку вставала с кровати, где я с нею спал (лет 6-7-8), то я не засыпал еще и слышал, как она молилась за всех нас, безмолвно, потом становился слышен шепот… громче, громче… пока возгласы не вырывались с каким-то свистом (легким). А днем опять суровая и всегда суровая. Во всем нашем доме я не помню никогда улыбки». «… На наш «не мирный» дом как бы хорошо повеяла зажженная лампадка. Но ее не было (денег не было ни на масло, ни на самую лампадку). И весь дом был какой-то у! у! у! — темный и злой. И мы все были несчастны. Но что «были несчастны» я понял потом. Тогда же хотелось только «на всех сердиться».
В 1881 году 25-летний В.Розанов женится на Аполиннарии Сусловой (она на 16 лет старше) дальней родственнице Ф.Достоевского. Брак был на редкость неудачным. По словам З.Гиппиус, в доме часто происходили бурные и дикие сцены. Пришлось уйти от жены, не дававшей согласия на развод. Так А.В.Суслова нанесла самый чувствительный в жизни писателя удар (как говорят: «на всю оставшуюся жизнь»), официально сохранив «незаконным» брак с обожаемым человеком и оставив «незаконными» любимых детей.

В Ельце Вас.Вас. встретил «друга» — Варвару Дмитриевну Бутягину (в девичестве — Рудневу). В мае 1891 года, после тайного венчания, молодые спешно покинули Елец. Трудно сказать, что было бы с человеком и писателем Розановым (всю жизнь боявшегося холода внешнего и внутреннего (душевного)), если бы судьба не поставила ему на пути: «теплый» дом и «друга».
«Как Бог меня любит, что дал «ее мне» (это написано через 40 лет после тайного венчания). «До встречи с домом «бабушки» (откуда взял вторую жену) я вообще не видел в жизни гармонии, благообразия, доброты…» …Мне совершенно было непонятно, зачем все живут и зачем я живу, что такое и зачем вообще жизнь — такая проклятая, тупая и совершенно никому не нужная… И вдруг я встретил этот домик в 4 окошечка, подле Введения (церковь. Елец), где все было благородно. В первый раз в жизни я увидел благородных людей и благородную жизнь. И жизнь очень бедна, и люди очень бедны. Но никакой тоски, черни, даже жалоб не было. Было что-то «благословенное» в самом доме, в деревянных его стенах, в окошечке в сенях на «Засосну» (часть города). В глупой толстой Марье (прислуга), которую терпели, хотя она глупа, и никто не обижал. И никто вообще никого не обижал в этом «благословенном доме». Тут не было совсем сердитости, без которой я не помню ни одного русского дома. Тут тоже не было никакого завидования, «почему другой живет лучше», почему он счастливее нас», — как это опять-таки решительно во всяком русском доме. Я был удивлен… Как может быть жизнь благородна и, в зависимости от одного этого — счастлива: как люди могут во всем нуждаться, «в судаке к обеду», «в дровах к 1 числу»: и жить благородно и счастливо, жить тяжелыми, грустными, без конца грустными воспоминаниями: и быть счастливыми потому одному, что они не против кого не грешат (не завидуют) и ни против кого не виновны. Ни внучка 7 лет, «Санюша», ни молодая женщина 27 лет, ее мать, ни мать ее — бабушка, лет 56. И я все полюбил… С этого и началась моя новая жизнь».

«Если бы не любовь «друга» и вся история этой любви — как объединилась бы моя жизнь и личность! Все было бы пустой идеологией интеллигента. И, верно, все скоро оборвалось бы», «Варя есть самый нравственный человек, которого я встретил в жизни и о каком читал. Она бы скорее умерла, нежели бы произнесла неправду, даже в мелочи. «Я никогда не видел «друга» оскорбившемся и в ответ разгневанным».

«… Я ужасно привязан и, так сказать, дрожу над своей женой». «И живем
счастливо. У нас пять человек детей, ни разу не ссорились. Во всем она мне
покорна, а ее еще больше слушаюсь, чем она меня. Была нужда ужасная, и один (шестой) ребенок умер. — все перенесли, ютясь друг возле друга».

«Работа и страдание — вот вся моя жизнь. И утешение — что я видел заботу «друга» около себя… Она еще более меня страдала, и еще больше работала. Когда рука уже висела, — в гневе на недвижность (весна 1912 года) она, остановясь среди комнаты, несколько раз взмахнула обеими руками: правая делала полный оборот, а левая — поднималась только на небольшую дугу (жизнь только в плече и локте), и со слезами стала выкрикивать, как топая на больную руку: — Работай! Работай! Работай! Работай! У нее было все лицо в слезах. Я замер. И в восторге и в жалости».
«Я безумно люблю детей»
«У меня всегда было печальное тщеславие бедностью, и именно, детскою: «Ну, как-нибудь проходите и эту зиму, обойдется». Поноси, Надя», Васино пальто, оно тебе впору, что, что мужское», «Дети, правда, вышли чудные от этого, скромные, работящие, безумно трудолюбивые. Хорошие дети, я думаю, — исключительные. Точно эллины — в простоте и невзыскательности».
» Бодро, крепко:
-Ну, Варя, сажусь писать.
-Бог благословит! Бог благословит!
И большим крестом клала три православных пальца на лоб, грудь и плечи. И выходило лучше. Выходило весело (хорошо на душе)».
Но куда же отнести умолчания и разговоры о «страшной рапущенности Розанова, как быть с проклятиями в его адрес, в адрес человека, открыто заговорившем о непроизносимом и интимном?
В его чувственном, пахучем мире — главенство пола, беременности, рождения и писатель в одиночку борется за признание их чистоты и первопричинности.

«Мы культивируем ум; мы также можем культивировать пол; возьмем ли мы школу, возьмем ли устроение воинской повинности, да и весь строй нашей цивилизации, односторонне мужской, т.е. неуравновешенной — мы увидим, что жизнь пола везде пренебреженна, просто о ней не было вопроса, она не была замечена, как именно «незначащее удовольствие».

«Такие же претензии у Розанова и к церкви: «… Иисус Христос уже никак не научил нас мирозданию; но и сверх этого и главным образом: » «дела плоти» он объявил грешными, а «дела духа» праведными». Я же думаю, что дела плоти суть главное, «дела духа» — так, одни разговоры. «Дела плоти» и суть космогония, а «дела духа», приблизительно выдумка, и Христос, занявшись «делами духа», — занялся чем-то в мире побочным, второстепенным, дробным, частным. Он взял себе «обстоятельства образа действия», а не самый «образ действия» — т.е. взял он не сказуемое того предложения, которое составляет всемирную историю и человеческую жизнь, а только одни обстоятельственные, теневые, штриховые слова. » Сказуемое — это еда, питье, совокупление. О всем этом Иисус сказал, что — «грешно», и что «дела плоти соблазняют вас». Но если бы «не соблазняли» — человек и человечество умерли бы. А как «слава Богу — соблазняют», то — тоже» слава Богу» — человечество продолжает жить». «Пути физиологии суть пути космические — и «роды женщины» поставлены впереди «солнца, луны и звезд».

«Нравились ли мне женщины, как тела, телом? Ну, кроме мистики… in concreto? Вот «та» и «эта» около плеча? Да, именно — «около плеча, но и только хотелось пощипать» (никогда не щипал) С детства. Всегда любовался: щеки, шея. Более всего грудь. Но отвернувшись, даже минуты не помнил. Помнил всегда дух и в нем страдание. Хищное («Хищная женщина») меня даже не занимало. В самом теле я любил доброту его. Пожалуй, добротность его. Волновали и притягивали, скорее же очаровывали груди и беременный живот. Я постоянно хотел видеть весь мир беременным». «От живота не меньше идет идей, чем от головы (довольно пустой) и идей самых возвышенных и горячих. Идей самых важных, жизнеутверждающих. То же было у Толстых. София Андреевна не очень была довольна, что мы приехали (без спроса у нее; она очень властолюбива). Но заговорили (по поводу ее «открытого письма» Л.Андрееву), и уже через 1/2 часа знакомства она рассказывала о своих родах, числе беременностей, о кормлении грудью. Она вся была великолепна, и я любовался ею. И она рассказывала открыто, прямо и смело… Отношение к женщине (и девушкам) у меня и есть вот это: всегда к судьбе их: всегда горячее, всегда точно невидимо за руку веду их (нить разговора) к забеременению и кормлению детей, в чем нахожу высший идеал их существования…» И еще мысли по поводу. «Любовь подобна жажде. Она есть жажданье души тела (т.е. души, коей проявлением служит тело). «Кроме замужества — совокупление есть гибель. Обществу оно безвредно: но оно губит субъекта, лицо». «Только у человека: цветет, а завязаться плоду не дает». «И никогда не смейте кричать: «Ты пала» (родители — дочерям), когда уже 3-4 года прошло, когда она вся томилась, ожидая».
«Анкета показала, что приблизительно с VI класса гимназии все учащиеся вступают в полосу перемежающихся с проституцией онанизма… Не только должен быть разрешен брак гимназистов (с 16-ти) и гимназисток (с 14 l/2), но он должен быть обязательным».

II

С 1883 года начинают печататься в русских изданиях философско-педагогические статьи Розанова, увенчанные уникальным трудом «Сумерки просвещения» (1899г.).
Оригинальность и самобытность «углов зрения» писателя уже были известны, но откуда такое глубинное понимание существа дела, охват всех проблем просвещения от научной разработки философии образования и воспитания до чистой конкретики деятельности учебного заведения и преподавателей?

Нельзя без улыбки сквозь слезы (сколько и сейчас таких горемык сидит за партами) читать о первых «педагогических» воспоминаниях Васи Розанова, гимназиста Нижегородской Гимназии. «Завтра — уроки, надо приготовить уроки, и я раскрывал журнальчик, смотрел: «пятница — такие-то уроки, но припоминая пять учительских физиономий, вместе с тем припоминал, что один учитель что-то как будто задал, но не прямо, а косвенно, второй велел что-то повторить, третий задает так много, что все равно не выучить, четвертый — дурак и его все обманывают, пятый урок физики и будут опыты. Тогда я облегченно вздыхал. 0, это был радостный вздох бытия. «Значит, ничего не задано!» Тогда я все пять книжек, по всем пяти урокам, клал дружка на дружку и совал в угол стола, чтобы завтра не искать. «Значит, все готово к завтрому?!» «Утром я вставал — тихий, скромный, послушный, выпивал два стакана чаю с молоком, брал приготовленные вчера пять книжек и шел в гимназию. Здесь я садился за парту и, сделав стеклянные глаза, смотрел или на учителя, который в силу чарующей, гипнотической внимательности моей объяснял не столько классу, сколько в частности, мне; а на математике — смотрел также на доску. Семь лет постоянного обмана сделали то, что я не только внимательно смотрел на учителя, но как-то через известные темпы времени поводил шеей, отчего голова кивала, но не торопливо, а именно как у вдумчивого ученика, глаза были чрезвычайно расширены (ибо я был ужасно счастлив в душе), и, словом, безукоризненно зарабатывал «пять» в графе «внимание и прилежание». Конечно, — я ничего не слышал и не видел. Когда меня вызывали — это была мука и каинство. Но все семь лет учения меня, безусловно, любили все товарищи (и я их тоже любил и до сих пор люблю), и едва произносилась моя фамилия, как моментально спереди, сзади, с боков — все оставляли друг с другом разговоры, бросали рассеянность, вообще бросали свои дела и начинали мне подсказывать. Сам я никогда и никому не подсказывал, потому что совершенно ничего не знал и притом ни по одному предмету».

Очень тяжелы воспоминания об учебе в младших классах гимназии (еще в Костроме): «… Наша семья впала в крайнюю бедность так, что для отопления комнаты, как я помню, мы употребляли забор, отделявший сад от дома, и очень часто нуждались в хлебе, так как овощи были из своего сада. Имея учебники только по некоторым предметам, а главное, исполняя разные хлопоты по дому и хозяйству, как-то: топка печи или отыскание забредшей на чужой огород, коровы; я учился дурно и помню едва и часто не мог дать себе отчета, что именно проходят в нашем классе, о чем учат мои товарищи. Поэтому я остался на второй год во втором классе, и этот же год был годом смерти моей матери…» После окончания Университета молодой Розанов вновь попадает в мир ученичества. Более 10 лет он преподает историю, географию и литературу в гимназиях Брянска, Ельца и маленького городка Белого в Смоленской губернии, как писал его биограф В.Щербаков: «Учительство тяготило его, в нем, кроме «милых физиономий» и «милых душ» ученических все было отвратительно, чуждо, несносно, мучительно в высшей степени: «Формa: a я — бесформенный. Порядок и система: а я бессистемен и даже беспорядочен. Долг: а мне всякий долг казался в тайне души комичным и со всяким «долгом» мне… хотелось устроить «каверзу», «водевиль» (кроме трагического долга). В каждом часе, в каждом повороте «учитель» отрицал меня, я отрицал «учителя». Было взаимно — разрушение «должности» и «человека». Что-то адское. Я бы мне кажется «схватил в охапку всех милых учеников и улетел с ними в эмпирии философии, сказок, вымыслов, приключений «по ночам в лесах» — в чертовщину и ангельство, больше всего в фантазию. Но 9 часов утра, «стою на молитве», «беру классный журнал, слушаю; реки, впадающие в Волгу», а потом… «систему великих озер Северной Америки и (все) штаты с городами, Бостон, Техас, Соляное озеро, «множество свиней в Чикаго», «стальная промышленность в Шеффилде (это, впрочем, в Англии), а потом лезут короли и папы, полководцы и мирные договоры, «на какой реке была битва», с какой горы посмотрел Иисус Навин», «какие слова сказал при пирамидах Наполеон», и в довершение — «к нам едет ревизор» или «директор смотрит в дверь, так ли я преподаю… «Ну, что там толковать — сумасшествие».

Статьи о рутине гимназической жизни, которые Розанов пишет, живя в г. Белом, были, наверное, последней каплей, так как восстановили все учительство, всю педагогическую администрацию округа против «вольнодумного» учителя. Но через 8 лет уже во всероссийском масштабе «вольнодумный» и дерзкий учитель (и набирающий силу писатель — философ) поставит краеугольный камень в педагогике своими «Сумерками просвещения». «Мы имеем дидактику и ряд дидактик, мы имеем вообще педагогику, как теорию некоторого ремесла ли, искусства ли (внедрять данную тему в данную душу), но мы не имеем того, что можно бы назвать философией воспитания и образования, т.е. обсуждения самого образования, самого воспитания в ряду остальных культурных факторов и также в отношении к вечным чертам человеческой природы и постоянным задачам истории. Кого не поразит, что, так много учась, так тщательно учась при столь усовершенствованных дидактике, методике и педагогике, мы имеем плод всего этого (новый человек) скорее отрицательный, нежели положительный. Забыта именно философия воспитания; не приняты во внимание, так сказать, геологические пласты, коих поверхностную пленку «назема» мы безуспешно пашем».
«Три принципа образования мне видятся равно нарушенными во всех типах
школ…

  1. Принпип индивидуальности. Он требует, чтобы как в образуемом (ученик)
    так и в образующем (учебный материал) была по возможности сохранена индивидуальность, это драгоценнейшее в человеке и в его творчестве.
  2. Принцип целости. Он требует, чтобы всякое входящее в душу впечатление не прерывалось до тех пор другим впечатлением, пока оно не внедрилось,
    не окончило своего взаимодействия с нею, потому что лишь успокоенный в себе, незанятый ум может начать воспринимать плодотворно новые серии впечатлений.
  3. Принцип единства типа. Он состоит в требовании, чтобы все образующие
    впечатления, падающие на данную единичную душу, или, что то же, исходящие из данной единичной школы, были непременно одного типа, а не разнородные или не противоположные.

«… Единой культуры, единого, перед чем преклонялся бы человек, нет теперь. Есть три совершенно разнородных, проникнутых антагонизмом культа, куда человек хотел бы нести в жертву свои духовные дары, куда он несет их, но спотыкаясь и растеривая почти все по дороге, едва доносит что-нибудь до цели: это культ античной цивилизации, христианского спиритуализма и точных внешних познаний человека о cебе и о природе».

Прошло почти 100 лет. Что же в школах российских сумерки сгустились или забрезжил рассвет? Когда на нашей земле человек совершает злодеяние, я не могу отделаться от мысли: «Ведь он кончил школу; а в школе «плохому не научат». Говорят, виновата семья, но ведь и отец и мать современного молодого человека тоже закончили нашу советскую школу. Почему же так часто горьки плоды, ведь кажется, сеяли и растили старательно?

Вчитаемся внимательно в провозглашенные Розановым принципы образования, ведь Василий Васильевич был провидцем (его даже Распутин побаивался). «Где она (индивидуальность -В.Л.) не сохранена, подавлена или в пренебрежении, там образования совершенно не происходит — вот моя мысль; только как личность, как этот определенный человек, а не «человек вообще», Я могу быть наиболее изобретателен в мыслях, своих чувствованиях, упорен, тверд в стремлениях. Оставьте во мне «человека вообще», действуйте только на него и только общими же своими сторонами, и вы, наверное, сделаете меня во всем недалеким, ко всему вялым, ни в чем не ярким: незаметно для себя, вы сделаетесь и сами такими же: вы многого еще не забудете, но лучшее в себе потеряете: многому меня обучите, но не пробудите никогда самого во мне лучшего, что уже есть, дремлет, заложено в особенностях моего душевного склада.
Что же делать современному родителю, учителю, чтобы сохранить индивидуальность ребенка?

  • Признать ее де-юре и де-факто и перестать сравнивать с другими (любимое занятие взрослых). Все дети талантливы. Только надо распознать в чем и поддержать. «Творит человек, т.е. приносит нечто новое в мир, всегда не общим, что есть у него с другими людьми, но исключительно, что принадлежит ему одному».
  • Выбрать (по возможности) школу поменьше. Комфортность учащихся определяется, в основном, «духом школы», но в большой школе ребенка приветить и защитить труднее, да и «школьная дедовщина» круче. Крупные школы непременно архитектурно должны быть расчленены на начальную и среднюю.
    «…Менее всего доверяйте большим, строго организованным, хорошо дисциплинированным школам: что бы они не дали вам, они отнимут у вас драгоценнейшее, чем то, что вы получите от них».
    «…Берегите маленькие школки, плодите их и недоверчиво смотрите на всякую огромную, в 2-3 этажа, педагогическую махину, со многими сотнями учеников, десятками учителей. Можно быть уверенным, все недостатки школы здесь есть в увеличенном виде, «течение всех болезней — дурно».
    «Я говорю это к тому, чтобы внушить читающему мысль: до какой-то степени не только допустимо, но и желательно развитие между гимназией и семьею частных школок, с оборванными программами, с неполнотою в проходимых предметах, так сказать 1/2 — 1/8 гимназии, руководимой частным учителем, где семья находила бы помощь своей работе, могла бы получить то пособие, например, в математике и языках, которого не в силах сама оказать. В такой школе всякий недостаток ученика рано виден, вовремя может быть поправляем. Всякая мать в такой школе может прийти с указанием необходимости обратить внимание на этот или тот недостаток сына. Здесь возможно общение, которое, в сущности, невозможно между семьей — слишком малым миром и гимназией — миром слишком большим и сложным, «высокоумным».
  • Стремиться к созданию таких учебных программ, гибкость которых позволили бы ребенку заниматься любимым предметом (где, возможно, раскроется его индивидуальность) без ущерба для его комфортности в деле обучения.
    Пусть у каждого ученика будет наставник, подобный лицейскому учителю математики, который, ставя очередной «ноль» будущему поэту говорил: «Садитесь, Пушкин, и пишите свои стихи». Страшно подумать, что было бы, обойдись он с Александром по всей строгости школьных законов, иссушив его изучением полных курсов алгебры и геометрии, которых Пушкин совершенно не воспринимал.
    «Едва ученик в возрасте 15-16 лет, ученик непременно даровитый, с огоньком, с искрой, начнет привязываться к чему-нибудь, полюбит особенно какой-нибудь предмет в гимназическом преподавании – как его сперва предупреждают об опасном его положении, а потом немедленно и выгонят. Ибо кто жe не понимает, что привязаться неформально, привязаться внутренно, мыслью, сердцем — это непременно значит несколько отвязаться от других, ничего общего не имеющих с любимым предметом».

Сохранить индивидуальность ученика можно лишь, уважая посильные ритмы его работы, колеблющиеся по многим причинам. Нельзя травмировать ребенка, работающего медленно, также как нельзя тормозить мысли и дела его одноклассника, двигающегося в высоком темпе. Взяв разумную сердцевину Дальтон-плана или Йена-плана, лучше сдвинуть зафиксированные концы урока, дня, четверти или года, чем нарушить естественный ритм работы учащегося.

О втором принципе, принципе целости, Розанов писал: «Отсутствие разорванности в группах знаний, в художественном чучстве, в волевом стремлении — вот требование этого принципа: он указывает, что нельзя дробить очень сильно знания, ощущения: что так раздробленные, будучи и вполне приняты, они уже вовсе не оказываются тем, чем были вначале, что они суть в себе самих, в своей целости. Именно культурного, образующего, воспитывающего значения они не удерживают в себе при этом. И как «учебная переработка», «изложение своими словами» являются разрушительными по отношению к художественной красоте памятников, так это дробление является разрушительным по отношению к их силе. Школа, где нарушен принцип индивидуальности не воспитывает, не образует: где нарушен принцип целости — не влияет, не сообщает каких-либо убеждений, не дает веры во что-нибудь.

И если в сбережении и развитии индивидуальности в ученике добросовестному преподавателю, по крайней мере, ясно в каком направлении двигаться, то с дроблением в школе знаний, впечатлений гораздо сложнее: ведь это основа любой программы.
Рассказывали (не знаю быль это или нет), что один умный и любящий детей человек, знал, что через три года он станет директором школы, и все это время посвятил подбору ярких, талантливых учителей, что ему и удалось. Первые дни и недели учебы были глубоко радостными для детей и взрослых. Но счастье было недолгим. По непонятным причинам уже через несколько месяцев были явные признаки переутомления детей, а некоторые склонялись к уходу из школы. Талантливые физик, литератор, математик, историк, химик, завладев душами своих слушателей, уносили (каждый в свои 45 минут) их к высотам человеческого ума, свершений и добродетелей. И разве посильно было детским сердцам и головам за 10-минутную перемену перебраться с одной вершины на другую? Какой же выход? Ведь талантливый учитель — это основное, что держит школу, эта уникальная индивидуальность, которая и строит растущую индивидуальность: талантливый учитель — это на всю жизнь.

«…Горе в том, что если он (ученик — В.Л.) и заинтересовался на уроке истории рассказом учителя — звонок, гам, опять: «По местам» — и перед ним алгебра: едва он занялся теоремой — снова гам, опять звонок и — Закон Божий. И так ни над чем не остановиться восемь лет, ни над чем не задуматься: какая-то адская репортерская работа над отвратительными учебниками — и это в возраст самый нежный, самый впечатлительный, естественно, самый идеальный».

» …Боже Мой, кому же непонятно, что если бы Марии Египетской в минуту страстного покаяния и когда она взяла уже Евангелие, было позволено читать его с тем непременным условием, чтобы после каждого изречения Спасителя она проделала маленькую арифметическую задачку и после всякой прочитанной главы выучивала города Германии и Бельгии, — кому не понятно, что не покаяние, но смех и раздражение это чтение вызвало бы в ней, что в Египте было бы одной грешницей больше и одною святою меньше на небесах».

«Пять уроков в день, пять разнородных предметов внимания в утреннюю половину дня, в классное время, и столько же предметов внимания в вечернюю половину дня, во время приготовления уроков на завтра. Десять разнородных интересов за день: десять пережитых впечатлений, между собой не связанных и не связуемых. Вот где не найденный, никому не приходивший на ум корень опустошительного действия новой школы, не у нас только, но и целой Европе: ибо какими же мелкими, тусклыми черточками ложатся эти впечатления на душу: какой нужен индифферентизм души, чтобы, равнодушно покидая один предмет, бесстрастно переходить к другому, но и на нем, как на предыдущем, не держаться вниманием более 55 минут (продолжительность урока). Чиновнички алгебры и катехизиса, ученики вместе с тем, уже с возраста 10 лет суть актеры всякого вида знания, никакого вообще духовного интереса, так же мало привязанные к сменяющимся перед ними впечатлениями, как мало привязан актер к надеваемым и сбрасываемым им мантиям, к коронам, парикам. Репортер торопящейся газеты, актер плохого провинциального театра — вот аналогия, вот тип, по которому созданы условия умственного и нравственного воспитания детей, юношей, девушек, — повторяем, не у нас одних, но всюду, где внедрились и действует новая государственная школа».

«…Почему в школе не завязывается никаких сильных влечений, интересов, привязанностей — умственных, эстетических, религиозных, гражданских? Часто мне представляются вопросы: отчего случайная встреча с человеком, даже одинакового умственного развития, но противоположного склада убеждений, иногда неизгладимо влияет на нас, преображает нас? И отчего никогда этого действия не оказывает школа, школа именно нового типа (потому, что все прежние подобное действие оказывали)? Где лежит тут разница и в чем вообще заключается тайна влиятельности? Мне кажется, заключается она в цельности того, что влияет. Ведь и одинокий друг ни в чем не мог бы убедить нас, если бы на полуслове, на полуаргументе прерываемый, он должен был уходить куда-то и на его место являлся бы «новый друг»: ведь и книга, листы которой были бы переложены листами множества других книг, которые все мы были бы обязаны читать с одинаковым безраздельным на время вниманием, не произвела бы на нас никакого впечатления. Нужно долгое, вдумчивое к одному чему-нибудь отношение, чтобы это одно стало нам дорого, чтобы оно овладело нами после того, как мы им овладели. И вот почему принцип целости всею своею силой становится против множественности предметов изучения, против чрезмерной краткости уроков, до какой она теперь доведена (5/6 часа), против их обилия в один день. Он указывает, что, как бы ни были ценны сведения, этим путем приобретенные, они все ложатся на индифферентную к ним почву: что какими бы навыками, знаниями ни был наделен здесь человек, он останется человеком невоспитанным, необразованным. И здесь мы снова приходим к ряду самых простых, практических указаний и к ряду оценок, совершенно расходящихся с теми, какие обычно делают школе. Лучшая школа, элементарная или средняя, есть не та, которая расширяет горизонтальные курсы, прибавляя к одним предметам новые: лучшая та, которая их суживает и в то же время углубляет. Идеал образования на этих двух ступенях есть minimum изучаемых отраслей знания, но изучаемых очень внимательно, очень строго. При этом суждении можно, по крайне мере, на протяжении одного дня сделать предметом внимания только один, два, три предмета: мы говорим страшно много, говорим против своего убеждения — ввиду подавляющего впечатления практики, которая дошла до 10-12 разнородно сменяющихся предметов в сутки. (5-6 в школе и 5-6 дома – В.Л.)».

Какие же пути сохранения целости знаний и впечатлений, как же обойтись без поурочного чередования предметов, ведь любому специалисту необходимы хотя бы элементарные сведения из основных наук, изучаемых в школе?

Одно направление уже подсказано Розановым и его опробывают современные альтернативные школы — это «метод погружения».

Второе — попытки передать детям мысль о единстве мира, единстве его законов, освоить уроки «мироведения». Вспоминаю, не принятые моими коллегами в бытность работы завучем предложения по так называемым «межпредметным связям»: физику пойти на урок химии, а историку на урок литературы, Не согласились, а были хорошие, умные учителя. Дети, те вообще с трудом воспринимают возможность соприкосновения школьных предметов.
Надо взять также лучшее из «метода проектов», наглядно иллюстрирующего необходимость сочленения знаний и умений многих дисциплин.
Мы еще можем предложить плохие знания своих детей (жизнь — доучит, что часто и бывает), но как смириться с нравственной неустойчивостью, с потерей характера, натуры подростка, проведшего долгие годы в столь «великоумном» заведении, как школа. Чрезвычайно интересны здесь мысли писателя:
«Для церкви «воспитанный» значит религиозный: для семьи — это значит любящий, преданный, и даже для всякого свободного мыслителя «воспитанный» значит крепкий в суждении, сильный в испытании природы. Напротив, для государства, ко всему этому индифферентного, во всем этом темного, «воспитанный», значит усвоивший правила веры, знающий сыновние обязанности, наконец, уже достаточно обогащенный сведениями. Все реальные ощущения, качества, идеи для него заменяются идеями, качествами, ощущениями, сознаваемыми как должное — запоминаемыми, а не испытываемыми. Что переживает человек, умиленно где-нибудь, когда-нибудь, ни для кого не видно молясь, — этого оно не знает: и заслугу этого оно не признает по ясному, твердо очерченному, все измеряющему своему характеру. Также точно и по той же причине для него неуловим и им остается непризнан всякий художественный восторг, каждое умственное увлечение, все внутреннее, что мы невольно соединяем с образом воспитанного и развитого человека. Для признания и оценки всего этого ему нужно, чтобы оно было выражено в ясных, измеримых фактах: в часах и минутах, у него на глазах проведенных в молитве, в запомненном поэтическом произведении, в количестве усвоенных знаний».

«…Оно (государство — В.Л.) боится всякого реального созерцания, которое могло бы отнять минуту у книжного усвоения: боится лишнего часа проведенного в церкви, который оставил бы незаполненную лишнюю страницу из Катехизиса: отвергает как совершенно излишнее непосредственное созерцание природы, которое могло бы оставить не разученными важнейшие отражения этого созерцания в поэзии или художестве. «Бежин луг» Тургенева, «Днепр» Гоголя — это ему нравится: но час, проведенный действительно на Днепре, или ночь, проведенная группой детей в лугу, за околицей, — это только праздность, почти достойная наказания. В поколении, проходящем через подобное воспитание, его влияние отражается тем, что можно было бы назвать «отсутствием натуры». Обремененное сознание, скорее даже просто память, чрезмерно перевешивает все сильные, страстные и деятельные, стороны души. При лучших успехах этого воспитания действительность, наконец, просто теряет интерес для воспитываемых, они сохраняют способность переживать ее лишь книжно — природу как предмет для поэзии, как напоминание о ней, жизнь как предмет для размышлений, для теоретических выкладок. В них утрачивается вкус к самой жизни: даже понимая ее умом как главное, существеннейшее, они уже ощущают ее лишь как второстепенное, отражающееся в сознании».

Особенно страшны становятся эти запоминаемые, а не испытываемые чувства в те моменты, когда школа пытается пробудить нравственность и любовь к Родине.
«Школа предъявляет требования к уму, а не к нравственности». «Нельзя каждую субботу испытывать патриотические чувства» «… Заставляли всей гимназией перед портретом Государя петь каждую субботу «Боже, царя храни». И, конечно, мы пели», но каждую субботу что-то улетало с зеленого дерева народного чувства в каждом гимназисте: «пели» — а в душонках маленьких и детских рос этот желтый, меланхолический и разъяренный нигилизм… Вот в «этом официально-торжественном, в принудительном патриотизме» все дело… Чувство Родины — должно быть строго, сдержанно в словах, не речисто, не болтливо, не «размахивая руками» и не выбегая вперед (чтобы показаться). Чувство Родины должно быть великим горячим молчанием».

Тревожит писателя оторванность жизни школы от родных мест, от истории и культуры своего края. «Учась в Симбирске — ничего о Свияге, о городе, о родных (тамошних) поэтах — Аксакове, Карамзине, Языкове; о Волге — там уже прекрасной и великой.
«Школа должна жить здесь и теперь; в каждый момент вся полнота ее сил должна быть отдана вот этому текущему моменту, вся полнота забот — вот этим частным нуждам, этим маленьким лицам, которые ожидают этих забот… Местный характер поэтому должен быть в высшей степени наблюден в школе, в ее быте, в зависимости, в составе не только учащихся, но по мере возможности, и учащих; не говорим уже о воспитывающих».

Раскрывая «Сумерки просвещения» мне не терпелось узнать, чем дышала школьная жизнь столетие назад, была ли школьная «барщина», как жилось самобытным и ярким, критиковались ли школьные программы за трудность и, конечно, взгляды писателя на эти и многие другие проблемы.
«Школы должны облегчить свои программы» — слышится лозунг, слышится много лет. Но школа трудная всегда лучше легкой, если ее трудность плодотворно напрягает умственные силы. Тягостно в умственном отношении вовсе не то, что трудно, что вызывает долгое раздумывание, что сразу не дается. «Трудная» задача в математике есть всегда интересная, и мы не можем оторваться от нее, пока не решим; ученик гимназии, у которого не решается «трудная» задача, рискует приготовлением остальных уроков и не может бросить, забыть его мучающей задачи; кто же это не видал, кто не испытывал? Итак, если школа бросается по «трудности», бросается 80-90% из поступающих в нее, то это потому, что «трудность» ее есть трудность без заключенной в ней мысли, только внешним образом истомляющая; в том, что ее бескультурная работа вовсе не будит способностей ученика себе навстречу, что ее «трудности» не изощряют остроту этих способностей, не возбуждают их, в том, что 8-летняя видимость умственных занятий решительно не сопровождается теми освежающими моментами угадывания, нахождения, надежды, сознанной ошибки и, наконец, решения, которые поддерживают силы ученика при решении «трудной» задачи.
«Трудная школа» — но даровитый ученик не устает вовсе, не устает никогда трудиться над возбуждающим его дарование предметом; это же есть высшее счастье — умственный труд; разве мы устаем писать, читать, т.е. учиться? Философы разве уставали размышлять? И это в возрасте зрелом или старческом, т.е. когда дарование не развивается, когда ум до известной степени одеревенел, когда работа есть только работа, а не рост прежде всего. Нормальное учение должно так же мало утомлять, оно должно так же проситься, искаться учеником, как еда, как воздух; и, именно учение трудное, не дающееся сразу, вызывающее на борьбу с собой. Ученик «устал»; но это, прежде всего, от того, что он не учился; что он сидел 4-5 часов навытяжку перед учителем, ничего не думая и ничего не слушая; он истощен телом, он нервирован — заботою, опасением, что вот-вот его вызовут отвечать урок; он «утомлен», наконец, выучкой вот этой страницы, от этих 14-16 стихов «Энеиды», когда решительно не помнит, что было раньше той страницы, а предыдущих стихов и вовсе не готовил и потому совершенно не понимает их. Он «устал» от отупения; он пассивно не может выносить 4 часов классной работы над ним учителя и пяти-шести часовой работы над ним нелепо составленного преподавателем-аферистом учебника».
Почему же, по мнению Розанова, так мал процент окончивших в гимназии курс (2-3 % и вообще даже менее).
«Истинная причина этого явления кроется в том, что в первой поре своей ученик сделан искусственно слабым, идет предустановленно распущенным образом; и когда в эту распущенность ученики уже вошли и к ней привыкли, им неожиданно (на 4-й год обучения) предъявляется чрезмерная строгость требований, и притом не только за проходимое в данный год, но и за все пройденное ранее. Сперва развратить слабостью, потом исправить строгостью, не научить в начале и в конце все-таки потребовать — вот изумительная, ничьего внимания не останавливающая на себе и совершенно непонятная в основаниях постановка дела, в которой и лежит объяснение, почему нормальное прохождение курса в нашей средней школе почти невозможно, — и когда возможно для некоторых, даже для них является возможным лишь в силу обмана, к которому вынужден прибегать учитель».

«Учение становится невыносимо трудно; ученик почти ничего не понимает в том, чему он учится… В фактах истории, в явлениях физики, в наблюдениях космографии он не видит давно никакой связи и за недосугом, даже не спрашивает себя об этой связи, не справляется о ней по учебнику. Он сперва не приготовляет на завтра лишь одного урока, по которому, наверное, не будет спроса; мало-помалу не приготовляет нескольких и, наконец, начинает лихорадочно готовить хоть один, по которому будет решительный, обещанный, пригроженный учителем спрос. Ученик уже давно растерян, измучен; совершенно темен в курсе всех предметов; и между тем фикция тройки еще держится. Она, правда, обрывается то на одном предмете, то на другом, но восстановляется при новых нечеловеческих усилиях, — впрочем, в этом единичном поправляемом предмете, с падением в другом, иногда в двух других предметах и между тем совокупность этих проходимых предметов, в широко начертанных программах их, в их между собою «связанном организме», представляет такое красивое целое; жаль что-нибудь здесь опустить; не хочется нарушить иллюзию: фата-моргана манит если не ученика, истомленного, искалеченного, давно глупого, то тех, кто издали созерцая тысячи и тысячи юных душ, расцветающих на этой тщательно возделанной почве без интереса к какому-нибудь лицу в отдельности, наслаждаются зрелищем их общего вида».

«Только для людей, не стоящих к воспитанию близко, остается тайною эта истина: что вовсе не наилучше одаренные полнотою душевных даров и даже умственно не наиболее способные с успехом проходят тот тип всюду однообразной, прочно установленной школы, которую мы одну знаем и здесь анализируем, но именно посредственные и часто совсем обделенные. Проходят ее успешно те, которые до возраста 18-20 лет, т.е. до полной возмужалости, ничем и никогда не сумели заинтересоваться горячо, серьезно: и, далее, те, которые умеют индифферентно отнестись к бесчисленным фактам несправедливости, оскорбления, какие время от времени переживаются или наблюдаются в школе».

«И вообще, можно спросить: куда девать раннюю мечтательность, пылкое воображение, живую отзывчивость, честную гордость теперь, когда путь для развивающейся натуры так подробно регламентирован, так сужен тысячью деталей, сообразованных лишь с понятием человеческой натуры в ее общих, вульгарных свойствах, но отнюдь не с представлением в ней гениального, или хотя бы резко обособленного, глубоко личного?»

«Нe понятна, не нужна школа, которая не сохраняет нации лучших ее даров, пренебрегая безупречным сердцем, которое так часто, волею какого-то каприза, соединяется с изъяном то в одних, то в других умственных способностях. Сколько раз, в долгую свою учительскую практику, мне случалось видеть это странное, печальное соединение. Что всего удивительнее: при величайшей скромности, выдержанности характера удаляемых, можно часто наблюдать у них и положительный светлый ум: недостает именно какой-нибудь второстепенной, усваивающей способности: памяти, математической догадливости (в решении задач), дара письменной или устной речи, но при требованиях школы, исключительно механических, где оцениваются не ум, но измеряется усвоенное памятью, не ищется творчество, но воспитывается логический навык, именно эти второстепенные способности являются главными и все собою решающими. Их нет — и при высших, истинно глубоких дарах души, при нежной впечатлительности, пытливой любознательности, наконец, при способности к чуткому вниманию (мы говорим о дарах только умственных) юноша признается неспособным к дальнейшему развитию.

«… Все даровитое выбрасывается гимназией за борт, точнее: что все даровитое само выбрасывается из гимназии за борт, с полным сознанием, что за этим последуют годы нужды, нищенства, бесприютности, но с совершенным бессилием еще на год, на два остаться в этом нравственной и умственной тюрьме, в этом мире видимостей , условностей, притворства, фикции.»
Еще две зарисовки с тревогой о детском здоровье и желаний вытащить ребятишек на природу.
Все так называемые «гигиены» и физики, излишества богословия и древнеримские учреждения — одна «мораль», девочка в 14 лет еще играет в куклы, и вот, уложив их спать, поспешно учит об аграрных законах Лициния (IV класс); два Гракха убиты, а на завтра мамины именины и будет пирог с вязигой. Кто это наблюдал, так сказать, с заднего крыльца жизни, для того сумбур и решительное развращение детского ума широкими программами — бесспорно, несомненно, ужасающе. У девочки уже образовалось, малокровие, доктор требует, чтобы на год она совсем оставила учение, но, по обстоятельствам семьи, это невозможно: полчаса двенадцатого, и с сильнейшей головной болью, совершенно не гуляв за день она доучивает урок по педагогике, где написано, что переутомлять способностей не нужно, или по гигиене, где написано о чистом воздухе и необходимости достаточного сна.»

«Не видят, действительно, этого оранжевого великолепия лесов. А что ребёнок, в 7-11 лет почувствует, увидев его, — кто испытал? Кто угадал? может быть, оранжевый-то лес в детстве спасёт его в старости от уныния, тоски, отчаяния? Спасёт от безбожия в юности? Спасёт отрока от самоубийства? Ничего не принято во внимание. Бедная наша школа. Такая самодовольная, такая счастливая в убожестве. «Уже проходим алгебру» (с сопляками, не умеющими утереть носа).»
А что же с нами, с нашей школой через столетие? Раздумывая об этом, давайте будем иметь перед глазами не детей «вообще», а конкретного близкого ребёнка. Россия отнесена к числу самых загрязнённых стран мира (пишут, что в те времена можно было напиться из реки — но у нас-«прогресс», «цивилизация»). Лишь 4% детей России можно признать здоровыми. И, наверное, невооружённым глазом видно сколько школьников нуждаются в услугах психиатра. Причём цифры об ухудшении здоровья и расширении зон экологических бедствий росли постепенно. Но у взрослых другие приоритеты: в шкале ценностей нашего общества (не, декларативно, конечно), дети где-то в самом конце. Взрослые проникли в космос, внедряются в банды, досконально изучают жизнь политиков и валютных проституток. Но кто исследовал нагрузки учащихся 9-го (теперь 10-го) класса. Я обращался к десяткам учёных, журналистов, врачей, общественное деятелей: попробуйте месяц » побыть в шкуре» подростка, не пропуская уроков и выполняя все домашние задания ( как и положено хорошему ученику).
Отважился один М.П.Щетинин (по собственной инициативе) и этот деятельный и умный учёный — педагог сбежал на третий день (он нам и назвал огромный процент детей идущие в школы с тревогой и рассказал, как эта тревога нарастает).

Кто написал книгу о трагедии учеников (чаще учениц), добросовестных со средними способностями, которых с 1-го класса приучили, что «прилично» учиться лишь на «4» и «5» (А что здесь плохого?)? А книгу о том какими методами унижения пользуется худшая часть учительства, невидимая постороннему глазу, в своих параллелепипедах? Мне надолго запомнятся занятия с подростком, снятым висящим с балкона 6-го этажа по поводу очередной, пятой «двойки» по алгебре. А кто считал комплексы, заработанные нашими детьми в школе? А утренние пожелания: » чтобы родная школа сгорела?»
Ясно, что любой неуспех ребенка — это недостаток взрослых, его методик, программ, конкретных людей.
Ясно, что настоящая школа — это школа радости. Так считал Розанов «Кто не любит человека в радости, его не любит ни в чем».

Есть критерий истинной школы. Это увлечённость и комфортность детей. Можно не мудрствуя определить по совету Л.Толстого: «Светятся глаза детей — хорошая школа, тусклые глаза — плохая». Любые эксперименты в школе должны содержать в себе гарантии охраны здоровья учащихся и методику долговременного контроля за ним. Необходима должность заместителя директора школы по охрана здоровья детей, врача, имеющего право «вето» в случаях, когда здоровью ребёнка грозит учебные перегрузки, тщеславие или тирания родителей,»усердие» тренеров.
Постоянное профилактическое изучение динамики здоровья детей, их и экологическая защита — основа современной школы.

Если принцип индивидуальности и принцип целости в образовании и воспитании по своему существу и направленности понятны и заботит лишь «технология» их внедрения, то третий принцип единства я лично воспринял вначале с большим трудом. Почему все впечатления, падающие на одну «единичную» душу должны быть одного типа и принадлежать строго лишь одному из культов: культу античной цивилизации, христианского спиритуализма или точных внешних познаний человека о себе и природе? Ведь считается, что человек высокой культуры — это человек, охвативший умом и сердцем жизнь разных эпох и разных верований и высекающий искры огня в сравнении достоинств и ценностей каждой из них.

Перед глазами замечательные уроки по системе Б.Йеменского, переносящие ученика из одной культуры и эпохи в другую — и уникальная «школа диалога культур» В.Библера, раскручивающая сущности каждой из них вокруг основных «точек удивления».

А Розанов настаивал на том, что «образующие впечатления» должны идти из источника одной какой-нибудь исторической культуры, где они все развились (как факты, сведения, воззрения и т.д.) друг из друга, а не против друга или подле друга, как это было в смежных сменявших во времени цивилизациях. Нужно оставить попытки соединить христианство с классическое древностью, или жития святых с алгеброй, думая, что всё это также удобно совмещается в душе ребёнка, как учебник алгебры и Катехизис совмещаются в его сумке. Никогда этою индифферентною сумкой не станет человек — напрасны на это надежды: тайком, с непреодолимым отвращением он выкинет из себя и катехизис и алгебру и останется пустым, открытым для всех влияний — как это есть, как это мы наблюдаем с ужасом, не понимая, что своими руками подготовляем этот ужас. Есть в природе закон, по которому два луча света, известным образом направленные, взаимно интерферируются и вместо того, чтобы производить усиленное освещение, производят темноту: есть нечто подобное и в душевной жизни человека: и в ней также интерферируются образующие впечатления, если они противоположны по своему типу, и вместо того, чтобы просвещать ум и сердце, погружают их в совершенный мрак. Этот мрак хаоса, когда сведения есть, когда знаний много и однако, нет из них ни одного дорогого, не осталось и тени веры во что-нибудь, убеждения, готовности, потребности, — кто теперь не узнает его в себе, не скажет: «Это — я, это – моя пустота?»

«Удерживаясь от личных предпочтение, мы должны сказать, что в каждом из этих культов скрыто столько неизъяснимой красоты, человек в вековых усилиях выразить ясно и твёрдо свой образ достиг такого совершенства в его чертах, что каждым, кто любит его, уже заражен сомнением: каков же должен быть окончательный человеческий лик? Не может он благоговейно не преклониться перед каждым из этих трёх, хотя они взаимно и отрицают друг друга: из этого отрицания в истории они возникли порознь. Дика, груба мысль, что нужно их смешивать, и тогда выйдет лучшая красота…»

«… Исходя из скептицизма, каким проникнут переходящий фазис нашей истории, для этого переходящего фазиса должна быть предоставлена свобода выразиться каждому из трёх названных культов в типе школы, ему соответствующем. Без отрицания, без какого-либо антагонизма — потому что это недопустимо для школы — пусть каждый тип развивает, как бы уединяясь в истории, своё исключительное, одностороннее, но и прекрасное утверждение: пусть она растит в воспитываемом поколении, до времени как бы скрывая от него своё существование «иных богов», поклонение хоть и не высшему, не истинному, но для него пока «единому ведомому» Богу, чтобы укрепившись в любви, отдав свои силы на служение одному, ученик и на другое, что потом мог бы свободно избрать, перенёс то же глубокое чувство, ту же нерастерянную способность цельной любви.»
Теперь уже мысль Розанова предельно ясна. Надо наипервейше сберечь и закалить натуру, характер, веру, силу дерзаний, проникая в глубины одного из культов и лишь укрепив в себе эти лучшие человеческие качества, оглядеться вокруг и с достоинством и любовью принять иные миры.
Трудно оторваться от розановских сокровищ. Но нельзя же лишать радости и других, пожелавших без посредников прикоснуться к этому кладу, к этому удивительному «явлению» русской жизни».
И все же при расставании не могу удержаться, чтобы не унести с собою еще несколько «опавших листьев» с красивейшим «узором мысленной ткани».

-У русских нет сознания своих предков и нет сознания своего потомства. «Духовная нация»… «Во плоти чуть-чуть. От этого наш нигилизм: «до нас ничего важного не было». И нигилизм наш постоянно радикален: «Мы построим всё сначала».
— «В грусти человек — естественный христианин. В счастье человек — естественный язычник».
— «Живи в богатстве так просто целомудренно, заботливо и трудолюбиво, как бы ты был беден».
— «В России вся собственность выросла из «выпросил» или «подарил» или кого-нибудь «обобрал». Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважаема… Оппозицию, которая состоит в 1)помолиться 2) встать рано т работать.
— «Устал. Не могу. 2-З горсти крупы, пять круто испеченных яиц может часто спасти день мой. Что-то золотое брезжится мне в будущей России».
— «Революции основаны на энтузиазме, царства — на терпении. Революции исходят из молодого «я», царства — из покорности судьбе.»
— …Да я нахожу лучше стоять полицейским на углу двух улиц…- более
«гражданским», более полезным, боле благородным и соответствующим человеческому достоинству, — чем сидеть с вами «за интеллигентным завтраком» и обсуждать чванливо, до чего «у нас все дурно» и до чего » мы сами хороши», праведны, честны и «готовы пострадать за истину»… Боже мой! и мог я несколько лет толкаться среда этих людей. Не задохся, и меня не вырвало».
— «Пресса толчёт души. Как душа будет жить, когда её постоянно что-то раздробляет со стороны».
— «Умираем же мы от единственной причины — от неуважения к себя, от нигилизма.»
— «Дети — я наблюдал — до дрожи (от нетерпения приблизиться) любят животных: трёхлеток неутомимо ловит, и хоть безнадежно, курицу. Дети чувствуют животных. Обратно животные что-то свято чувствуют в детях (никогда их не кусают).
— (На Ярославском вокзале) Один солдат, вывернув из тряпки огромный батон (огромный витой хлеб пшеничный), разломил его широким разломом и начал есть, даже не понюхав. Между тем пахучесть хлеба, как еще пахучесть мяса во щах, есть что-то безмерно неизмеримее самого напитания».
— «И это есть истинный аристократизм — ничему не завидовать, в основе чего лежит сознание своего равенства со всеми».
— «Что делать — спросил нетерпеливый петербургский юноша. – Как-что что-делать: если это лето — чистить ягоды и варить варенье, если зима — пить с этим вареньем чай».
— «Гордости во мне никогда не было. Я весь смирный и тихий. Мне нужен кусок хлеба, тепло, комната».
— » Прогресс технически необходим; для души он вовсе не необходим. Нужно «усовершенствованное ружьё», рантовые сапоги, печи, чтобы не дымили. Но душа в нём не растёт. И душа скорее даже малиться в нём».
— «Советы юношеству «… Никогда, никогда, никогда не лги, в совести-то в главном — ни лги».
— «Некоторые из написанных обо мне статей были приятны — и, конечно, я связан благодарностью с людьми, разбиравшими меня (что бы им за дело?) Грифцов, какой-то, Закржевский (в Киеве), Волжский. Но в высшей степени было непрятно одно: никакой угадки меня не было у них. То «как Байрон» взлетел куда-то. То как «сатана, черный и в пламени». Да ничего подобного: добрейший малый. Сколько чёрных тараканов повытаскивал из ванны, чтобы, случайно отвернув кран кто-нибудь не затопил их… Но он ( ) не угадал моего интимного. Это – боль: какая-то беспредметная, беспричинная и почти непрерывная».

«Обнимаю вас всех и крепко целую вместе с Россией дорогой, милой. Мы все стоим у порога и вот бы лететь, и крылья есть, но воздуха под крыльями не оказывается… Ну миру поклон, глубокое завещание никаких страданий и никому никакого огорчения».
И за пять дней до смерти последние слова своим собратьям по перу: «Нашим всем литераторам напиши, что больше всего чувствую, что холоден мир становится и что они должны больше стараться как-нибудь предупредить этот холод, что это должно быть главной их заботой».

В.А.Сухомлинский

Сухомлинский, Василий Александрович
Сухомлинский, Василий Александрович

«Добрая половина забот — о здоровье детей»

Рассказ о замечательном педагоге, создавшем школу радости и здоровья

Нельзя повторить «опыт В.А.Сухомлинского», потому что педагогика — это не химия и каждый ищущий педагог самобытен. Но можно немного приоткрыть дверь мастерской искусного ваятеля и с радостным волнением наблюдать, как творится счастливая школа, где, набирая добрые знания и умения, ребятишки крепнут физически, психически и нравственно. Многие тысячи людей, побывавших в гостях в Павлыше у В.А.Сухомлинского и увидевших своими глазами «Школу радости», увозили с собой «секреты» его педагогики. Вот запись одного из посетителей, известного педагога, директора Московской школы (а в те годы директора Челябинской школы) В.А.Караковского: «Павлышская средняя школа должна быть переименована в университет! Мы говорим это с полной ответственностью: чувство удивления и восхищения охватывает здесь каждого, кто хоть немного любит детей, школу. Самое сильное впечатление производит сам директор школы Василий Александрович Сухомлинский. Нам еще не приходилось встречать столь замечательного педагога в самом высоком и благородном значении этого слова».

Так в чем его педагогические «секреты»? Он не делал из них тайны, щедро делясь с коллегами.
Наверное, в жизни каждому пришлось испытать чувство глубокой благодарности к врачу, исцелившему нас или наших близких от тяжелого недуга, к людям гуманнейшей из профессий. Но согласитесь, было бы не менее гуманно, если бы врач легкой и умной коррективной помог бы вашему организму, гениально задуманной самовосстанавливающейся системе, вообще не болеть. Как говорится: «зачем лечиться, если можно болезнь в тело не пускать».

Неверящие твердили: » Нет такой силы, которая победила бы «школьные болезни»: нежелание учиться, зубрежку, конфронтацию родителей и учителей, страх «двойки», школьную «дедовщину», ухудшение здоровья с каждым классом, противостояние учащихся и педагогов и сотню других «болячек». Но Сухомлинский и не боролся с ними. Он их предупреждал, он не пускал их в тело школы, он был искусным мастером профилактики. А если школьный организм здоров, то учение радостно и детям, и учителям. «Я на каждый урок иду с удовольствием» — произносит старый павлышский учитель (32 года стажа). Многим кажется непонятным такое расточительство сил, такая «роскошь»: с родителями начать заниматься за 2 года до  поступления их ребятишек в школу, а дошколят за год пригласить в «Школу под Голубым Небом». Но у Сухомлинского мудрое дальновидение: » … в своей работе мы не делаем ничего, что не имело бы практической отдачи, т.е. в конечном счете, не облегчало бы нашей многотрудной работы. В том то и дело, что все эти заботы о воспитании дошкольников окупаются сторицей. Благодаря именно этим заботам нам легче работать, мы не знаем многих трудностей, которые в других школах — мне это известно: буквально не дают возможности организовать нормальный учебно-воспитательный процесс. У нас нет таких трудностей как недисциплинированность школьников, нежелание учиться. Мы практически не знаем наказаний в той форме, в какой они в школах применяются».

Профилактика, наверное, менее заметна, менее эффектна, чем лечение. Но эффекты были совершенно чужды Василию Александровичу. По рассказам людей, близко и хорошо его знавших, трудно представить себе человека более равнодушного к тому, что принято называть славой. Как же удалось скромному с добрыми и чуть грустными глазами израненному человеку свершить гигантский труд, посильный нескольким десяткам, а может быть и сотням людей? В чем его секреты?
«Что было главным в характере Василия Александровича, — вспоминает Анна Ивановна Сухомлинская, вдова учителя, — что дало ему возможность сделать так много за сравнительно короткий период времени? В первую очередь — необыкновенное трудолюбие. Трудился же он самозабвенно. В последнее десятилетие у него не было отдыха в обычном нашем понимании. Не было выходных, праздников, отпусков — их он отдавал творчеству. Спешил жить в самом высоком смысле слова. Стремился сделать как можно больше, чтобы передать плоды своего опыта, свои мысли другим. Второй особенностью его характера была внутренняя собранность. Он был духовно сильным, волевым человеком. Внешне мягкий, медлительный, подчас застенчивый, особенно в обществе малознакомых людей, он таил в себе столько жизненной энергии, что сила ее позволяла ему сделать, казалось, невозможное…»

Мы знаем, что свой трудовой день начинал он до рассвета. В 4-5 часов утра покидал он квартиру, входил в свой маленький кабинет директора и работал до восьми часов — обдумывал свои книги и статьи, писал их четким, мелким, неторопливым почерком… В 8 утра он открывал другую дверь кабинета, в противоположной стене, и выходил прямо в школьный коридор, навстречу детям. Так продолжалось двадцать лет. Почитайте непременно маленькую книжечку «В.А. Сухомлинский о воспитании», талантливо скомпонованную составителем и автором вступительных очерков С.Л.Соловейчиком. Он пишет: «Иногда кажется, что силы его были неисчерпаемы, а запас времени — вдвое или втрое больше, чем у любого человека».

О какой бы стороне школьного дела ни заходила речь, всегда видим мы полную отдачу сил, словно эта часть работы — единственная, словно никаких других забот у Сухомлинского не было. Когда разговариваешь с учителями Павлышской школы, то создается впечатление, будто Сухомлинский вообще больше ничем не занимался — только учил учителей. Если он идет на уроки, то на 10-15 уроков подряд, не иначе, и разбирает сначала каждый урок, потом всю «систему уроков» вместе. Если начинает учить молодого учителя, то посещает и разбирает его уроки, составляет для него задания, дает ему — одному! — собственные открытые уроки, готовясь к ним так же, как если бы он ждал сорок учителей, и делает это не год, не два, не три — в течение шести — восьми лет! Если Сухомлинский разговаривает с учителем, то не торопясь, иногда часами, а если берется руководить научной работой учителей, то почти все учителя оказываются авторами научных статей… Да еще в школе издается рукописный журнал педагогических работ учителей, и он его редактор. Но ведь точно с такой же кропотливостью, серьезностью и абсолютной требовательностью к самому себе он воспитывал класс, создавал и вел все сложное школьное хозяйство, давал уроки, писал книги и статьи, работал с родителями…»

И еще один «секрет» В.А. Сухомлинского: он полностью солидарен с А.С. Макаренко в отрицании пользы «уединенного средства». Для школы губительны мода, крайности, перекосы. Все многочисленные педагогические звенья связаны между собой, гармоничны, эстетичны. Везде мера, неспешность, последовательность и основательность. Высказывается лишь обдуманное годами, обоснованное наукой и проверенное практикой.

В.А.Сухомлинский обладал редким даром сочетания глубоко научного предвидения с мастерской педагогической технологией. За два десятилетия, работая директором и учительствуя, он написал более тридцати книг, сотни научных и публицистических статей. С неиссякаемым интересом ко всему новому изучает передовой советский и мировой педагогический опыт. В то же время, заинтересовавшись проблемой преступности несовершеннолетних, Сухомлинский досконально изучает множество (460!) уголовных дел, встречается со многими «героями» пухлых судебных папок. Сухомлинскому верили, потому что он высоко нес знамена, под которые призывал. Необыкновенная принципиальность, честность, целенаправленность, гражданственность, щедрость (практически все гонорары ушли на создание школьных библиотек в Павлыше и других школах области) и высочайший профессионализм.

Блестящее и проникновенное знание родного украинского языка и литературы. Безмерная любовь к русскому языку. «Я глубоко и нежно люблю русский язык, пишу на русском языке, наизусть знаю «Евгения Онегина» и «Кому на Руси жить хорошо», «Мертвые души» и «Слепого музыканта», «Записки охотника» и «Степь», много страниц Толстого и Достоевского, добрую половину стихов Тютчева и Никитина, Маяковского и Есенина, Ахматовой и Твардовского… Для меня русский язык неисчерпаемый источник мысли, чувств, стремлений: когда мне трудно или невыносимо больно, я начинаю читать по памяти великие произведения русской литературы и в этом нахожу не только успокоение, но и большой подъем душевных сил. На Фронте я мог носить в полевой сумке одну-единственную книгу, и этой книгой был томик «Избранного» И.С.Тургенева. Но счастье этого духовного общения с русской культурой органически связано для меня с тем, что есть у меня родной язык — украинский: с молоком матери, с ее колыбельными песнями, со словами родной речи вошло в мое сердце чувство любви к отчизне…» Добавим: Сухомлинский читал в подлиннике немецкие, польские, чешские, болгарские, английские, словацкие, японские, французские и испанские издания. Говорят, что он мог преподавать все школьные предметы с первого по десятый (тогда последний) класс.

И действительно, читаем в его замечательной книге «Сто советов учителю»: «Мне приходилось за свою долгую педагогическую жизнь преподавать почти все предметы учебного плана средней школы (за исключением черчения)…» Можно не сомневаться, что на самом высоком уровне преподавал бы Василий Александрович и черчение. Будучи филологом, он перерешал все задачи старшеклассников по математике. Изучение любого предмета проходило у него на высоком познавательно-интеллектуальном уровне с замечательным подбором литературы для внеклассного чтения, что давало большой подъем интенсивности мышления ребят. «Они буквально засыпали меня вопросами: что? как? почему?..» Не было ни одного ответа, который бы оценивался баллом ниже «4». А где же «двоечники», те, кому трудно учиться? Их разве нет в Павлышской школе? Есть. В самом начале обучения. Но их излечивают кропотливым, уникальным по своей доброжелательности учительским трудом и терпением.

«Вялость, инертность, хилость нервных клеток коры полушарий головного мозга можно излечить удивлением, изумлением, как вялость мускулов излечивают физическими упражнениями. Трудно сказать, что происходит в голове ребенка, когда перед ним открылось что-то изумившее, удивившее его. Но сотни наблюдений привели к выводу: в момент удивления, изумления вступает в действие какой-то могучий стимул, как бы пробуждающий мозг, заставляющий его усиленно работать. Я никогда не забуду маленького Федю. Мне довелось его учить пять лет — с 3-го до 7-го класса. Камнем преткновения для него были арифметические задачи и таблица умножения. Я убедился, что ребенок просто не успевает запомнить условия задачи, в его сознании не успевает сложиться представление о предметах, вещах, явлениях, положенных в основу условия. Как только ребенок мысленно пробует перейти к последующему, забывает предыдущее. Дети, в чем-то похожие на Федю, были и в других классах, хотя их было, в общем, и не так много. Я составил специальный задачник для этих детей: «Задачник для рассеянных и невнимательных». В нем около двухсот задач, взятых главным образом, из народной педагогики. Каждая из этих задач — это удивительный рассказ. Подавляющее большинство из них не требует арифметических действий; решить такую задачу означает, прежде всего, размышлять, думать. Сперва мы просто читали задачи, как маленькие увлекательные рассказы о птицах и животных, насекомых и растениях. Прошло немало времени, пока Федя понял, что рассказы — задачи. Над одной из самых простых мальчик задумался и с моей помощью решил ее. Его изумила простота решения. «Значит, каждую из этих задач тоже можно решить?» — спрашивал Федя. Он целые дни не расставался с задачником. Каждое решение переживал как большую победу. Решенную задачу переписывал в специально заведенную для этой цели общую тетрадь, рядом с текстом рисовал задачу — птиц, животных и растения. Для Феди я укомплектовал специальную библиотеку. В ней было около ста книжек и брошюр, которые мальчик читал с 3-го по 7 класс. Потом была создана другая библиотечка (около двухсот книжек), которой, кроме Феди, в течение двух лет пользовались еще три ученика. Одни книжечки и брошюры имели прямую связь с содержанием того, что изучалось на уроках, в других  непосредственной  связи  не  было, и их чтение я рассматривал как своеобразную гимнастику ума. Уже в 5 классе успеваемость Феди выровнялась: он стал решать такие же арифметические задачи, как и другие школьники. В шестом классе у мальчика неожиданно появился интерес к Физике. Федя стал одним из активистов кружка юных конструкторов. Чем больший интерес вызывал у мальчика творческий труд, тем больше он читал».

О своих знаниях и умениях В.А. Сухомлинский пишет скупо и неброско; как будто так и должно быть.
«В «Комнате сказки» я впервые прочитал ребятам повесть о Робинзоне Крузо, «Приключения Мюнхгаузена», «Путешествия Гулливера», «Сказку о царе Салтане», рассказ «Янко-музыкант». Мы прочитали все сказки Х.Андерсена, Л.Толстого, К.Ушинского, братьев Гримм, К.Чуковского, С.Маршака. Наше чтение было своеобразным: сказки и рассказы, названные здесь, я знал наизусть. Книгу я брал только для того, чтобы показывать малышам иллюстрации». «Я написал хрестоматию «Думы о человеке». Это короткие рассказы и сказки, вызывающие у детей раздумье о человеке, сочувствие его горю и несчастью»

Писал Сухомлинский и стихи. Сам или в соавторстве с учениками. В архиве этого удивительного человека хранится и рукописная поэма на 3600 строк. Он создал «Золотую библиотеку отрочества». Это ценнейшие книги, предназначенные специально для подростков (360 названий). Книжный океан безбрежен. Сухомлинский с огромной требовательностью отбирал то, что необходимо обязательно прочитать в годы отрочества.

Василий Александрович еще и незаурядный художник. «Опыт убедил меня, что на уроке истории, особенно в 4 и 5 классах, очень большую роль играет сюжетный рисунок, который рождается на доске в процессе рассказа. Например, рассказывая о восстании Спартака, я изображаю на доске лагерь восставших на вершине горы». Нет ни одного дня без рисунка у малышей. Рисуют дети. Рисует учитель.

«Мы создали маленькую библиотечку книжек-картинок. К сожалению, в книжных магазинах не удалось найти ничего хорошего, и мне самому пришлось рисовать и писать книжки».

Для полноты картины, скажете вы, учитель должен быть еще и музыкантом. И не ошибетесь. В «Школе радости» он мечтает вместе с дошколятами: «…будем из года в год брать из сокровищницы музыкальной культуры самое лучшее, создадим «музыкальную комнату», в которой будем наслаждаться красотой, созданной природой и человеком. Будем петь, будем учиться играть на скрипке и фортепиано, но это в будущем, а пока что будем играть на нашей нехитрой свирели. В пасмурный день мы пошли в рощу, вырезали из бузины свирель. Отшлифовали ее, прорезали дырочки. Я заиграл мелодию украинской народной песни о веселом пастушке. Трудно передать словами восторг, охвативший детей».

Везде: в лесу, теплице, столярной мастерской дети с радостным удивлением открывали, что учитель не только многое знает, но и много умеет. И даже такое : «…у нас возникло звено «смелых и бесстрашных». В него вошли все мальчики, а через, некоторое время к ним присоединились и отдельные девочки. Я придумывал игры и развлечения, требовавшие силы воли, смелости, бесстрашия. На берегу пруда мы нашли высокий обрыв. Обследовали дно, оно оказалось безопасным. В знойный июльский день ребята пришли сюда покупаться. Я показал, как прыгать с обрыва и управлять собой в полете».

А теперь о главном «секрете» учителя В.А.Сухомлинского. «Что самое главное было в моей жизни? Без раздумий отвечаю: любовь к детям». «Высокая миссия педагога для меня в том, чтобы быть творцом детского счастья. Врачевателем и исцелителем детских душ, чтобы в сердце человеческом не поселилось горе и страдание…»

«Три тысячи семьсот страниц в записных книжках, которые я веду всю свою учительскую жизнь. Каждая страница посвящена одному человеку — моему ученику…» Откроем лишь одну из них и мы почувствуем, с каким бережением В.А.Сухомлинский вел по жизни каждого школьника. » Был у меня умный, но своенравный воспитанник Юра. Как тонкий стебелек тростника чуток к малейшему дуновению ветерка, так он, Юра, был чуток к правде и лжи, честности и бесчестию. Принес я в комнату мысли несколько книжек о дальних странах, о природных явлениях. Загорелись глаза у Юры, Когда он увидел яркую, красочную обложку книги о морских глубинах. Он попросил почитать, и когда я дал ему книгу, мальчик с волнением спросил: «А когда прочитаю, еще дадите?» «Конечно, — ответил я. Хоть и каждый день читай по книге». Я неосмотрительно преувеличил: книг о дальних странах, о морских глубинах, о тропических лесах и арктическом безмолвии, о необыкновенных приключениях у меня в ту пору не хватило бы на каждый день. А Юра как раз через день принес книгу и попросил новую. Несколько недель прошли незаметно. Но полка с книгами, заинтересовавшими Юру, была небольшая. И вот пришел день, когда тревожная мысль лишила меня покоя: что же будет через неделю? Ведь, мальчик, пятиклассник Юра, и представить себе не может, что запас книг у меня вдруг исчерпается. Что же будет, когда он поймет, что я обманул его? Дело не только в том, что наша дружба распадется. Не только в том, что я не увижу больше в своей маленькой комнатке доверчивых детских глаз, не услышу вопроса: «А у вас еще много книг?» Дело в том, что я потеряю власть над душой этого своенравного ребенка, обладающего, в этом я был убежден, единственным в мире, неповторимым характером: тяготением к людям, у которых слово не расходится с делом в мельчайших деталях. И вот пришел день, когда я отправился из своего далекого села в путешествие по городам — Харькову, Полтаве, Киеву. Я истратил двухмесячную зарплату, но возвратился домой радостный. Еле донес связки с книгами. Боялся попасть на глаза Юре. Три года учился Юра до окончания 7-го класса (тогда была семилетняя школа), и три года я каждый день думал о том, какую интересную книгу я дам ему прочитать. Я чувствовал, что мальчик думает не только о содержании прочитанной книги. Он как бы судит по книгам о том, кто читает эти книги. Вдумчивый, требовательный, он был в те годы моим судьей. Чем глубже был смысл прочитанной книги, чем интереснее была наша беседа, тем больше тянулся он ко мне, тем больше радости давали мне минуты и часы бесед».

Можно себе представить, как многогранна, основательна и тонка была работа по охране здоровья детей, если этот великий труженик и истинный гуманист внес в свои записи строки: » Добрая половина забот — о здоровье детей». К сожалению, в газетной статье удастся лишь наметить ориентиры этого благородного труда, с надеждой приобщить к опыту бережения ребят всех, кому это дорого. Конечно, прежде всего, совместные действия, союз взрослых: учителей и родителей. Педагоги: «Наш коллектив создавался постепенно. Подбирали людей по следующему принципу: во-первых, моральное право учить и воспитывать детей; во-вторых, трудолюбие; в-третьих, любовь к детям, вера в то, что каждый ребенок, с какими бы трудностями не было сопряжено его воспитание, может стать хорошим человеком. Если у человека все это есть, не страшна его методическая неопытность как преподавателя; пробелы в знаниях тоже на первых порах не страшны, если человек трудолюбив и одержим жаждой знаний, он может продолжать учебу, работая в школе, Если же у человека нет веры в ребенка, если он ноет, разочаровывается при малейшей неудачи, если он убежден, что из ребенка «ничего не получится», такому человеку нечего делать в школе: он будет только калечить детей».

«Вопрос о том, соответствует или не соответствует человек званию педагога, оставаться ли ему в нашей школе или уйти решается строго коллегиально — решением педагогического совета — с обязательным соблюдением правила: решение коллектива по столь важному вопросу считается действительным, когда оно принято единогласно, т.е. когда и сам товарищ, судьба которого решается, убедится, что педагогический труд не является его призванием». Так 20 лет создавался коллектив единомышленников. «Без морального одобрения всеми педагогами моей директорской работы я бы не остался в школе ни одного дня».

В.А.Сухомлинский в своей книге-напутствии «Сто советов учителю» (295 стр.) отобрал главные. Постараемся среди них найти главнейшие. «Среди того фонда воспитательных средств, которые есть в распоряжении педагога, — его власть над детьми — наиболее нужное, наиболее общее, всеобъемлющее и в то же время наиболее острое и небезопасное средство. Это резец, которым можно произвести тончайшую, незаметную операцию, но можно и разбередить рану. С каждым годом я все больше убеждался, что власть над детьми — это одно из наиболее трудных испытаний для педагога, это критерий, показатель его педагогической культуры».

«Властвуя над миром детских мыслей, чувств, переживаний, нельзя ни на минуту забывать о том, что у каждого ребенка есть добрая воля, добрые намерения. Никакого крика, никаких угроз, никаких попыток уязвить детское сердце. Нельзя превращать детское сердце в пугливую птичку, которая забилась в угол клетки и ждет расправы. Моя власть над ребенком оправдана и мудра до тех пор, пока я обращаюсь к добрым и деятельным силам его ума и сердца». «Когда один человек безгранично доверяет другому, он в какой-то мере становится беззащитным. Я всю свою педагогическую жизнь думаю над этой истиной. Доверие ребенка к хорошему педагогу как раз и бывает безграничным. Когда ребенок переступает порог школы и становится вашим питомцем, он безгранично верит вам, каждое ваше слово для него — святая истина, вы для ребенка — высший образец мудрости, разума, моральности. Дорожите доверием, а значит — беззащитностью ребенка».

«Есть у Ф.М.Достоевского прекрасные слова: «Войдем в зал суда с мыслью о том, что и мы виновны». Войдем в дивный мир детства с горячим сердцем, в котором живет, трепещет пульс детской жизни. Мудрость власти педагога — это, прежде всего, способность все понять. И если вы хотите войти в чудесный дворец-детство, с его особыми законами, усвойте, прежде всего, ту истину, что у ребенка никогда не бывает желания нарочно чинить зло. Не торопитесь объявлять детские шалости злоумышленным нарушением порядка, детскую невнимательность — нерадивостью. Поймите, что детские шалости, невнимательность, забывчивость — все это было, есть и вечно будет. Все это нужно понять: не ломать, а старательно, мудро исправлять и направлять. Пытаясь что-то в ребенке сломать, да еще с помощью коллектива, — вы ломаете детское доверие к себе. Вы толкаете ребенка на то, что он начинает защищаться непокорностью, нарочитым (не злонамеренным!) непослушанием, своеволием, стремлением делать наперекор вашим советам и требованиям. Все это проявляется там, где детское доверие к вам дало трещину». «Вот солидный учитель (с двенадцатилетним стажем) привел на перемене в учительскую маленького пятиклассника и «допрашивает» его: — Почему ты смеешься на уроке? Неужели пионер имеет право так себя вести? Мальчик молчит. Он и не может ничего сказать. И вообще, было бы удивительно, если бы вдруг пятиклассник ответил учителю в том тоне, в том стиле, в каком поставлен вопрос. Ученик чаще и сам не знает, почему он смеется, но учитель не может этого не знать». » Чем чаще в годы детства и отрочества человек был в роли подсудимого, тем равнодушнее он будет к суду людскому в зрелые годы. Детские ошибки в преобладающем большинстве случаев не нужно делать предметом обсуждения коллектива». «Вообще не делайте из детских шалостей беду, не тренируйте детских чувств на сопереживании горя, которого, по существу, не было бы, если бы вы сами его не вызвали». «Если ребенок делает что-то не так, как огня бойтесь сильных, волевых средств влияния на него. Сильные средства свидетельствуют о вашем бессилии. Не допускайте, чтобы в вашу лабораторию гуманизма ворвался стук кулака по столу и окрик. Пусть не привлекает вас перспектива увидеть подвижного, смелого, вечно неугомонного шалуна угасшим и угнетенным, с печальными глазами, согнутым и несчастным. Плохая это перспектива!

Как наивысшую ценность берегите гордость, неприкосновенность личной чести ребенка. Помните, что шалун, у которого обо всем есть собственное мнение, на все существует свой взгляд, — это ваше счастье; а безвольный, как тень, воспитанник, у которого собственные мысли выбиты из головы вашими сильными средствами влияния, человек, который безмолвно во всем подчиняется вам, — это ваше несчастье». «Если у вас вызывает досаду и сердцебиение каждая детская шалость, если вам кажется: вот они, дети, уже дошли до предела, вот надо делать что-то такое чрезвычайное, предпринимать какие-то «пожарные» меры — семь раз взвесьте, быть ли вам педагогом. Вам не быть воспитателем, если у вас будут бесконечные конфликты с детьми».

«Краеугольный камень педагогического призвания — это глубокая вера в возможность успешного воспитания каждого ребенка. Я не верю в то, что есть неисправимые дети, подростки, юноши, девушки. Ведь перед нами существо, которому только открывается мир, и в нашей власти сделать так, чтобы ничто не подавило, не искалечило, не убило в маленьком человеке хорошего, доброго, человеческого». «Ваш рояль и ваша нотная тетрадь, где вы пишите музыку детства, ваша дирижерская палочка, которая повелевает мелодиями, — это очень простая и в то же время очень сложная вещь — оптимизм. Нет в ребенке ничего такого, что требовало от педагога жестокости. А если и возникают пороки в детской душе, то это зло вышибается, прежде всего, добром, Мне ненавистна скрипучая подозрительность по отношению к детям, ненавистна формалистическая регламентация требований и запрещений. Оптимизм, вера в человека — неисчерпаемый источник творческой энергии, нервных сил, здоровья воспитателя и воспитанника. Не давайте прорасти в своей душе семени неверия в человека, подозрительности. Неверие в человека, каким бы маленьким, незначительным оно ни было в начале, разрастается в то, что я — поскольку здесь речь идет о здоровье физическом и душевном — назвал бы страшной раковой опухолью недоброжелательности. Недоброжелательность — мать озлобленности, а озлобленность — это уже, образно говоря, острый шип, постоянно делающий уколы в самые чувствительные уголки сердца, изнуряющий душу, ослабляющий нервы».

«Пуще огня бойтесь малейшего злорадства». «Самую напряженную ситуацию, которая может вызвать иногда очень длительное раздражение, можно разрядить, если вы обладаете чувством юмора. Веселого, не унывающего, не впадающего в отчаяние учителя дети любят и уважают уже потому, что они народ веселый, обладающий чувством юмора». «Доброжелательность, разумная доброта — вот что должно быть атмосферой жизни детского коллектива, главным качеством взаимоотношений педагога и детей. Какое это прекрасное слово и, вместе с тем, какое это глубокое, сложное, многогранное человеческое отношение — доброжелательность. Если она взаимна — человек открывается навстречу человеку всеми глубинами своей души. Я тысячу раз говорил и буду твердить до смерти, что взаимная доброжелательность учителя и детей — это те тончайшие нити, которые соединяют сердца и благодаря которым — заметьте, это исключительно важно в нашем педагогическом труде — человек понимает человека без слов, чувствует тончайшие движения души другого человека. Многие годы работы в школе твердо убедили меня, что если я доброжелателен к детям и воспитал у них доброжелательность, они щадят мое сердце и мои нервы, понимают, когда у меня тяжело на душе, когда мне трудно даже говорить».

Родители. «Исток успехов — наша совместная работа с семьей. Она играет исключительно важную роль. Мы не диктуем семье: делайте вот так, беспрекословно выполняйте наши требования. Дело как раз в том, что мы, как два работающих рядом скульптора, имеем одинаковое представление об идеале и действуем в одном направлении. Ведь в творении человека исключительно важно, чтобы у двух скульпторов не было противоположных позиций. Не трудно себе представить каково будет школьнику, если один из скульпторов или, еще хуже, оба не будет замечать действий другого или разрушать сделанное напарником. Узенькие плечи ребенка не могут выдержать противоборства двух таких мощных сил как семья и школа». В лучших педколлективах существуют, так называемые, «Университеты педагогических знаний для родителей». В.А.Сухомлинский решил, что более скромным будет название «Педагогическая школа для родителей*’, хотя курс психологии и педагогики в Павлышской школе рассчитан на 250 часов, что значительно превышает университетскую программу. Занятия два раза в месяц. Проводят их директор, завуч, наиболее опытные учителя. «Нам удалось добиться того, что родительскую школу посещают 95-98% родителей. Примерно из 25% семей на занятия родительской школы приходят и мать и отец. Получается, что родители после 2-3 лет дошкольного отделения родительской школы потом в течение 4-х лет посещают младшее школьное отделение, 3 года учатся в подростковом отделении и 3 года — в юношеском (8-ой класс у нас относится к юношескому возрасту). Сколько-нибудь успешная воспитательная работа была бы совершенно немыслима, если бы не система педагогического просвещения, повышения педагогической культуры родителей». «Нет ничего сложнее и противоречивее школьного семейного воспитания; оно насыщено тысячами конфликтов, которые надо умно, умело, тактично, без крика и суеты разрешать. Никогда не забывайте, что, начиная говорить с родителями об их детях, вы как бы заставляете их посмотреть в зеркало. Как же отнесется к вашим словам человек, если вы скажете ему: смотрите, какой вы уродливый… Этот совет нм в коей мере не означает, что острые углы в воспитании надо обходить и сглаживать. Наоборот, неудачи одних могут быть уроком для других. Но о плохом надо говорить не шельмуя, не унижая при этом человека. Чаще всего, когда приходится на миру говорить о плохом, мы не называем фамилий родителей, допустивших ошибку, оплошность». Не миновали все человеческие беды и семей павлышских школьников, только были они еще помножены на раны страшной войны. Ведь пост директора школы занял Василий Александрович в 1947 году, на земле бывшей «под немцем».

Верный своей тактике «заранее и исподволь» Василий Александрович мудро сближает родителей и педколлектив еще до поступления ребенка в школу (за 2-3 года), еще до возникновения любых возможных конфликтов. Да и какие могут быть конфликты, когда Оксаны и Васильки еще ходят в детский сад или сидят дома, а доброжелательный и спокойный директор советуется с вами, как сберечь здоровье ваших чад?

«В пище многих детей не хватало важных веществ, необходимых дик укрепления организма, предотвращения простудных заболеваний и нарушений обмена веществ. Только в 8 семьях был мед, а мед — это, образно говоря, кусок солнца на тарелке. Я беседовал с родителями, убеждал их в том, какое большое значение для здоровья детей имеет употребление меда. Уже в конце сентября 13 родителей приобрели по одной-две семье пчел. Весной пчелы были уже в 23 семьях». «Осенью я посоветовал матерям запастись на зиму вареньем из шиповника, терна и других богатых витаминами плодов. Пришлось поговорить с родителями также о том, чтобы каждая семья имела достаточное количество плодовых деревьев, особенно яблонь. Всю зиму должны быть свежие фрукты, — в сельских условиях это очень легко, надо только потрудиться». «Посадите под окном спальни ваших детей несколько плодовых деревьев, советовал я родителям. Это растение насыщает воздух фитонцидами, убивающими многие болезнетворные микробы. Запах ореха не переносят вредные насекомые. Там, где есть орех, нет мух и комаров. Позаботился я и том, чтобы в каждой семье во дворе был летний душ».

Не так уж сложно придти два раза в месяц в школу, тем более что с первых шагов ощущаешь здесь тепло, семейное и материнское первенство и ответственность в воспитании. Прямо у входа большой стенд: «Мать, помни, что ты главный педагог, главный воспитатель. От тебя зависит будущее общества». И затем идут советы: рассказывай детям родные сказки… Пусть ребенок любит все живое и красивое… Сызмальства приучайте детей к труду… Пусть ваш ребенок уважает старость… Рядом стенд, обращенный к школьникам: «Берегите ваших матерей!» И еще один щит: «Без матери нет ни поэта, ни героя» — и на нем портреты матерей больших людей: ученых, писателей, героев. Беседы с родителями тоже не оставляют равнодушных: «Как предупредить детские неврозы», «Как воспитывать уважение к старшим», «Как предупреждать бессердечность детей», «Отец и сын», «Дедушка и бабушка — воспитатели», «Как добиться, чтобы в семье царили доброта и согласие», «Как воспитывать, не прибегая к наказанию» и десятки других не менее нужных тем.

И много праздников. О них можно написать книгу. Приглашаются и родители, чьи ребятишки скоро пойдут в школу. Это итоги большого радостного труда. «Постепенно у нас в коллективе родилась и утвердилась прекрасная традиция — осенью, когда земля и труд дают человеку щедрые дары, мы стали отмечать осенний праздник матери. Каждый ученик приносил матери в этот день то, что создал своим трудом, о чем мечтал целое лето, а то и несколько лет: яблоки, цветы, колосья пшеницы, выращенные на крохотном участке (у каждого ребенка на приусадебном участке родителей был уголок любимого труда). «Берегите своих матерей» — эту мысль мы утверждали в сознании мальчиков и девочек, готовя их к осеннему празднику матери. Чем больше духовных сил вложил ребенок в труд во имя радости матери, тем больше человечности в его сердце. Родился у нас и весенний праздник матери. Мы нашли в лесу чудесную поляну, которую дети назвали земляничной — летом здесь  много ягод. Большую радость переживали дети в минуты общения с этим чудесным уголком. Своей радостью ребятам хотелось поделиться с матерями. И вот у ребят родилась мысль» первый цветок, украсивший землю, — маме. Так возник весенний праздник матери. Дети несли матерям в этот день не только нежные колокольчики подснежника, но и цветы, выращенные в теплице, В проведении праздников, посвященных матери, нужно избегать шумихи и «организационных мероприятий». Мы стремились к тому, чтобы чествование матери было делом семейным, интимным. Главное здесь — не громкие слова, а глубокие чувства».

«Проходит первый год школьной жизни, дети переходят во второй класс, и вот мы с ними закладываем сад благодарности. Это сад для стариков, которые проработали на земле 40,50,60,70 лет… А есть люди, проработавшие и больше. Для сада благодарности мы выбираем, как правило, участок неплодородной земли, превращаем ее в почву высокого плодородия, высаживаем виноград, яблони, груши, сливы. Нелегкий это труд — бывает надо перенести десятки тонн ила, чтобы земля могла родить жизнь. Но этот труд одухотворен высокой целью: мы приносим радость людям. В саду благодарности созревают первые плоды.

Дети приглашают в сад уважаемых, дорогих односельчан — дедов своих и прадедов. Так рождается дух сотрудничества и доброжелательности между семьей и школой. В семье уважают школу; школа не станет жаловаться отцу на сына, вкладывая ремень в родительские руки. И хотя в селе все известно, в школе не допускается никаких осуждений родителей.

«Это было в первом классе. Дети выполняли письменную работу: самостоятельно решали задачи. В классе стояла тишина… «А отец Дмитрика в тюрьме», — вдруг раздалось в классе. Учитель поднялся. Эти слова произнес Петрик, сосед Дмитрика по парте. — Он три месяца сидит в тюрьме, — продолжал Петрик, потому что учитель от неожиданности не успел собраться с мыслями. Он видел, как Дмитрик побледнел, ручка выпала из его руки. Он поднял глаза и умоляюще смотрел на учителя. Смотрели на учителя и все дети. Кое-кто от неожиданной новости даже рот раскрыл, кто-то шептал товарищу. — Ничего удивительного нет, — сказал учитель. В классе стало еще тише.
Папа Дмитрика — стекольщик. Помните, он и в школе стеклил окна? А в тюрьме много разбитых стекол: гроза была, повыбивало… Папу Дмитрика послали стеклить окна в тюрьме. Не такая это уж быстрая работа… В глазах Дмитрика засветились огоньки благодарности. И уже через много лет, став взрослым человеком, приведя в школу своего первого сына, Дмитрик скажет учителю: «Никогда не забуду тот день… Я словно тонул, уже захлебывался, а вы подхватили меня, спасли, вынесли на берег и посадили на мягкую траву…»

Сплочение педколлектива и содружество с семьей открывают путь к решению основной задачи: как сделать радостным процесс познания мира, само учение. «Ребенок не может быть счастлив, если в школе ему плохо или скучно, если он не чувствует себя достаточно способным, чтобы овладеть школьной наукой. Сделать ребенка счастливым — значит, прежде всего, помочь ему учиться. В школьных успехах, в самосознании силы ребенка залог его счастливого детства; в школьных успехах — залог будущей счастливой, духовно насыщенной жизни взрослого». Наверное, нет учителя, который с горечью не отмечал бы какой-то зловещей закономерности падения желания учиться с первого класса по последний. Море рук, вопросов у истоков школы и лишь отдельные всплески в устье.

«Нет, так не может больше продолжаться» — эти слова не раз мобилизовывали В.А.Сухомлинского на огромный исследовательский труд, и приводили к победе. Он не только уяснил в чем эта печальная закономерность, но и разрушил ее так, что люди, посещавшие школу в Павлыше, поражались активности десятиклассников: они работали с такой же радостью и увлечением, как и первоклашки. В чем же «секрет» директора и ученого? Переходя сегодня практически к «непрерывному образованию», к «образованию всю жизнь», неплохо было бы узнать, как сделать учение радостным. Истоки нежелания учиться, пока замаскированные, проявились в самом благополучном на первый взгляд звене — в 1-ом классе. Об активности умственного труда учащихся говорят много и часто. Но активность может быть разная. Ученик бойко отвечает, заучив прочитанное или запомнив рассказанное учителями — это тоже активность, но вряд ли она может способствовать развитию умственных способностей. Педагогу надо стремиться к активности мысли ученика, к тому, чтобы знания развивались благодаря их применению. Учить так, чтобы знания добывались с помощью уже имеющихся знаний — в этом, на мой взгляд, заключается высшее мастерство дидакта». И если учитель первого класса с 1-го сентября начнет как бы новую жизнь, не замечая, что его ребятишки, пришедшие из страны «почемучек», уже прожили глубоко эмоциональную, с тысячами вопросов, семилетнюю жизнь, и будет учить их мыслить на примерах оторванных от их «опыта жизни», он никогда не сможет зажечь огня знаний. «Источник интереса — в применении знаний, в переживании чувства власти разума над фактами и явлениями». В самой глубине человеческого существа есть неискоренимая потребность чувствовать себя открывателем, исследователем, искателем. В детском же духовном мире эта потребность особенно сильна. Но если нет пищи дня нее — живого общения с фактами и явлениями, радости познания — эта потребность глохнет, а вместе с ней угасает и интерес к знаниям». «Я советовал учителям: если ученик не понимает чего-то, если мысль бьется беспомощно, как птица в клетке, присмотритесь внимательно к своей работе: не стало ли сознание вашего ребенка маленьким пересыхающим озерцом, оторванным от вечного и животворного первоисточника мысли — мира вещей, явлений природы? Соедините это маленькое озерцо с океаном природы, вещей, окружающего мира, и вы увидите, как забьет ключ живой мысли».

Но природа одна, сама по себе, не научит ребенка думать. Ведь любимая во все времена книга «Маугли» — сказка. Дети, лишенные возможности общения с людьми, возможности слышать их речь, задавать им вопросы и получать ответы, полностью теряют человеческие признаки. «То, что ребенок видит сам — это еще не поток информации. Человеческое воспитание в том и заключается, что старшие передают детям свои знания об окружающем мире, энергией своей мысли постоянно питают поток информации, воздействующий на ребенка. Я начал внимательно изучать окружение каждого ребенка в семье — от рождения до поступления в школу. Стали открываться интересные закономерности. Если в дошкольном возрасте ребенок предоставлен самому себе, если старшие не создают того потока информации, без которого немыслимо нормальное человеческое окружение, детский мозг пребывает в состоянии инертности: угасает пытливость, любознательность, развивается равнодушие».

Итак, «Прежде чем давать знания, надо научить думать, воспринимать, наблюдать». «Мышление на уроке начинается там, где у ученика появляется потребность ответить на вопрос. Вызвать эту потребность — это и значит поставить цель умственного труда. Ребенок ищет, стремится найти ответ только на вопрос, связанный с явлениями, отдельные стороны которого ему в какой-то мере известны», «Надо изменить взгляд на сущность понятий «знания», «знать». Знать — это значит уметь применять знания. Знания лишь тогда и живут, когда развиваются и углубляются. Только при условии развития знаний осуществляется закономерность: чем большими знаниями обладает ученик, тем легче ему учиться. На практике, к сожалению, нередко бывает наоборот: с каждым годом ученику учиться все труднее и труднее. Я тысячу раз убеждался: одной из причин трудностей, которые встречают дети в учении, является то, что знания остаются часто для них неподвижным грузом, накапливаются как бы «про запас», «не идут в оборот», не применяются (прежде всего, с целью добывания новых знаний). В практике учебно-воспитательной работы для многих учителей понятие «знать» означает — уметь отвечать на поставленные вопросы. Такой взгляд толкает учителя на одностороннюю оценку умственного труда и способностей учащихся: способным и знающим остается тот, кто умеет хранить знания в памяти и по первому требованию учителя «выложить» их. С первых дней школьной жизни на тернистом пути учения перед ребенком появляется идол — отметка. Для одного ребенка он добрый, снисходительный, для другого — жесткий, безжалостный, неумолимый. Почему это так, почему он одному покровительствует, а другого тиранит — детям непонятно. Ведь не может 7-летний ребенок понять зависимость оценки своего труда, от личных усилий — для него это пока еще непостижимо. Он старается удовлетворить или — на худой конец — обмануть идола и постепенно привыкает учиться не для личной радости, а для отметки. Самое главное, что требуется для отметки — это ее оптимистическое, жизнерадостное начало. Отметка должна вознаграждать трудолюбие, а не карать за лень и нерадивость. Если учитель усматривает в двойке и единице кнут, которым можно подстегивать ленивую лошадь, а в четверке и пятерке пряник, то вскоре дети возненавидят и кнут и пряник. Педагогическая мудрость воспитателя в том и заключается, чтобы ребенок никогда не потерял веры в свои силы, никогда не чувствовал, что у него ничего не получается. Каждая работа должна быть для ученика хотя бы маленьким продвижением вперед. «Уважайте детское незнание» — эти слова польского педагога Януша Корчака запомнились мне на всю жизнь». «Мы договорились (и никогда не нарушали этой договоренности): если подросток не выполнил задания потому, что чего-то не понял, не ошеломлять его сразу оценкой. Мы вообще не ставим неудовлетворительных оценок. «Если вы еще не поняли, поработайте, подумайте, выполните самостоятельно то, что нужно было выполнить вместе с классом», — таким были смысл и тон обращения. За доверие подростки платили нам искренностью и трудолюбием. Эти отношения были бы недостижимой мечтой, если бы весь дух школьной жизни не воспитывал у подростков чувства собственного достоинства и уважения к самому себе. Подчеркиваю, что на одних только уроках таких взаимоотношений достичь невозможно…»

А как же быть с «тугодумами»? Может быть и не дождешься от них ответа? В.А.Сухомлинский призывает к терпению: «год, два, три года у ребенка может что-нибудь не получаться, но придет время — научится». Пусть лучше учитель не поставит оценку вообще, оставит пустую клеточку. Ребенок не опозорен, не наказан, он просто старается заслужить отметку. Никто из учеников его ни разу не расплакался из-за неуспехов в учении, из-за двоек. Много ли таких школ?
«Учителю хочется, чтобы ученик побыстрее ответил на вопрос, ему мало дела до того, как мыслит ребенок, ему вынь да положь ответ и получай отметку. Ему и невдомек, что невозможно ускорить течение медленной, но могучей реки. Пусть она течет в соответствии со своей природой, ее воды обязательно достигнут намеченного рубежа; но не спешите, пожалуйста, не нервничайте, не хлещите могучую реку березовой лозинкой отметки — ничего не поможет».

Какой тяжелый учительский труд — подумаете вы — спрашивать на дополнительных занятиях всех малоспособных учеников, которые пришли «закрывать» свои пустующие в журнале клеточки! И очень удивитесь, узнав, что в Павлышской школе вообще нет дополнительных занятий. А как же «неуспевающие»? Такого термина не существует, раз итог твоего труда будет подведен лишь после освоения темы. Наверное, и тут не обошлось без серьезных «секретов», если даже такой скромный человек как В.А.Сухомлинский написал в своем отчете: «…отдельным вопросом, над которым работает в течение многих лет директор школы, является развитие умственных способностей мало способных, медленно мыслящих детей».

Пока лишь один из секретов: «…Иногда трудноуспевающему ученику говорят: читай только учебник, не отвлекайся чтением чего-то другого. Это совершенно неправильное мнение. Чем труднее учиться школьнику, чем больше затруднений встречает он в умственном труде, тем больше ему надо читать: как фотопленка слабой чувствительности требует более продолжительной выдержки, так разум слабоуспевающего ученика требует более яркого и длительного света научных знаний. Не дополнительные занятия, не бесконечное «подтягивание», а чтение, чтение и еще раз чтение — вот что играет решающую роль в умственном труде тех, кому трудно учиться». «Система, в основе которой лежит оценка только положительных результатов умственного труда, постепенно внедрялась в работе всех учителей начальных, средних и старших классов». У читателя может возникнуть вопрос: а как же быть в конце четверти или учебного года, если окажется, что у учащегося нет оценки по какому-нибудь предмету? «В том-то и дело, что отсутствие оценки для ребенка — несравненно большая беда, чем двойка. В сознании ученика утверждается мысль: если у меня еще нет оценки, значит, я еще не потрудился как следует. Поэтому у нас почти не бывало таких случаев, чтобы к концу учебного года ученик не имел оценок. За 4 года я 6 раз не поставил детям оценки в конце четверти. Родители знают: если у сына или дочери в дневнике нет оценок — значит не все благополучно. Знают они и то, что отсутствие оценок, это не вина ребенка, а его беда. А в беде надо помогать. И мы совместно помогаем ученику. Я убедил родителей, чтобы они никогда не требовали от детей самых высоких оценок, не рассматривали удовлетворительную оценку как показатель лени, нерадивости, недостаточного усердия».
В Павлышской школе нет зубрежки, шпаргалок и списывания. Да и зачем списывать, лишать себя радости успеха, если учитель не «душит» «двойками», не пытается поймать на незнании, а терпеливо подвигает к победам в учении. И нет никакой зависти к отличникам, потому что жизнь школьников построена так, что у каждого есть свое любимое дело, в котором он лучше других. Многие школы выбирают в своей работе одно-два направления, на которые делают акцент. В.А.Сухомливский охватил все. «Это мощная педагогика» — очень верно подметил С.Л.Соловейчик. «К тому же она на редкость гармонична и глубоко гуманистична, проникнута любовью к детям. Дети у Сухомлинского в постоянном творчестве и на уроках и во внеурочное время; еще в дошкольном возрасте складывают сказки, в начальной школе пишут маленькие сочинения, с первого класса составляют математические задачи. «Я бы назвал творчество самой сутью жизни в мире знаний красоты».

В школе на 500 учащихся до 80 кружков, от выпиливания и вышивания до самолетостроения и кибернетики. Это очень устойчивые объединения. Есть кружки, существующие уже более двадцати лет; воспитанники могут перейти в аналогичные кружки полюбившейся специальности более старшего возраста; например, есть кружки: юных садоводов 1-2 классов, юных садоводов 3-4 классов, юных селекционеров 5-6 классов и т.д. Много и разновозрастных объединений. Есть две «Комнаты трудных дел», одна по физике и технике, другая — по биологии и агротехнике. Здесь работа построена на самодеятельности. Заведуют комнатами ученики старших классов; двери сюда открыты для всех: от первоклассника до десятиклассника. Задания не шуточные. Например: «В течение 2-х лет превратить мертвую глину в плодородную почву и вырастить урожай».

Фундаментальную идею великого русского педагога К.Д.Ушинского о том, что воспитывать детей надо не для счастья, а для труда жизни — это и принесет им счастье, Сухомлинский поддерживает и продолжает тонкими наблюдениями и огромной многолетней практикой, твердо держась заветов народной педагогики.

«Высшая педагогическая мудрость трудового воспитания заключается в том, чтобы утвердить в детском сердце народное отношение к труду. Труд для народа является не только жизненной необходимостью, без которой немыслимо человеческое существование, но и сферой многогранных проявлений духовной жизни, духовного богатства личности». «…Как только ребенок научился нести своей рукой ложку от тарелки ко рту, он работает — не для того, чтобы поупражняться в труде, а потому, что никто из людей, окружающих ребенка, без труда не представляет себе жизни. Народная педагогика знает, что ребенку посильно и что непосильно. Потому что в ней органически сочетается жизненная мудрость с материнской и отцовской любовью. Народная педагогика не боится того, что труд приносит усталость, она «знает, что труд не возможен без пота и мозолей».

«Можно услышать такие рассуждения: «Загрузить его (подростка) работой, чтобы не оставалось слишком много времени — и никаких трудностей переходного периода не будет». Это примитивное, упрощенное и вредное для практики представление, как о деятельности, так и о духовной жизни вообще».

Если вы организовали труд в «пожарном порядке», если позволили детям бросить работу, не доведя ее до конца, если школьники «латают» грехи взрослых и, загруженные примитивной работой, не видят ни значимости, ни пользы результатов труда, то дети, естественно, будут работать с равнодушием и нежеланием, а может быть и с отвращением. Сухомлинский пишет: «Труд необходим человеку так же, как пища, он должен быть регулярным, систематическим». У него четыре составляющих, из которых ни одной нельзя выбросить: радость, ум, добро и красота. «Радость труда ни с чем не сравнима. Ее не поставишь в ряд с радостью, которую дают человеку экскурсии, спорт, игры… «А разве можно полюбить долгосрочный, однообразный труд? Можно — утверждает Сухомлинский. Как раз труд, рассчитанный на несколько лет, и формирует упорство, характер. Но только при условии, чтобы вместе с руками работала голова; да мечта, замысел, цель были интересными, ценными и полезными для людей, общества.

«В первую осень школьной жизни учитель начальных классов ведет своих воспитанников в глухой уголок степи. Показывает детям: на широкой плодородной ниве образуется небольшой овраг: «Смотрите, дети, какой глубины этот овраг сейчас и каким он будет весной». Идет на это место с детьми весною. Весенние воды заметно углубили овраг — через него уже и трактор не переедет. «Вот перед вами, дети, гибнет самое дорогое наше богатство — плодородная земля. Это богатство народа. Если мы его не спасем, оно погибнет навсегда. А вы, дети, хотя еще и маленькие, можете начать спасение этого богатства». В эти минуты у ребят зажигаются первые искры гражданского сознания, им открывается бесценнейшее людское богатство — труд для народа. Этот труд сегодня может быть очень простой и будничный: дети копают лопатками ямки, готовясь посадить в них черенки, вносят в землю удобрения, поливают землю. И так несколько лет — все просто и однообразно. Но это не отупляющая физическая работа, нет! Это работа в полном понимании этого слова творческая, потому что человек, который выполняет ее, ощущает себя творцом. Потому что он получает от нее большую радость — радость творения счастья для людей. Потому что это чувство объединяет воспитанников в коллектив… Шли годы, деревья выросли и задержали эрозию почвы. Десятки гектаров плодородной земли спасены от гибели».

Не менее важно и умение трудиться и индивидуально. «Я стремился к тому, чтобы в школе не было ни одного ребенка, который не раскрыл бы в труде своей индивидуальности, самобытности». «У каждого ребенка всегда было несколько увлечений, иначе нельзя и представить богатой духовной жизни детей. Но в чем-то одном каждый ученик проявлял себя наиболее ярко».

Педколлектив Павлышской школы постоянно и глубоко изучает связи физического и умственного труда. «Отрыв физического труда от труда интеллектуального в школьные годы так же опасен, как и схоластическое обучение. Соединение умственного труда с физическим — это не механическое увеличение физической нагрузки рядом с нагрузкой умственной, а постоянное применение интеллектуальных усилий в физическом труде». «Десятилетия работы в школе убедили меня в том, что труд играет исключительно важную роль в умственном развитии. Ум ребенка — на кончиках его пальцев. Это педагогическое убеждение возникло из наблюдений. Я видел, что у детей с золотыми руками, у тех, кто любит труд, формируется ясный, пытливый ум. Речь — идет не о всяком труде, а, прежде всего, о сложном творческом труде, в котором — мысль, тонкое умение, мастерство». «Вовлечение в сложный, умный труд учащихся с замедленным, хаотическим мышлением, длительные наблюдения над их трудовой деятельностью — все это помогло лучше увидеть пути формирования мышления. У нас не было ни одного трудноуспевающего ученика, который бы не работал в школьной мастерской над моделями хитроумных машин, механизмов, приборов, установок». Начиная, со 2-го класса у Павлышских школьников раз в неделю «час любимого труда», а в 3 и 4 классах — 2 часа. «Одни дети шли в «зеленый домик», другие — в рабочую комнату, третьи — в теплицу, четвертые на учебно-опытный участок или в сад. Полюбившие труд на ферме отправлялись к ягнятам и телятам».
Нельзя без радостного восхищения перед педколлективом читать скромные записи в дневнике директора: «Вот построили здание для двух начальных классов: всей школой строили. Построили оранжерею, теплицы, учебную электростанцию, стадион, строительный полигон, заложили виноградник, создали вокруг школы большой сад, поставили мастерские, завели пасеку, крольчатник (все это выстроили и сделали сами ребята, разумеется, с помощью взрослых мастеров)».

В особом почете праздник первого хлеба. «Первая осень школьной жизни. На участке старшие школьники отвели для нас несколько десятков квадратных метров земли. Мы разрыхлили почву — труд этот привычен для сельского ребенка. Говорю малышам: «Здесь мы посеем озимую пшеницу, соберем зерно, смелем его. Это будет наш первый хлеб». Дети хорошо знают, что такое хлеб, и стремятся трудиться как их отцы и матери; в то же время в деле, которое мы затеваем, есть что-то романтическое, есть элемент игры. Мечта о первом хлебе вдохновляет, помогает преодолевать трудности. А трудности немалые: дети носят маленькими корзинками перегной, смешивают его с почвой, роют канавки для рядков пшеницы, отбирают по зернышку семена. Посев превращается в настоящий праздник. Воодушевление трудом охватывает всех детей. Нива засеяна, но никто не идет домой. Хочется мечтать, мы садимся под деревом, и я рассказываю сказку о золотом пшеничном зернышке… До появления всходов пшеницы ребята волнуются: скоро ли зазеленеет наша нива? А когда появились всходы, мальчики и девочки каждое утро бегали посмотреть: быстро ли растут зеленые стебельки? Зимой мы засыпали ниву снегом, чтобы пшенице было тепло. Весной дети переживали радостное волнение, наблюдая, как всходы сплошным ковром покрывают землю, как пшеница выходит в стрелку и колосится. Малыши близко к сердцу принимали судьбу каждого колоска. Жатва была еще более радостным праздником, чем посев. В школу ребята пришли празднично одетые. Каждый ученик бережно срезал пшеницу, связывал ее в маленький сноп. Снова праздник труда — обмолот. Собрали все до зернышка, ссыпали в мешок. Дедушка Андрей смолол пшеницу, принес белую муку. Мы попросили маму Тины спечь нам хлеб. Ребята помогали ей: мальчики носили воду, девочки подавали дрова. Вот они, четыре больших белых каравая, — наш труд, наши заботы и волнения.

Чувство гордости волнует детские сердца. Пришел долгожданный день — праздник первого хлеба. На праздник ребята пригласили дедушку Андрея, всех родителей. Разостлали белые вышитые скатерти, девочки разложили ароматные кусочки хлеба, дедушка Андрей поставил тарелки с медом. Родители едят хлеб, хвалят детей, благодарят за труд. Этот день остался в памяти детей на всю жизнь. На празднике не говорили громких слов о труде и человеческом достоинстве. Главное, чем взволновал ребят праздник, — это переживание чувства гордости: мы вырастили хлеб, мы принесли радость родителям. А человеческая гордость за свой труд — важнейший источник нравственной чистоты и благородства».

«Я стремился к тому, чтобы труд детей был разнообразным, способствовал раскрытию их задатков и наклонностей. Рядом со школьной мастерской мы оборудовали комнату для малышей. Здесь поставили столы, прикрепили к ним тиски. Удалось осуществить давнюю мечту — старшие школьники сделали для малышей 2 миниатюрных токарных станочка и один сверлильный. В шкафу и на полках — маленькие рубанки, пилы, в слесарных ящиках — набор инструментов для обработки металла, а также металлические пластинки, проволока — все это необходимо для конструирования и моделирования. Собираясь после обеда в рабочей комнате, мы делали сразу несколько интересных моделей ветроэлектростанции, зерноочистительной машины, веялки, а так же домик, похожий на настоящий дом, письменный стол и шкаф для крохотных слесарных инструментов. Ребята трудились коллективно, изготовляя и деревянные, и металлические детали. Чем меньше и тоньше модель, чем труднее ее было сделать похожей на настоящую «взрослую», как говорили дети, тем с большим интересом они работали.

Главная цель, которую я ставил, вовлекая детей в этот труд, — пробудить задатки и наклонности, дать радость творчества, выработать умения и навыки, необходимые в будущем. Я стремился увлечь ребят примером: показывая им наглядно, как обрабатывать дерево и металл, как пользоваться инструментами. Наше занятие в рабочей комнате началось с того, что я на глазах у ребят сделал из дерева игрушечную кроватку для куклы. Чем больше маленькая кроватка становилась похожей на настоящую кровать, тем ярче горели детские глаза:
малыши стремились принять участие в работе. Многие из них тут же начали помогать мне: скоблили и шлифовали отдельные детали кровати. Когда мы приступили к изготовлению модели ветроэлектростанции, у меня уже были не только надежные помощники, но и настоящие товарищи по труду».

Зачастую в обычной школьной мастерской инструментарий с небольшими возрастными вариациями, а иногда и вообще без них. Сухомлинский уже первокласснику дает удобный, по руке инструмент, облегчая навыки владения им и предупреждая травматизм. «В начальных классах дети начинают овладевать инструментами. Детским инструментам для ручного труда мы придаем очень большое значение. Ученики средних классов на уроках труда в слесарной мастерской изготовляют для младших ножи и резцы для резьбы по дереву, для вырезания из бумаги и картона. Сделан специальный станок, с помощью которого малыши изготовляют маленькие глиняные плиточки-кирпичики для постройки игрушечных зданий. Маленькие стамески и долота, топоры и молоточки — все это находит применение в детском труде».

В Павлышской школе каждому возрасту соответствуют свои трудовые навыки и умения. «Мы не допускаем, чтобы 15-16-летние подростки учились, например, сверлить металл, готовить почву под пшеницу, делать окулировку плодового дерева, — этим они должны овладеть на пять лет раньше…» Невозможно перечислить все, что умеют делать руками старшеклассники (это заняло бы целую страницу) им странно, что их спрашивают, умеют ли они водить трактор. Все мальчики-четвероклассники умеют водить трактор, но не умеют еще запускать мотор; этому их из соображений безопасности научат лишь в пятом классе, и все умеют ездить на маленьких мотоциклах, специально для них сделанных…» Среднее звено (5-7 классы) имеет бригаду малой механизации. «В распоряжении бригады — машины и механизмы, используемые на работе на школьном учебно-опытном участке, а также в детских политехнических кружках. В бригаде есть маленький, смонтированный учителями и старшеклассниками трактор, которым пионеры обрабатывают школьный участок и сад. Бригада имеет две маленькие автомашины для обучения младших школьников, две сеялки, косилку, молотилку, зерноочистительные машины — все эти механизмы сделаны в школе и приспособлены для детского труда».

Труд не только должен быть радостным и полезным для людей, но и непременно красивым, эстетичным. «Я добился того, что у каждого ребенка возникло желание завести свой домашний цветник». Но не вообще посадить цветы, а сделать уголок красоты, чтобы могли любоваться все. «Дети любят труд, в процессе которого создается что-то красивое, необычное». «В первую осень школьной жизни мы собрали семена шиповника, посадили их на отведенной нам грядке в укромном уголке школьной усадьбы. К шиповнику привили почки белых, красных, пурпурных, желтых роз. Мы создали свой «сад роз». Трудно передать словами радость, которую испытывали дети, когда появились первые цветы. Мальчики и девочки боялись прикоснуться к кустам, чтобы не повредить их. Когда я сказал, что розы будут цвести все лето, если правильно срезать цветы, дети были в восторге. Каждому хотелось понести цветок матери».

«Втискивая в голову детям готовые истины, обобщения, умозаключения, учитель подчас не дает детям возможности даже приблизиться к источнику мысли и живого слова, связывает крылья мечты, фантазии, творчества. Из живого, активного, деятельного существа ребенок превращается как бы в запоминающее устройство… Нет, так не должно быть. Нельзя отгораживать детей от окружающего мира каменной стеной. Нельзя лишать ученика радостей духовной жизни. Духовная жизнь ребенка полноценна лишь тогда, когда он живет в мире игры, сказки, музыки, фантазии, творчества. Без этого он — запущенный цветок».

«Я все больше убеждался, что образное видение мира и стремление передать чувство красоты словом — это душа и сердце детского мышления. Детское мышление — художественное, образное, эмоционально насыщенное мышление. Чтобы ребенок стал умным, сообразительным, надо в раннем детстве дать ему счастье художественного видения мира». «Необходимо эмоциональное пробуждение разума». «Без эстетического воспитания — нет воспитания вообще» — вот постулаты Сухомлинского и его коллег — учителей Павлышской школы. Очень широк спектр, как их называют в Павлыше, «коллективов художественной культуры: литературно-творческие, художественной самодеятельности, музыкальные, драматические, кукольный театр (три секции, более 40 человек), художественного чтения, хор («меня очень радовало, что петь любят все») и много других. Кружками охвачены практически все, даже самые маленькие дети. Естественно, добровольно. (В школе отсутствуют понятия «принуждения» и «наказания»). Многими кружками руководят старшеклассники.
Рисуют все («каждый ребенок — художник»). В начальной школе, слушая сказки, отдыхая на уроках математики или русского языка, в среднем звене иллюстрируя уроки биологии, географии, истории и, конечно, «на природе». Отсюда несет ребенок художественные образы и мелодии. Невелика фонотека в Павлышской школе, но не потому, что послевоенные годы, а потому, что Сухомлинский строг в отборе. «Я не представлял себе воспитание без слушания музыки, без того, чтобы уже в детские годы у человека не было любимых мелодий. Я заботился не о количестве, а, прежде всего о том, чтобы в духовную жизнь детей вошло все лучшее из музыкальных сокровищ человечества (прежде всего украинского и русского народов). Я использовал не более двух мелодий в месяц. Я опасался пресыщения музыкой, все новыми и новыми произведениями, которые бы просто развлекали не оставляя в сердце никакого следа. Музыка является самым чудодейственным, самым тонким средством привлечения к добру, красоте, человечности. Как гимнастика выпрямляет тело, так музыка выпрямляет душу человека. Многие годы наблюдений над духовным развитием одних и тех же воспитанников от младшего возраста до зрелости убедили меня в том, что стихийное, неорганизованное воздействие на детей кино, радио, телевидения не способствует, а скорее вредит правильному воспитанию. Особенно вредно обилие стихийных музыкальных впечатлений». А ведь музыка — могучий источник мысли. Без музыкального воспитания невозможно полноценное умственное развитие ребенка. Музыка пробуждала энергию мышления даже у самых инертных детей. Казалось, она вливает в клетки мыслящей материи какую-то чудодейственную силу».

А есть ли у Сухомлинского и его коллег свои «секреты», открытия, свой «конек» в эстетическом воспитании? Безусловно. Думается, что их два. Во-первых, это культ слова, сказки, книги. «Учитель постоянно думает: как добиться, чтобы дети глубоко знали родной язык, чтобы родное слово вошло в их духовную жизнь, стало и острым, метким резцом, и красочной палитрой, и тонким средством познания истины. Язык — это материальное выражение мысли, и ребенок лишь тогда будет знать его, когда вместе со смыслом воспринимает яркую эмоциональную окраску, живое трепетанье музыки родного слова. Без переживания красоты слова уму ребенка непостижимы сокровенные грани его смысла. А Переживание красоты немыслимо без фантазии, без личного участия детей в творчестве, имя которому сказка. Сказка — это активное эстетическое творчество, захватывающее все сферы жизни ребенка — его ум, чувства, воображение, волю». Сначала он слушает сказку из уст мамы, бабушки, учителя. «Первое рассказывание новой сказки — большое событие в жизни детей. Никогда не забуду, с каким волнением мы создавали обстановку для сказки Х.Андерсена «Снежная королева», Это было на втором году обучения. Наступили ранние зимние сумерки, дети пришли в «Комнату сказки». Обстановку, в которой происходит действие, — домики с острыми крышами, сказочный дворец среди высоких скал, быстрого оленя, снежные сугробы — ребята делали своими руками. Но сказку еще не все слышали. И вот в окнах домиков вспыхивают огоньки, с неба падают снежинки, нас окружает вечерний полумрак. Дети, затаив дыхание, слушают учителя… Сказка окончена, но ребята просят рассказать ее еще раз. Для меня было очень дорого это очарование словом. Я повторил сказку столько раз, сколько просили дети. А ребята снова и снова хотели слушать о Снежной королеве не потому, что им надо было запомнить слова, а потому, что они звучали для них дивной музыкой». «И вот что интересно: ребята десятки раз читали сказку, и, тем не менее, всегда слушали с большим интересом. Я вспоминал озабоченность педагогов: почему дети читают так монотонно, невыразительно? Почему в детском чтении редко можно услышать эмоциональную окраску? Потому что во многих случаях чтение отрывалось от духовной жизни, от мысли, чувств и представлений детей. Ребенка волнует одно, а читает он о другом. Чтение обогащает жизнь детей лишь при условии, когда слово затрагивает сокровенные уголки их сердец». «Меня не смущало то, что девочки и мальчики играли в куклы несколько лет. Это не какое-то «ребячество», как иногда думают отдельные учителя, а та же сказка, то же одухотворение живого существа, которое пронизывает творческий процесс составления и слушания сказки. В куклах — одухотворенный образ того, кого дети стремятся, говоря словами французского писателя Сент-Экзюпери, «приручить». Каждый ребенок хочет, чтобы у него было что-то бесконечно дорогое, родное. Я внимательно следил за тем, какие духовные отношения складываются между детьми и их любимыми куклами». Школа бережно хранит детство, а вместе с ним и сказку, аромат и яркие краски ее слов. «До тех пор, пока ребенок не почувствовал аромат слова, не увидел его тончайших оттенков — нельзя вообще начинать обучение грамоте, и если учитель делает это, то он обрекает дитя на тяжелый труд (ребенок в конце концов преодолеет эту тяжесть, но какой ценой это ему достанется!)». «Дети переступили школьный порог, стали учениками. Я считаю важнейшей воспитательной задачей ввести их в сад, имя которому — родное слово… Есть у меня специальные занятия — «Двести цветов родного слова». Это двести путешествий к истокам слова, двести басен, двести наблюдений над цветами родного слова».

«Обидно и досадно слышать нарекания отдельных учителей: не хотят дети учить грамматику, нет интереса к слову. Почему так бывает? Потому что изучение языка ограничивается иногда только заучиванием грамматических правил да выполнением упражнений. Но разве может человек полюбить, скажем, цветоводство, если показать ему засушенный, стиснутый между страницами книги прошлогодний цветок и заявить: это красота, люби ее?» Особенно важно сохранить «вкус» к слову и эмоциональный настрой в момент начала обучения чтению.

«Без высокой культуры чтения нет ни школы, ни подлинного умственного труда. Плохое чтение — как замазанное грязью окошко, через которое ничего не видно». Вот здесь направление «главного удара» Сухомлинского с первых дней работы в школе. Нельзя допустить, чтобы дети были безграмотны, чтобы оставались на второй год из-за грамматических ошибок. Каждый учитель, прежде всего — преподаватель словесности. Слово — первый шаг к мысли. «Многие ученики не могут овладевать знаниями, потому что не умеют бегло и сознательно читать, читая думать: это одна из наиболее печальных диспропорций. Умение бегло и сознательно читать — и выразительно, и про себя — это не просто элементарная грамотность, это одно из важнейших условий полноценного логического мышления на уроках и при самостоятельной работе над книгой. Тот, кто не умеет бегло и сознательно читать не может успешно овладевать знаниями… У школьника еще нет умений, представляющих собой инструмент овладения знаниями, а ему учитель преподносит все новые и новые знания: успевай, не зевай. Такой ученик — все равно, что человек без зубов, вынужденный глотать не пережеванные куски — он сначала чувствует недомогание, а потом заболевает, ничего не может есть…. Стремление овладеть знаниями без умения бегло читать притупляет умственные способности школьника, порождает хаотичность, бессвязность, отрывочность, примитивность мышления.

Вам, наверное, приходилось встречать учеников V, VI класса, которые, как говорят, не умеют связать двух слов. Я записывал дословно речь таких школьников и анализировал ее; она представляет собой как бы вырванные из контекста отдельные слова, между которой нет никакой связи. Часть своих представлений ученик вообще не может выразить словом, и от этого в его речи — провалы, неясности. Многолетнее изучение этих печальных фактов привело меня к выводу, что умственное косноязычие (так я называю этот недостаток) порождается неумением бегло и сознательно читать, читая — думать. Уже в течение нескольких лет учителя, приступающие к воспитанию дошкольников, достигают того, что их питомцы к началу обучения в классе умеют читать. Это в значительной мере облегчает весь процесс обучения не только в начальных, но и в средних и старших классах. Наш многолетний коллективный опыт позволяет сделать очень важный вывод, касающийся роли беглого, выразительного, сознательного чтения в интеллектуальном развитии ребенка, в творческом умственном труде в процессе учения. Этот вывод заключается в следующем: чем раньше ребенок начал читать, чем органичнее связано чтение со всей его духовной жизнью, тем сложнее мыслительные процессы, протекающие во время чтения, тем больше дает чтение для умственного развития». «Чтение как источник духовного обогащения не сводится к умению читать; этим умением оно только начинается. Чтение — это окошко, через которое дети видят и познают мир и самих себя. Оно открывается перед ребенком лишь тогда, когда наряду с чтением, одновременно с ним и даже раньше, чем впервые раскрыта книга, начинается кропотливая работа над словом, которая должна охватить все сферы активной деятельности духовной жизни детей — труд, игру, общение с природой, музыку, творчество, сказку и фантазию». Одной из истин моей педагогической веры является безграничная вера в воспитательную силу книги. Школа — это, прежде всего, книга и человеческие отношения. Книга — это лучшее оружие, без нее я был бы немым или косноязычным: я не мог бы сказать юному сердцу и сотой доли того, что ему надо сказать и что я говорю. Умная, вдохновенная книга нередко решает судьбу человека. Атмосфера любви к книге, уважение к книге, благоговение перед книгой — в этом заключается сущность школы и педагогического труда. В школе может быть все, но если нет книг, нужных для всестороннего развития человека, для его богатой духовной жизни, или если книгу не любят и равнодушны к ней, это еще не школа: в школе может многого не хватать, во многом мы можем быть бедны, скромны, но, если у нас есть книги, нужные для того, чтобы перед нами всегда было широко открыто окно в мир, это уже школа. Школа должна быть царством книги». И, обращаясь к учителям: «Не бойтесь посвящать целые часы школьных занятий книге! Не бойтесь посвящать целый день путешествию по «книжному морю». «В I-III классах обязательно надо создавать (в каждом классе отдельно) уголки книги, выставлять здесь книги умные и, в то же время, интересные для детей. Пусть каждый ученик постоянно пользуется этой первой в своей жизни библиотечкой. Я бы не советовал ученикам I-III, по крайней мере, I-II классов брать книги в школьной библиотеке: лучше учителя никто не знает, что надо читать ученику. Бывает ему надо дать почитать единственно необходимую в данный момент свою книгу: об этом никто не может знать так хорошо, как учитель». «С первого дня работы в школе предметом моей заботы было то, что в детские руки не попала бы ни одна плохая книжка, чтобы ребята жили в мире интересных произведений, которые вошли в золотой фонд национальной и общечеловеческой культуры. Это исключительно важная задача: человек за всю свою жизнь может прочитать не больше 2000 книг — следовательно, в годы детства и ранней юности надо вдумчиво отбирать материал для чтения». «Когда я все больше присматривался к тому, что и как читают подростки, юноши и девушки, мне стало страшно: они не знали, что такое настоящее чтение — вдумчивое проникновение в смысл книги, игра умственных сил. Они знали только одно чтение — чтение учебника… Я увидел, что подростков надо учить читать. В школе мы создали «комнату мысли». Здесь было собрано свыше трехсот «самых умных» книг. Сухомлинский с огромной требовательностью отбирал то, что необходимо обязательно прочитать в годы отрочества. Так была создана «золотая библиотека отрочества» (более 360 названий) ценнейших книг. Многие из них — в десятках экземпляров, чтобы была возможность для каждого при желании еще и еще раз встретиться с полюбившимся писателем. «В нашей школьной библиотеке 188 тыс. книг, в личных библиотеках учителей их более 49 тысяч». В семье Василия Александровича — более 19 тысяч, «настоящий педагог — книголюб». Растут с каждым годом и семейные, домашние библиотеки учеников. «Я стремился к тому, чтобы каждый ребенок постепенно создавал личную библиотеку, чтобы чтение становилось важнейшей духовной потребностью детей. Уже в первые 2 года обучения ребят в начальных классах я добился того, что в каждой семье была создана библиотека. В одних семьях библиотека насчитывала свыше 500 книг, в других — меньше, но книжные богатства ежемесячно умножались в каждом доме. Если в течение месяца семейная библиотека не пополнилась ни одной книгой, я считал это тревожным явлением».

Углубляют любовь к слову, сказке, книге и многочисленные праздники. «Проводятся праздники книги; друзья дарят друг другу книги с дарственными надписями. В этот день отец дарит книги детям; мы советуем дарить такие книги, содержание которых в какой-то мере отражало бы воспитательный идеал семьи. Коллективы классов дарят в этот день маленькие библиотечки старикам, инвалидам, особенно людям одиноким». «Дважды в конце первого полугодия и в конце учебного года мы отмечали праздник родного слова — решали, кто лучше всех читал рассказ или стихотворение, Это было своеобразное творческое соревнование, победители которого награждались книгами. Награды детям вручали старшие колхозники — почитатели и ценители родного слова. Они тоже рассказывали сказки, читали наизусть стихотворения. Случалось, что одну и ту же вещь читал ученик и старый колхозник. На четвертом году обучения весенний праздник родного слова длился 2 дня — так много было желающих прочитать рассказ, стихотворение, басню. Постоянное общение со старшими — отцами, матерями, дедушками и бабушками — пробудило к жизни еще одну интересную традицию — лучшие наши чтецы стали читать дома своим родителям; в школу стали приходить взрослые, чтобы послушать, как читают дети. Возникло несколько кружков любителей родного слова (кружки состояли из взрослых, очень уважаемых людей). То, что ребята были как бы организаторами этих кружков, усиливало интерес к книге и чтению». Если первый «секрет» эстетического воспитания Сухомлинского — это слово и книга, то второй — гармония. «Каждое воздействие на духовный мир ребенка приобретает воспитательную силу лишь тогда, когда рядом идут другие столь же важные воздействия. В определенных условиях человек может заботливо выращивать цветы, восторгаться их красотой и в то же время быть циником, равнодушным, бессердечным — все зависит от того, с какими другими средствами воздействия на духовный мир личности соседствует то воздействие, на которое мы, воспитатели, возлагаем определенные надежды». Все, что видит ребенок, переступив порог нашей школы, все, с чем он здесь соприкасается — красиво. Красив общий вид школы, утопающей в зелени, красивы зеленые кусты винограда с янтарными гроздями; красивы вьющиеся розы вдоль дорожки от одного школьного корпуса к другим. Красивы во все времена года кроны деревьев в школьном саду. Красиво обрамленное диким виноградом крыльцо главного входа в школу…». «У нас дети занимаются в четырех зданиях, возле каждого здания — зеленая лужайка; нет ни одного клочка земли без зелени — это не только требование гигиены. Но и закон красоты».

«Эстетичность обстановки достигается такой гармонией нерукотворного и созданного человеком, которая пробуждает чувство радости. Мы стремимся к тому, чтобы на школьном дворе ребенок везде видел красоту природы, которая становится еще красивее от того, что к ней приложил заботу он, ребенок». Эстетическое восприятие перерастает в эстетическую деятельность. Общение в школьном коллективе, учеба, труд, спорт — все в Павлыше красиво и эстетично. «Я тысячу раз убеждался, что без взаимодействия человека с природой не мыслимо умственное развитие, как без мелодии невозможна музыка, без слов — речь, без книги — наука». Познание, бережение природы идет по Ушинскому «концентрическими кругами» с центром в малой родине, школе, в родном доме. (К.Д.Ушинский, Януш Корчак и А.С. Макаренко — любимые педагоги В.А. Сухомлинского). «У нас летом ни одного бурьянчика вокруг школы не растет, все шелковистое» — говорят дети. «Школьный участок — царство зелени. Школе не нужен огромный двор, с которого ветер нес бы в окна тучи пыли. У нас много зеленых лужаек, укромных уголков, покрытых травой. Зелени так много, что хотя бывает, ученики ходят по траве и сидят на ней, они никогда не смогут ее вытоптать.
На участке много цветов, цветочных аллей, рощ. Любимое место прогулок — аллея роз. В саду, в персиковой роще, в дубовой роще не меньше 30 укромных уголков, где благоухают цветы и можно помечтать, поговорить. Дорожки, по которым дети переходят из здания в здание, содержатся в идеальной чистоте, а если в ненастную погоду они бывают мокрыми от дождя, то ученик несет на ногах только влагу, но не грязь и не пыль. Южную, западную и северную части школьного участка занимает плодовый сад площадью 2 гектара, в нем растут все виды плодовых деревьев, которые культивируются на Украине (яблоня, груша, слива, абрикос, персик, вишня, черешня, орех). Заложенный учениками 20 лет назад сад с каждым годом расширяется. Рядом с главным учебным корпусом — виноградник (его площадь 0,2 Га) — любимое место учеников и педагогического коллектива. С мая по ноябрь дети любуются сначала морем густой листвы, потом созревающими гроздями. Между плодовым садом и виноградником находятся теплица и зеленая лаборатория. В теплице выращиваются цветы и овощи, ставятся опыты. Один из стеллажей расположен в центре теплицы, вокруг него складные скамейки, рабочие места для классов. Теплицу построили ученики, они же провели сюда центральное отопление и водопровод. В самые холодные зимние дни температура в теплице держится не ниже 27 градусов.

Между школьным участком и колхозными полями мы заложили несколько полезащитных дубрав и рощ. Рядом со школой — спортивный стадион, обсаженный яблонями. С северо-западной стороны школьного участка чернел овраг. Мы обсадили его дубками, и на склонах посадили кусты сирени. Возникла дубрава и чудесная сиреневая роща. За 20 лет мы превратили в тучные нивы и цветущие сады 40 гектаров неплодородной глинистой почвы». «Человек был и всегда останется сыном природы, и то, что роднит его с природой, должно использоваться для его приобщения к богатствам духовной культуры. Мир, окружающий ребенка — это, прежде всего, мир природы с безграничным богатством явлений, с неисчерпаемой красотой. Здесь, в природе, вечный источник детского разума».
Учение в первые месяцы и годы школьной жизни не должно превратиться в единственный вид деятельности. Первые уроки мышления должны быть не в классе, не перед классной доской, а среди природы… Подлинная мысль всегда проникнута трепетным чувством… Идите в поле, в парк, пейте из источника мысли, и эта живая вода сделает ваших питомцев мудрыми исследователями, пытливыми, любознательными людьми и поэтами». «Первые недели я постепенно вводил первоклассников в новую для них жизнь. В сентябре мы были в классе не больше 40 минут в день, в октябре — не больше 2 часов. Это время отводилось на занятия по письму и арифметике. Остальные два часа мы проводили на свежем воздухе. Дети с нетерпением ожидали настоящего урока — так называли они классные занятия. Я радовался этому желанию и думал: «Если бы знали дети, как ваши ровесники, истомившиеся в душном классе, ждут, не дождутся звонка на перерыв…» В солнечные осенние дни мы занимались в одном из «зеленых классов» — среди высоких яблонь, на лужайке. Несколько лет назад мы со старшими учениками соорудили здесь из проволоки и железных прутьев каркас будущего зеленого класса и посадили саженцы вьющихся растений — дикого винограда и хмеля. Через два года образовалась зеленая комната — растения закрыли и потолок. Несколько окошек обеспечивали нормальное освещение. В жаркие дни здесь было прохладно, осенью тепло и уютно. В зеленом классе всегда царила тишина. «Окошки» можно было закрыть ветками хмеля и винограда. И тогда наступал зеленый полумрак, через просветы в листве струились солнечные лучи, создавая причудливую игру света и тени. Дети называли это «закрыть окошко для сказки». В зеленом классе стояли маленькие столики и табуретки, здесь дети писали, читали, решали задачи. Второй «зеленый класс» — это лужайка, окруженная с трех сторон морозоустойчивым сортом винограда. В сильную жару — а жаркие дни у нас нередко и весною и осенью — здесь прохладно. Есть у нас еще один «зеленый класс» — на траве, среди зеленых деревьев в глухой роще, примыкающей к оврагу. Сюда мы иногда приходили на последний урок, когда не надо было возвращаться в школьное здание. Примерно 40% всех уроков в течение года мы проводили не в помещении, а в «зеленом классе». Из остальных 60% классных занятий значительная часть у нас проходила в «зеленой лаборатории» и в школьной теплице. «Зеленая лаборатория» — это отдельное здание, окруженное со всех сторон деревьями и виноградом. Здесь есть комната для занятий, в ней множество растений и цветов.

Расширяются концентрические круги: дети из школьного сада, со школьного двора отправляются в путешествия по родному краю, в родную природу. «Я продумал все, что должно стать источником мысли моих воспитанников, определил, что день за днем в течение 4 лет будут наблюдать дети, какие явления окружающего мира станут источником их мысли. Так сложились 300 страниц «Книги природы». Это — 300 наблюдений, 300 ярких картин, запечатлевшихся в сознании ребят. Два раза в неделю мы шли на природу — учить думать. Не просто наблюдать? учиться думать. Это были по существу уроки мышления. Не увлекательные прогулки, а именно уроки. Но то, что и урок может быть очень увлекательным, очень интересным, — это обстоятельство еще больше обогащает духовный мир ребят». «В первые дни школьного обучения, я открываю перед детьми первую страницу книги «родной природы» — называется эта страница «Родное село». Километрах в двух севернее села есть древний скифский курган, с вершины которого открываются широкие просторы. С этого кургана видно все село, красиво и привольно, раскинувшееся в долине реки Омельник. Я веду детей в это место в тихий предвечерний час. Дети изумлены: никто из них до сих пор не видел села с этого очаровательного места (так говорят сами дети; потом они не раз приходят сюда любоваться красотой родного села, озаренного мягкими ласковыми лучами вечернего солнца). Мы сидим на кургане, вокруг нас звучит стройный хор кузнечиков, в воздухе аромат степных трав. Мы молчим. Детям не надо много говорить, не надо пичкать их рассказами, слова не забава, а словесное пресыщение — одно из самых вредных пресыщений. Ребенку нужно не только слушать своего воспитателя, но и молчать; в эти мгновения он думает, осмысливает услышанное и увиденное».
«В начальных классах наблюдения необходимы ребенку, как солнце, воздух и влага необходимы растению. Здесь наблюдения — важнейший источник энергии ума. Чем больше надо ребенку осмыслить и запомнить, тем больше необходимо ему увидеть отношений и взаимосвязей в окружающей природе, труде. Воспитывая учеников начальной школы, я учил их видеть в обычном необычное, искать и открывать причинно-следственные связи, отвечая на вопрос «почему»?

Февраль, зимняя стужа. Но вот выдался солнечный денек. Мы идем в тихий, заснеженный сад. Присмотритесь, дети, внимательно ко всему, что вокруг вас, — видите ли вы первые признаки приближения весны? Даже самый невнимательный из вас может заметить два-три признака, а тот, кто не только посмотрит, но и подумает, увидит двадцать признаков. Первые мелодии весеннего пробуждения услышит тот, кто умеет слушать музыку природы. Смотрите, слушайте, думайте, — говорю я учащимся. Я вижу, как присматриваются дети к заснеженным ветвям, к коре деревьев, прислушиваются к звукам. Их радует каждое маленькое открытие. Каждому хочется найти что-то новое. Потом мы приходим в сад через неделю, снова и снова через неделю, — и каждый раз перед пытливым, детским взором открывается что-то новое. Ученик, который в младших классах проходил школу наблюдательности, умеет четко разграничивать понятное и непонятное и, что особенно ценно, активно относится к слову. Умные, неожиданно «философские» вопросы слышит учитель от школьников, которых учили наблюдать, видеть. Ведите детей в природу в те переломные для нее периоды, когда происходят бурные, стремительные изменения — пробуждается жизнь, обновляются животворные внутренние силы живущего, накапливается энергия для могучего жизненного рывка». В своей книге «Сердце отдаю детям» Сухомлинский приводит многие десятки вопросов, рождающихся на уроках в природе у детей. «Я стремился ответить на каждый вопрос так, чтобы не только раскрыть перед детьми сущность явлений природы, но еще больше разжечь огонек пытливости и любознательности. На отдельные вопросы я не знал, как отвечать, Получалось, что чем проще вопрос кажется с первого взгляда, тем труднее на него ответить. Мы, учителя начальных классов, собирались специально для того, чтобы посоветоваться, какими должны быть ответы на «философские» вопросы детей. Бывало, целый вечер уходил на то, чтобы коллективно исследовать сложнейший лабиринт детской мысли».

«Зеленый домик» — еще одна задумка неутомимого директора и одновременно учителя начальных классов В.А.Сухомлинского. «Уже в 1 классе нам выделили 0,1 га земли, и вместе со старшими школьниками дети построили здесь домик — кирпичные стены, черепичная кровля, деревянный пол, маленькая топка, водопровод, электричество, — все как в настоящем доме, но все небольшое. «Зеленый домик» — так ребята назвали это сооружение — стал еще одним уютным уголком, где малыши читали, слушали рассказы о природе. Позже, когда дети уже учились в 3-ем классе, тут мы проводили опыты с семенами. Строительство маленького домика было и игрой и трудом. Когда работа была закончена, ребята бережно относились к созданию рук своих. Они хорошо понимали, что домик — результат их труда. Никакими разъяснениями невозможно заменить этот жизненный опыт. К «Зеленому домику» прилегал участок, на котором мы выращивали пшеницу, ячмень, просо, гречиху, кукурузу, подсолнечник. В домике отбирали семена, хранили урожай, готовили удобрения. Труд ребят был одухотворен романтикой познания. Дети работали, думая, и думали, работая. Перед ними открывались тайны и закономерности природы. Я добивался, чтобы уже в детские годы мои воспитанники на собственном опыте убеждались, что знания помогают человеку использовать силы природы и приобретаются лишь в труде». Был и свой «Остров чудес». Увлеченные романтикой путешествий и борьбой со стихийными силами природы, дети с помощью учителя построили жилище Робинзона Крузо с частоколом, защищающим от диких зверей. Огонь добывали трением двух кусочков сухого дерева. Коля приводил из дома козленка — ведь в хозяйстве Робинзона тоже были козы. И не беда, что «океаном» был маленький прудик, а лодка из куска вербы.

Страну «Лилипутию» создали из камыша и фанеры с маленькими глиняными фигурками лошадей, коров и овец. В дремучем лесу Древней Руси жили Илья Муромец и Соловей-разбойник, а в глубокой яме — Кащей-бессмертный. Увлеченные сказками П. Бажова «Малахитовая шкатулка», дети выложили пещеру разноцветными стекляшками, вспыхивающими от огня радужным заревом. Здесь хранились несметные богатства доброй хозяйки медной горы. После окончания 3-го класса, детям захотелось создать на «Острове чудес» «Штаб партизанского отряда». Ходили в разведку (даже ночью), научились пользоваться компасом. Весной перед окончанием 1-ого класса мы начали создавать «Уголок красоты». Между школьной усадьбой и зарослями кустарника ребята нашли маленькую полянку, примыкающую к заросшему травой склону оврага. Во время дождей здесь накопилось много влаги. Мы очистили полянку от сорняков. Стали превращать ее в зеленую лужайку. Наш уголок будет царством зелени, — говорил я ребятам. Склон оврага покроется зеленой стеной хмеля, в зарослях приживутся соловьи и иволги. Мечта воодушевила детей. Мы много потрудились, чтобы превратить полянку в зеленую лужайку. Пришлось принести с поля плитки дерна, посадить их и поливать. Дети с нетерпением ожидали дождя, чтобы и он полил зеленую травку. Нашли в лесу несколько ростков хмеля, пересадили их на склон оврага. На наше счастье лето было влажным, и все растения хорошо прижились. Выкопали в лесу несколько десятков корневищ ландыша, посадили их в одном уголке лужайки. Посадили три куста шиповника — к нему привили розы, здесь должно быть царство цветов. Обсадили всю лужайку лесным орехом. Детям захотелось, чтобы у нас росли и полевые цветы. Нашли ромашку и другие растения. Из теплицы пересадили несколько кустов хризантем — пусть цветут до глубокой осени. Варя посадила подсолнечник. В отдаленном конце лужайки ребята посеяли горсть гречихи. Отец Нины и Саши подарил нам два саженца карликовой яблони. Витя рассказал мне, что его бабушка выращивает тюльпаны. Мы пересадили несколько кустов тюльпанов с корневищами. Однажды летом ребята увидели в лесу большую цветущую липу. В ветвях дерева жужжали тысячи пчел, казалось, весь лес звенит, как арфа. Дети стояли молча, очарованные красотой природы. Им захотелось посадить рядом со своим «уголком красоты» несколько лип. Осенью мы пошли в лес, накопали саженцев, разбили аллею. «Когда липы вырастут, — мечтали дети, — они сомкнутся густыми кронами, образуя тенистый коридор».

Долго еще после окончания школы будут помнить дети свою «птичью лечебницу», где в трескучие зимние морозы пернатых ждали кормушки с зернами тыквы, как выхаживали ягнят и телят (с животноводческой фермы им отдавали самых слабых), как работали в группе «юных защитников природы», оберегая лесозащитную полосу.

А сколько праздников! Весенний праздник цветов — это праздник ландышей, тюльпанов и сирени. Второй праздник — праздник роз. Третий праздник — полевых цветов. «Осенний праздник цветов», или праздник хризантем был грустным прощанием с летом. Сколько труда надо было приложить, чтобы как можно позже отмечать его… Мы защищали кусты хризантем от холодных ветров и заморозков, прикрывали их на ночь бумажными колпачками. После осеннего праздника цветов мы переносили растения в теплицу. На третьем году школьной жизни ребята впервые отмечали праздник подснежников. «Путешествия» в природу были первым толчком к творчеству. У ребят появилось желание передать свои чувства и переживания, рассказать о красоте. В качестве примера приведу несколько сочинений — миниатюр, устно составленных детьми в первый год обучения, а потом записанных в альбом «наше родное слово».

Песня жаворонка (Лариса).
В голубом небе дрожит серый комочек. Это жаворонок. Я слушаю его чудесную песню — не могу наслушаться. Как будто играет на тоненьких-тоненьких серебряных струнах. Натягивает струны от золотой пшеницы к солнышку. Колоски прислушиваются к его песне.

Зашло солнышко (Сережа).
Солнышко зашло. Потемнело поле. Из оврага расползается сумрак по полям и лугам. Растекается как река. А на вершине тополя вспыхнули золотые искорки. Это солнышко послало свой последний привет. Вспыхнули и погасли. До свидания, солнышко!

«Век математики, слышишь на каждом шагу, век электроники, век космоса… Все эти выражения не отражают сущности того, что происходит в наше время. Мир вступает в век человека — вот, что главное».

От понимания красоты искусства и природы Сухомлинский ведет своих детей к красоте человеческих поступков. Часто с недоумением вопрошают: «Как мог этот человек совершить преступление или неблаговидный поступок, ведь он закончил нашу советскую (а теперь российскую) школу, а в школе плохому не научат?» «Школьник делает плохое не всегда потому, что его учат делать плохое, а чаще всего потому, что его не учат делать хорошее» — отвечает Сухомлинский. В его многочисленных трудах Вы не найдете слово «дисциплина», столь любимого в «педагогических кругах», не найдете анализов «злодеяний» павлышских школьников, по причине отсутствия «нарушителей». Верный своей «профилактической» педагогике Сухомлинский не дает произрасти плохому, постоянно обучая детей чувствовать хорошее и делать хорошее. Схема проста. Прежде всего, необходимы рассказы об азбуке морали, о благородных поступках людей, курс этики. Сухомлинский глубоко верит в силу взволнованного слова. Только сказать это слово должен учитель, уважаемый детьми, человек высоких убеждений и поступков, постоянно вместе со школьниками подкрепляя беседы добрыми делами. А еще раньше это слово ребенок должен услышать дома, в семье от матери и отца. Поэтому и приглашает Сухомлинский в родительскую школу заранее за 2-3 года до 1-го сентября первоклассника. «Мы не один час посвящаем родителям, рассказывая, как практически создать условия для такого самоуправления ребенка, чтобы он всегда, когда человеку это необходимо, выразил свое сочувствие, кого-то пожалел, кого-то приласкал, кого-то защитил, о ком-то заботился, в связи с чем-то поволновался, о чем-то погоревал. Речь идет о самых тонких резцах мастеров-скульпторов — матери и отца, об искуснейших их движениях. Треть столетия проработав в школе, я убедился, что начинать воспитывать чувства только тогда, когда ребенок уже пришел в школу, прикасаться мне, педагогу, к нетронутому ни матерью, ни отцом мрамору, — поздно. Если ребенок в семье не получил эмоционального воспитания, он не может познавать мир и воспринимать слово воспитателя сердцем. Ему будет доступен логический смысл того, что он слышит, читает, — эмоциональный же душевный подтекст для него окажется недоступным». «Ребенок, который не узнал всех сторон человеческой жизни — и счастья, и горя, — никогда не станет чутким и отзывчивым». И в воспитании концентрическими кругами расходятся сопереживания и добрая помощь. Сначала матери, отцу, близким и непременно старикам. «Не упускайте ни одной возможности для того, чтобы прикоснуться к тому сокровенному уголку детской души, где хранятся думы и тревоги о старости. Забота о стариках — это самая трогательная любовь к человеку. Равнодушие к старости жестоко мстит обществу — вырастают люди с каменными сердцами: «Конечно, есть в нашем обществе люди, которым надо помочь принести ведро воды, нарубить дров, обеспечить хлебом. Но неизмеримо больше людей, нуждающихся в человеке — в теплоте его души, сердечности, участливости, добром слове. Умение увидеть таких людей, нуждающихся в человеке — это большое богатство души, в творении которого я вижу, образно говоря, ничем не заменимые уроки долга». «Мы встречаем восход солнышка в своем «Уголке красоты». Мимо нас, в двух-трех метрах проходят колхозницы. Мы видим их — каждую черточку их лиц, их глаза, слышим их дыхание, если сидим тихонько, затаив свое дыхание. Они нас не видят. Я учу детей: смотрите в глаза женщинам, учитесь чувствовать и понимать, что на душе у каждой из них — безоблачное спокойствие или мрачная туча горечи. Каждый день мы видим одних и тех же девушек и женщин. Мы уже привыкли к тому, что синеглазая, с толстыми косами молодая женщина, мать двух маленьких ребят, идет на работу, напевая то одну, то другую песенку. Часто она останавливается на холмике, смотрит в лазурное небо, слушает песню жаворонка, улыбается. «Она радуется жизни, она счастлива», — говорю я детям, и всем нам при виде человеческого счастья тоже становится радостно… А эта черноглазая женщина нарвала полевых цветов присела на пенек сплела маленький веночек — конечно, такой веночек сплетают только маленькой девочке: присмотритесь к ее глазам, дорогие дети, вы почувствуете теплоту материнской любви. Но вот — смотрите, дети, внимательно, седая женщина. Поглядите в ее глаза — какие они грустные, печальные. Сколько горечи, тоски в ее взгляде. Вот она остановилась, смотрит на солнышко, на утопающее в зеленых садах село и тяжело вздыхает. Видите, она идет не на полевую тропинку, а на дорогу, ведущую в центр села. Срывает на обочине дороги полевые цветы и несет их к памятнику воинам, погибшим здесь в бою с фашистами. Возлагает цветы на могилу, и — смотрите — плачет. Перед вами, дети, самое великое в мире человеческое горе — материнское горе. Без каких бы то ни было слов и объяснений детям ясно, что у матери погиб на войне сын. Я рассказываю о большом материнском горе, у нее погибли два сына и муж… А вот у этого дедушки какое-то горе. Дети встрепенулись, насторожились. Такого горя в человеческих глазах они еще никогда не видели. Он страдает… У него большое несчастье… Надо спросить, чем ему помочь…» — говорят дети. Они подходят к дедушке, спрашивают: «Чем вам помочь?» Дедушка опускает ласковую руку на белую головку моей маленькой Зины, тяжело вздыхает и говорит: «Ничем вы не поможете мне, дорогие детки,.. Жена у меня в больнице только что умерла… иду за машиной… сорок семь лет прожили… ничем вы не поможете, и все-таки легче, что вы хорошие люди…»
В школе постоянные гости — жители Павлыша, родители ребятишек.
Радостно и удивительно слушать детям рассказы учителя и директора о
пользе и значимости труда их пап и мама простых хлеборобов,
животноводов, полеводов, механизаторов. Раньше они не задумывались о
том, какие скромные и великие труженики их родители, их дедушки и
бабушки, сколько людей своей страны они кормят. А тихими
школьными вечерами отправляются ребятишки в «путешествия» по родной
стране. Да не на один-два дня, а на несколько лет, добираясь до самых дальних уголков своей отчизны. Многочисленные фотографии, поделки, рисунки, стихи и песни, рассказ учителя помогают почувствовать красоту и самобытность каждого края, доброту трудовых рук, живущих там.
В Павлыше культ труда, культ Родины. Не найдется ни одной статьи Сухомлинского, где бы он взволнованно и глубоко не делился заботами о воспитании Гражданина. А сами названия книг: «Родина в сердце», «Рождение гражданина»? И первые строки в память о тех, кто сберег нашу землю от фашизма. «Недалеко от школы есть памятник славы «сад героев», созданный ученическим коллективом на том месте, где во время фашисткой оккупации поздней осенью 1941 года разыгралась трагедия, полная героизма и самопожертвования. Вырубив колхозный сад, фашисты создали здесь лагерь для военнопленных. За колючей проволокой под открытым небом были обречены на смерть шесть тысяч раненых, голодных, разутых бойцов и офицеров Советской Армии. Люди были лишены воды, в холодные осенние ночи они собирали иней с мерзлой земли, ели траву. Ежедневно умирали десятки военнопленных. Со звериной жестокостью фашисты ждали, когда погибнут все, чтобы потом подорвать рядом с лагерем склад авиабомб и обвинить советские войска. Это они, мол, с самолетов сбросили бомбы на своих людей. Советские патриоты создали в лагере тайную организацию, готовившую массовый побег. И вот в холодную ночь, когда тысячи людей дрожали под дождем и ветром, в 20 местах к колючей проволоке поползли бойцы и офицеры. Они шли на смерть: легли на проволоку, через их тела вырвались в степь многие военнопленные. Больше 4 тысяч человек нашли в ту ночь приют у колхозников, их не могли найти ни гестаповцы, ни изменники-полицейские. 400 героев отдали свою жизнь за то, чтобы 4 тысячи обреченных на смерть снова взяли в руки оружие и стали в ряды борцов за свободу Родины.

После освобождения села от фашистов школьники решили: это священное место станет цветущим уголком, живым памятником героям. Очистили пустырь, засыпали рвы, посадили 400 дубов — 400 живых памятников тем, кто отдал жизнь во имя спасения товарищей. Поднялись дубки, от поколения к поколению передавалась правдивая легенда о героическом подвиге. Через несколько лет после закладки дубравы новое поколение учащихся, поступая в пионеры, посадило рядом с дубравой и свои дубки. Там, где на колючей проволоке запеклась кровь героев, где пепел смешался с землей, — пусть растет самое долговечное дерево… Несколько раз в год мы ходили в «сад героев». Ранней весной очищали деревья от сухих ветвей и листьев, подсаживали молодые деревца на место поврежденных морозом. В этом священном месте всегда торжествовала тишина. Здесь нельзя бегать, играть, кричать, — здесь можно любоваться красотой природы, отдыхать, читать. Сюда приходят мальчики и девочки, отцы которых погибли в годы Великой Отечественной войны. Здесь сын склоняет голову перед могилой отца, которая находится где-то далеко на берегу Ледовитого океана или в Карпатских горах. «Из поколения в поколение передается рассказ о героях».
Заботясь о нравственном здоровье детей, Сухомлинский, со свойственной ему методикой глубокого проникновения в каждую проблему, постоянно отслеживает и их здоровье физическое. «Я не боюсь еще и еще раз повторить: забота о здоровье — это важнейший труд воспитателя. От жизнерадостности, бодрости детей зависят их духовная жизнь, мировоззрение, умственное развитие, прочность знаний, вера в свои силы. Если измерить все мои заботы и тревоги о детях в течение первых 4 лет обучения, то добрая половина их — о здоровье». «Опыт убедил нас в том, что примерно у 85% неуспевающих учеников главная причина отставания в учебе — плохое состояние здоровья, какое-нибудь недомогание или заболевание, чаще всего совершенно незаметное и поддающееся излечению только совместными усилиями матери, отца, врача и учителя. Скрытые, замаскированные детской живостью, подвижностью недомогания и заболевания сердечно-сосудистой системы, дыхательных путей, желудочно-кишечные очень часто являются не болезнью, а отклонением от нормального состояния здоровья. Многолетние наблюдения показали, что так называемое замедленное мышление — это во многих случаях следствие общего недомогания, которого не чувствует и сам ребенок, а не каких-то физиологических изменений или нарушений функции клеток коры полушарий. У отдельных детей можно заметить болезненно бледные лица, отсутствие аппетита. Малейшие попытки улучшить питание вызывают реакцию: на теле выступают прыщики. Самые тщательные анализы ни о чем не говорят: все как будто благополучно. В большинстве случаев сказывается, что мы имеем дело с тем нарушением обмена веществ, которое возникает в результате длительного пребывания в комнате. При этом нарушении ребенок теряет способность к сосредоточенному умственному труду. Особенно возрастает число недомоганий в период бурного роста организма и половой зрелости. Единственным радикальным лечением в таких случаях является изменение режима труда и отдыха: продолжительное пребывание на свежем воздухе, сон при открытой форточке, ранний отход ко сну и ранний подъем, хорошее питание». «Забота о здоровье невозможна без постоянной связи с семьей. Подавляющее большинство бесед с родителями, особенно в первые два года обучения детей в школе — это беседы о здоровье «малышей». «Учителю надо хорошо знать каждого своего будущего питомца. Что значит знать ребенка? Это, прежде всего, иметь представление о его здоровье. За полтора года до начала работы с детьми передо мной был список будущих учащихся. Хорошо зная родителей, я предполагал, какие заболевания могли передаться детям в наследство. Конечно, эти предположения проверялись врачом. У меня были данные о состоянии важнейших систем организма будущих учеников: нервной, дыхательных органов, сердца, органов пищеварения, зрения, слуха. Без знания здоровья питомцев невозможно правильное воспитание. Тридцать лет работы в школе твердо убедили меня в том, что в зависимости от состояния здоровья каждый ребенок нуждается не только в индивидуальном подходе, но в целой системе защитных мер, щадящих и укрепляющих здоровье. Опыт убедил в том, что воспитание должно способствовать исцелению человека, избавлению его от недугов, которые чаще всего зарождаются в детстве. Ребенок с нарушением деятельности сердечно-сосудистой системы требует особых методов воспитания, нуждается в специальной медицинской педагогике. Я считаю, что очень важно знать, как взаимоотношения в семье способствуют предотвращению недугов и исцелению детского организма, если недуг по той или иной причине уже есть. Особенно зависит от семьи состояние нервной системы и сердца ребенка. Очень трудно воспитывать детей, вырастающих среди крика, упреков, озлобленности, недоверия, оскорблений. Нервная система у таких детей часто бывает издерганной, быстро устает».

«Ближе к природе» — совет Сухомлинского родителям. Пусть у читателя-горожанина эти советы пробудят желание лишний раз отправиться в ближайший парк, в лес, на лыжную прогулку. «Родители пообещали добиваться того, чтобы дети больше находились на свежем воздухе, рано ложились спать и рано вставали, спали при открытой форточке. Все лето, в теплые осенние и весенние месяцы дети будут спать только на дворе — об этом мы тоже договорились с родителями. Отцы и матери оборудовали специальные «спальные уголки» — на сене, под навесами, защищающими от дождя. Детям это очень понравилось. В каждой семье, где есть ученики, в саду, на приусадебном участке должна быть беседка, в которой с ранней весны до поздней осени можно было бы читать, рисовать, отдыхать — об этом мы договорились с родителями уже несколько лет тому назад. Старшие школьники помогли построить беседку для тех малышей, у которых мать сама не смогла сделать этого».

«Я убедился, что привычка делать зарядку закрепляется именно в раннем детстве. Родители, приучали детей подниматься в одно и то же время. После гимнастики на свежем воздухе дети умывались. Летом они привыкли купаться в пруду, кроме того, многие родители сделали душевые установки во дворах, в саду, и 6 месяцев в году (с мая по сентябрь) ребята принимали душ. Это стало настолько прочной привычкой, что они обливались водой по пояс и в зимние месяцы, конечно в комнате. С помощью родительской общественности были сооружены на открытом воздухе шесть душевых установок, которыми пользовались те, для кого это было особенно необходимо. Я заботился о том, чтобы принимали душ и занимались утренней гимнастикой те девочки и мальчики, у которых от природы был какой-нибудь недостаток, например, сутуловатость, непропорциональность в строении туловища, лица… Человек должен быть не только здоровым, но и красивым: красота же неотделима от здоровья, от гармонического развития организма».
«От питания в годы детства зависит гармония, пропорциональность частей тела, в частности правильное развитие костной ткани и особенности грудной клетки. Многолетние наблюдения показывают, что при отсутствии в пище минеральных веществ и микроэлементов непропорционально развиваются отдельные части скелета, что на всю жизнь отражается на осанке. Чтобы не допустить этого я заботился о полноценном витаминном питании, о сочетании в пище витаминов с минеральными веществами.

Наблюдения и специальные исследования, проведенные перед этим в течение ряда лет привели к тревожному выводу: уходя в школу, 25% детей младшего возраста не завтракают — утром им не хочется есть; 30% едят утром меньше половины того, что необходимо для нормального питания; 23% детей едят половину полноценного завтрака и только 22% завтракают так, как требуют нормы. После нескольких часов пребывания в классе у ребенка, не позавтракавшего утром, сосет под ложечкой, появляется головокружение. Ученик приходит из школы, несколько часов он не ел, но настоящего здорового аппетита у него нет (родители часто жалуются, что дети не хотят есть простой здоровой пищи — супа, борща, каши, молока; им хочется поесть что-нибудь вкусное). Отсутствие аппетита — грозный бич здоровья, источник болезней и недомоганий. Главная причина этого — многочасовое сидение, однообразие умственного труда, отсутствие разнообразной деятельности на свежем воздухе и вообще «кислородное голодание» — ребенок целый день дышит воздухом, насыщенным углекислотой. Многолетние наблюдения привели меня к еще одному очень неутешительному выводу: длительное пребывание в помещении, насыщенным углекислотой, ведет к заболеваниям желез внутренней секреции, играющих важную роль в пищеварении. Причем эти заболевания становятся хроническими и не поддаются никакому излечению. Серьезные заболевания органов пищеварения вызываются также и тем, что родители, стремясь пробудить аппетит, дают детям различные лакомства, в частности, сладости. Не допустить «кислородного голодания», добиваться полноценного атмосферного режима — в этом заключалась одна из очень важных предпосылок заботы о здоровье. Я советовал родителям готовить вкусную и здоровую пищу для детей, Заготовлять на зиму побольше фруктов, богатых витаминами. У нас в то время было несколько семей пчел, и мы на зиму имели мед для питания малышей в школьной столовой. Благодаря тому, что дети большую часть суток находились на свежем воздухе, много двигались, трудились физически, не засиживались над учебниками сразу после школьных занятий, у них был прекрасный аппетит. Утром все ребята съедали полноценный завтрак; через 3 часа после ухода в школу обедали в школьной столовой. После занятий обедали дома (через 3-3,5 часа после школьного обеда). Вторую половину дня дети проводили на свежем воздухе — дома или в школе. Только в дождь или метель они находились в помещении».

Внимательный читатель спросит: «А когда же дети делали уроки, если они гуляли вторую половину дня? Может быть, в Павлышской школе вообще нет домашних заданий?» Нет, они есть. «Нельзя всерьез принимать рассуждения о том, что за счет совершенствования методов обучения на уроках можно вообще отказаться от домашних заданий. Эти рассуждения не отражают истинных целей и закономерностей обучения уже потому, что нельзя сосредоточить весь умственный труд ребенка в какие-то 3-4 часа подряд. Я объяснял родителям первоклассников, что их детям не будут давать на дом заданий. Правила и определения дети будут запоминать (заучивать) на уроке. Дома ученикам надо выполнять главным образом упражнения, цель которых содействовать глубокому осмыслению материала. Кроме того, дома дети будут читать, рисовать, наблюдать за явлениями природы, учить наизусть полюбившиеся стихи». А как же в среднем и старшем звеньях? Ведь мы слышали со всех сторон, что дети делают уроки иногда до поздней ночи. У Сухомлинского и здесь своя задумка, да такая, что не встретите ни в одной школе, ни в одной педагогической статье. Он предлагает ученикам делать уроки утром, до школы: обосновывает это и многолетним опытом подтверждает. «После окончания занятий ребята отдыхают дома. Какие бы меры ни принимали для того, чтобы труд на уроке не приводил к переутомлению, все же ребенок очень устает, и после занятий ему надо отдыхать. Многолетний опыт убедил меня в том, что во второй половине дня ученики вообще не должны заниматься таким же интенсивным умственным трудом, как и в школе. Тем более, недопустима перегрузка ребенка младшего возраста. Если после 3-4 часов умственного труда в школе заставить ребенка трудиться еще и дома столь же интенсивно, то вскоре он совершенно выбьется из сил». «Если ребенок в течение нескольких часов перед сном сидит за уроками, он становится неуспевающим». «Если ребенок берется за книгу с нежеланием, это не только угнетает его духовные силы, но и неблагоприятно отражается на сложной системе взаимодействия внутренних органов. Я знаю много случаев, когда у ребенка, переживающего отвращение к занятиям, серьезно расстраивалось пищеварение, возникали желудочно-кишечные заболевания». «Опыт убеждает, что при правильной постановке всей учебно-воспитательной работы за 1,5-2 часа умственного труда утром можно сделать в два раза больше, чем за такое же время после уроков. Работа, требующая значительного времени (сочинения, выполнение сложных чертежей), распределяется на несколько дней (о том, как это сделать, ученикам дают советы преподаватели)». Какой же режим предлагает школьнику Сухомлинский? «Начинайте рабочий день рано утром, часов в шесть. Вставайте в 5ч. З0мин., сделайте зарядку, выпейте стакан молока с хлебом, начинайте работу. Полтора-два часа умственного труда перед уроками — это золотое время. Выполняйте в утренние часы самый сложный, творческий умственный труд. Вы не будете засиживаться до полуночи. Составьте свой дневной режим так, чтобы спать не меньше двух часов до двенадцати. Это самый целебный сон». Конечно, трудно родителям (особенно в городе) изменить свой смещенный к ночи режим, но ради детей надо постараться хоть немного сдвинуть его в здоровую сторону. Много раздумий у Сухомлинского о больших школьных бедах: плохом зрении, неврозах, о значительном ослаблении здоровья ребятишек весной.

«Уже несколько лет меня волновал вопрос: почему у многих детей плохое зрение? Почему уже в 3-ем классе ребенку приходится пользоваться очками? Наблюдения над многими детьми младшего возраста привели к выводу, что дело здесь не столько в переутомлении от чтения, сколько в неправильном режиме. Особенно в том, что питание бедно витаминами, что ребенок не закаляется физически, легко поддается простудным заболеваниям. Некоторые заболевания, перенесенные в детстве, отражаются на зрении. Правильный режим, полноценное питание, физическая закалка — все это предохраняет ребенка от заболеваний, дает ему счастье наслаждения красотой окружающего мира». «Годы наблюдений над детьми столкнули меня с тревожным явлением: весной, начиная с марта, у всех детей слабеет здоровье. Ребенок как бы выдыхается: ослабляется сопротивляемость организма простудными заболеваниями, снижается работоспособность. Особенно заметно в весенние месяцы ухудшается зрение. Объяснение этим явлениям я нашел в трудах медиков и психологов: в весенние месяцы резко изменяется ритм взаимодействия систем организма. Причина в том, что в организме исчерпывается запас витаминов, к весне дает о себе знать резкий спад активности солнечной радиации, и продолжительная напряженная умственная деятельность приводит нервную систему в состояние усталости. Я задумывался над тем, как ослабить действие этих факторов. Родители стали больше заботиться о запасе продуктов, богатых витаминами, специально для весенних месяцев. Каждый солнечный день зимой и весною мы стремились максимально использовать для прогулок на свежем воздухе. Мне не давала покоя мысль о том, что в весенние месяцы напряженность умственного труда должна сниматься: путь к этому я видел в разнообразии умственной деятельности. Как можно больше мыслительных процессов должно происходить не в классе, а среди природы, сочетаться с физическим трудом. Постепенно это стало одним из правил учения в весенние месяцы».

«В первые послевоенные годы многие дети были явно предрасположены к неврозам. У отдельных моих воспитанников это выражалось в угнетенности, какой-то отрешенности от жизни. Я стремился не допустить, чтобы скованность, робость, нерешительность, болезненная застенчивость детей развились в неврозы. Часто советуясь, как добиться того, чтобы коллективная жизнь доставляла детям радость мы, учителя начальных классов, пришли к выводу, что особенно важно сглаживать в школьной среде те беды, огорчения, конфликты, с которыми жизнь сталкивает ребенка в семье. Педагоги стремились знать, что происходит в душе каждого ребенка, с чем он пришел в школу, чтобы не допустить ни одного болезненного прикосновения к чутким детским сердцам. Все, что казалось заслуживающим пристального внимания в духовной жизни того или иного ребенка, мы обсуждали на своих совещаниях, названных «психологическими семинарами». Школьный коллектив должен рассеивать детские горести и печали. Особенно большого внимания требовали дети, душа которых уже была надломлена горестными переживаниями. Нервы их временами были напряжены до предела. Стоило прикоснуться к кому-нибудь из них, и ребенок мог «вспыхнуть», «взорваться». В отдельные дни ребят нельзя было спрашивать. Система воздействий, эффективная в воспитании других, к этим детям была совершенно неприменима. В научных трудах медиков я встретил понятие «медицинская  педагогика», наиболее точно выражающее сущность воспитания детей, у которых болезненное состояние психики накладывает отпечаток на поведение. Главными принципами медицинской педагогики являются: 1) щадить легко уязвимую болезненную психику ребенка; 2) всем стилем, укладом школьной жизни отвлекать детей от мрачных мыслей и переживаний, пробуждать у них жизнерадостные чувства; 3) ни при каких обстоятельствах не дать понять ребенку, что к нему относятся как к больному. Особое место в медицинской педагогике уделяется детям с замедленным, угнетенным мышлением. Вялость, инертность клеток коры полушарий головного мозга надо так же вдумчиво и терпеливо лечить, как и заболевание сердечной мышцы или кишечника. Но лечение это требует в тысячу раз большей осторожности и педагогического мастерства, глубокого знания индивидуальных особенностей каждого ребенка».

«Есть учителя, считающие своим достижением то, что им удается создавать на уроке «обстановку постоянного умственного напряжения» детей. Чаще всего это достигается внешними факторами, играющими роль узды, удерживающей внимание ребенка: частыми напоминаниями (слушай внимательно!), резким переходом от одного вида работы к другому, перспективой проверки знаний сразу же после объяснения (точнее: угрозой поставить двойку, если ты не слушаешь то, что я рассказываю), необходимостью сразу же после уяснения какого-нибудь теоретического положения выполнить практическую работу. С первого взгляда все эти приемы создают видимость активного умственного труда: как в калейдоскопе, сменяются виды работы, дети, сосредоточив внимание, слушают каждое слово учителя, в классе напряженная тишина. Но какой ценой все это достигается, и к каким результатам приводит? Постоянное напряжение сил для того, чтобы быть внимательным и не пропустить чего-нибудь, — а ученик в этом возрасте еще не может заставить себя быть внимательным — изматывает, издергивает, изнуряет, истощает нервную систему. Не потерять на уроке ни одной минуты, ни одного мгновения без активного умственного труда — что может быть глупее в таком деле, как воспитание человека. Подобная целеустремленность в работе учителя прямо означает: выжать из детей все, что они могут дать. После таких «эффективных» уроков ребенок уходит домой уставший. Он легко раздражается и возбуждается. Ему бы отдыхать да отдыхать, а у него еще домашние задания, и от одного взгляда на сумку с книгами и тетрадями становится тошно».

«Опыт показал, что на первых порах в первом классе не должно быть «чистых» уроков чтения, письма, арифметики. Однообразие быстро утомляет, как только дети начинают уставать, я стремился перейти к новому виду работы. Могучим средством разнообразия труда было рисование. Вот я вижу, что чтение начинает утомлять ребят, говорю «Откройте, дети, свои альбомы, нарисуем сказку, которую мы читаем». Исчезают первые признаки усталости, в детских глазах — радостные огоньки, однообразная деятельность сменяется творчеством».

Многие передовые учителя и в более старших классах начальной школы, «подключив» еще музыку, ритмику, пение добиваются «чередованием предметов» того, что дети практически не устают к концу занятий. Наиболее интересно и продуманно это осуществил известный педагог М.П.Щетинин, об опыте которого мы непременно расскажем на странице «Здоровье школьников».

Очень серьезно относится Сухомлинский к профилактике заболеваний, к закаливанию… Мы приучали малышей не бояться сквозняков; жизнь убеждала, что никакие сквозняки не страшны, если человек привык к ним с детства. Выработать нетерпимость к душному воздуху непроветренного помещения — так же важно, как и привить санитарно-гигиенические навыки». «Особенно важным я считал воспитание невосприимчивости к всевозможным насморкам. Много лет не давало покоя это несчастье: в периоды резкого изменения погоды почти половина детей чихала. Даже когда у ребенка нет повышенной температуры, он не может в таком болезненном состоянии нормально работать. Радикальных лекарств, которые излечивали бы насморк, нет. Медицинской наукой доказано, что многие разновидности насморка — это не инфекционное заболевание, а реакция чувствительного организма на резкие изменения окружающей среды. Многолетний опыт показал — особенно чувствительны ноги. Если ноги боятся малейшего охлаждения, человек подвержен неинфекционным насморкам. Система укрепления организма, которая сложилась в нашей воспитательной работе, начинается с закаливания ног; при этом, конечно, принимается во внимание общее состояние ребенка. Для закаливания ног нет никаких специальных упражнений, рассчитанных на определенный срок. Необходимо постоянно соблюдать общий режим, не приучать детей к тепличной обстановке, не проявлять излишних забот, которые ослабляли бы защитные силы организма. Если ребенок не ходит в летнюю пору босиком — никакое купание и обтирание мокрым полотенцем не помогут».

«Осенние, весенние и зимние каникулы мы всегда проводили на свежем воздухе, среди природы — в походе, на привалах, в лесу в игре…» «Очень важным источником здоровья был для нас труд в зимнее время на свежем воздухе. При умеренном морозе (до -10) 8-летние дети трудились раз в неделю по 2 часа, 9-10-летние — по 3 часа, 11-летние — по 4часа. Они обвязывали стволы деревьев камышом, переносили снег на маленьких носилках для защиты растений от холода и т.п. Этот труд на свежем воздухе — прекрасное средство закалки организма и предупреждения простудных заболеваний». Летние каникулы ребята постарше проводили в походах, путешествиях, помладше — недалеко от своего села. После окончания 1 класса дети провели август в колхозном саду и на пасеке. После окончания 2-ого — на колхозном баштане… Когда я сказал детям, что мы будем отдыхать на баштане, они не поверили: «А разве нас пустят туда?». Поверили только тогда, когда увидели построенные для них курени, покрытые соломой. Огромный восторг вызвала у детей весть о том, что здесь мы будем и ночевать… В тишине ночи мы не раз слышали изумительную мелодию: над полями, там, где недавно скосили пшеницу, раздался мелодичный звук, похожий на звонкую песню свирели. По-видимому, это пела неизвестная нам ночная птица, но воображение детей создало образ доброго фантастического существа — маленького мальчика с венком из пшеничных колосьев. Он играл на свирели, радовал людей — это существо дети назвали Солнцеколосом. В их представлении Солнцеколос был дитем Солнца и плодородной земли. Там, где колосится пшеница, рождается солнцеколос. Убирают урожай — он перебирается в стог ароматной соломы, по вечерам поет радостную и вместе с тем печальную песню: приближается зима, ему надо уходить в теплую землю, где дремлют животворные соки плодородия. А зазеленеет пшеница, солнцеколос снова выйдет на свои нивы и запоет прекрасные песни. Одухотворенные сказочным образом существа, воплощающего в себе жизнь, красоту, плодородие, изобилие, дети составили песню о солнцеколосе. Вот она, эта нехитрая песня:

Разбудило солнце землю
Налился пшеничный колос
Кто играет на свирели?
Солнцеколос, солнцеколос
На волшебнике одежда
Из колосьев, из пшеницы
Из зеленых остьев брови
И веселые ресницы…

Читатель может спросить: почему на страницах, посвященных здоровью, речь идет о сказке, о фантастических образах, о детском творчестве? Потому, что это детская радость, а без радости невозможна гармония здорового тела и здорового духа. Забота о человеческом здоровье, тем более о здоровье ребенка — это не просто комплекс санитарно-гигиенических норм и правил, не свод требований к режиму, питанию, труду, отдыху. Это, прежде всего, забота о гармонической полноте всех физических и духовных сил, и венцом гармонии является радость творчества.
Окончился 4 год обучения, пришло лето 1956 года. Дети отдыхали на лугу, рядом с дубовой рощей, на берегу озера. Построили из ветвей шалаши, накрыли их соломой. Родители помогали нам соорудить купальню и кухню. Дети помогали повару готовить пищу, ездили в село за хлебом, картофелем, рыбой, молоком, овощами. На нашем попечении было 20 телят и две лошади. Днем ребята пасли телят, а вечером загоняли их в небольшой загон, сделанный у озера. Все научились кататься на лошадях и ездили в село за продуктами. В этом деле строго соблюдалась очередность: каждому хотелось проскакать несколько километров. В этом году все дети, купаясь в глубоком озере, научились хорошо плавать. Для купанья я выбрал безопасный участок и отправлялся в заплыв каждый раз с одним ребенком».

Необычен подход Сухомлинского к спорту. «В качестве главных видов занятий по физической культуре школа избрала гимнастику и легкую атлетику… Цель таких упражнений — воспитать чувство красоты движений, силу, гармоничность, ловкость, выносливость. В занятиях бегом, ходьбой на лыжах, плаванием мы придаем большое значение эстетическому удовлетворению. По этим и другим видам у нас стало правилом проводить соревнования на первенство по красоте, изяществу, гармонии движений, а скорость считается второстепенным элементом. Здесь не только демонстрируется, но и создается красота, физическое совершенство, т.е. достигаются главные цели физического воспитания. Вообще, мы считаем недопустимыми соревнования, где единственным критерием успеха является быстрота движений. Это прививает нездоровый азарт, честолюбие. В таких соревнованиях часто нет красоты, отсутствуют эстетические требования и, что особенно недопустимо, нет настоящей массовости и учета индивидуальных возможностей. Нельзя превращать спорт из средства физического воспитания всех детей в средство борьбы за личный успех. Нельзя делить детей на способных и неспособных к занятиям спортом. Нельзя разжигать нездоровые страсти ажиотажем борьбы за мнимую честь школы». В первый момент хочется возразить, поспорить с Сухомлинским, но, вспомнив как наши дети и внуки все время «сдают» какие-то спортивные нормы, толком и не научившись, и хоть раз наблюдая бег учащихся «на время» вокруг школы (какая уж там эстетика!) во многом соглашаешься с ним. А советы ученикам Павлышской школы по самовоспитанию в физической культуре более похожи на белые стихи, чем на инструкцию.

  1. Здоровье — это полнота духовной жизни, радость, ясный ум. Твое здоровье — в твоих руках
  2. Важнейший источник здоровья — окружающая нас природа: воздух, солнце, вода, летний зной и зимняя стужа, тенистые рощи и поля цветущего клевера. Живи и трудись среди природы. Поднимайся рано, до восхода солнца. Летом солнышко поднимается очень рано, но ты должен подниматься раньше солнца. Иди в поле, дыши свежим воздухом, умой руки и лицо росой — это настоящая сказочная, живая вода! Воздух, насыщенный ароматом цветущих и созревающих хлебов, обладает целебными свойствами. Кто дышит этим воздухом в летнюю пору — никогда не болеет легочными заболеваниями
  3. Поставь себе за правило: ежедневно, пробудившись от сна, сразу же сделай утреннюю гимнастику. Летом спи во дворе — на сене или свежей соломе (только что обмолоченного хлеба) — фитонциды, которые выделяют сено и свежая солома, предохраняют от заболевания гриппом.
  4. Заставляй себя каждое утро делать холодные обтирания. Купайся в пруду как можно дольше — до осенних заморозков. В зимние дни растирай ноги (до колен) снегом — до ощущения тепла, разливающегося от колен до ступней. Не бойся на несколько минут выйти босым на снег — это хорошая закалка для ног и для всего организма.
  5. Ни дня без физического труда. Труд выпрямляет тело и душу. В постоянном, повседневном труде — человеческое долголетие. Кто трудится с раннего детства до глубокой старости, тот до последних дней своей жизни остается полноценным человеком, сохраняя физические силы, ясность ума, богатство восприятий и эмоций.
  6. Ежедневно проходи от трех (в младшем возрасте) до десяти километров. Сделай привычкой ходить по лесу, лугу, полю. Если тебе идти в школу два-три километра, и дорога пролегает по лугу — это твое счастье. В летнюю пору сделай привычкой проходить несколько километров среди цветущих и созревающих хлебов и трав (особенно среди полей пшеницы, ячменя, овса, клевера).
  7. Пусть станут твоими заповедями простота, умеренность, воздержанность. В детстве не ешь много сладостей. Лучше всего совершенно не потреблять чистых углеводов. Не будь обжорой, не переедай. Вставай из-за стола с таким ощущением, что ты еще немного не доел».

«Итак, дети окончили начальную школу. Последний день каникул. Вот они собрались на зеленой лужайке после купания в озере — крепкие, загорелые, красивые. Ни у кого нет бледных щек, синих жилок под глазами, все — «кровь с молоком». Им по 11 лет, но они выглядят 12-13-летними крепышами. Все лето дети ходили босиком, не боялись дождя. В этом я видел особенно важное средство физической закалки. В 1 и во 2-ом классе были три случая простудных заболеваний, в 3-4 никто не болел. Каждый врач несколько раз проверял зрение, сердце и легкие детей. В 1-ом классе было четверо ребят с ослабленным зрением, во 2-ом — двое, в 3-ем — ни одного. Медицинским обследованием в первые два года было установлено у 3-х детей симптомы сердечно-сосудистой слабости, у 2-х остаточные явления после плевритов, у 2-х — признаки бронхита, у одного ребенка — подозрение на скрытую форму туберкулеза. К моменту окончания начальных классов, только у одного ребенка были отмечены симптомы сердечно-сосудистой слабости — гораздо менее ярко выраженные, чем в первые 2 года обучения».

Это мечта всех учителей и родителей! С каждым годом здоровье школьников не ухудшается, а неизменно крепнет. И школа, как образовательное учреждение учит этому. А высокий уровень душевного комфорта учеников, их желание участвовать во всех многочисленных школьных делах и самое главное — желание учиться!

«За 12 лет мы столкнулись только с одним (!!!) учеником, который злостно, преднамеренно не хотел выполнять заданий». Как вы догадались, восклицательных знаков в записях Сухомлинского не было. Из песни слова не выбросишь» Рассказывая о Сухомлинском невозможно умолчать о его «Школе радости». «Школе под голубым небом». «Уже с первых недель директорской работы факты убеждали о том, что передо мною останется навсегда закрытым путь к сердцу ребенка, если я не буду иметь с ним общих интересов, увлечений, стремлений. Без прямого, непосредственного воспитательного влияния на детей я как директор потеряю самое важное качество педагога — воспитателя — способность чувствовать духовный мир ребят. Я завидовал классным руководителям: они всегда с детьми. Время от времени я пытался включиться в жизнь того или иного детского коллектива — шел вместе с ребятами на работу или в поход по родному краю, ездил на экскурсии… Но и я, и дети чувствовали какую-то искусственность этих отношений. Мне не давала покоя нарочитость педагогической ситуации: ребята не забывали, что с ними я буду только некоторое время. Настоящая духовная общность рождается там, где учитель надолго становится другом, единомышленником и товарищем ребенка в общем деле. Я чувствовал, что такая общность необходима мне не только для радости творческого труда, но и для того, чтобы учить своих коллег науке и искусству воспитания». «Я страдал, когда бывало, приходил к ученикам, а они чем-то увлечены со своим воспитателем. Ты обращаешься к ним, а они не замечают тебя: дети живут богатой духовной жизнью со своим воспитателем, у них свои тайны…» «После 6 лет работы директором школы я стал воспитателем классного коллектива». Несмотря на распространенное мнение о второстепенной значимости начального образования, как бы его неполной серьезности, Сухомлинский вслед за Ушинским отдает приоритет воспитанию и обучению детства. «Детство — важнейший период человеческой жизни, не подготовка к будущей жизни, а настоящая яркая, самобытная, неповторимая жизнь. И от того, как прошло детство, кто вел ребенка за руку в детские годы, что вошло в его разум и сердце из окружающего мира, — от этого в решающей степени зависит, каким человеком станет сегодняшний малыш. В дошкольном и младшем школьном возрасте происходит формирование характера мышления, речи человека». «Осенью 1951 года за 3 недели до занятий, одновременно с приемом детей в 1-й класс школа взяла на учет 6-летних мальчиков и девочек, то есть тех, кому начинать учиться через год. С этими ребятами мне предстояло работать 10 лет.

Когда я собрал всех родителей вместе с детьми и предложил послать ребят в школу за год до официального начала учения, мнения разделились: одни родители одобряли мое намерение, другие опасались, что преждевременное учение неблагоприятно скажется на здоровье детей. «Успеют насидеться в классе, — говорила мать Любы. — Только и жизни детской, что до школы». Эти слова еще раз заставили меня задуматься над тем, как вредна резкая ломка всего уклада детской жизни в школе, как важно дать простор для развития естественных сил ребенка. Я рассказал, что посещение школы в течение года до занятий не будет сидением в классе. Год, предшествующий обучению за партой, был необходим мне для того, чтобы хорошо узнать каждого ребенка, глубоко изучить индивидуальные особенности его восприятия, мышления и умственного труда. Прежде чем давать знания, надо научить думать, воспринимать, наблюдать. Надо также хорошо знать индивидуальные особенности здоровья каждого ученика — без этого нельзя нормально учить». «В микрорайоне нашей школы был 31 ребенок шестилетнего возраста, 16 мальчиков и 15 девочек. Все родители согласились посылать детей в «школу радости» — так через некоторое время отцы и матери назвали нашу группу дошкольников».

Наверное, Сухомлинскому было бы дико услышать как в наше время некоторые «престижные» школы «отбирают» детей (а чаще родителей). Меньше трети семей можно было бы отнести в «школе радости» к разряду «благополучных»: война умножила человеческие беды. Забегая вперед, скажем, что после 4-го класса у «неотобранных» детей из 31 двенадцать получили похвальные грамоты. 13 — учились на «4» и «5» и лишь у 6 ребят были и «3» и «4» и «5». И, конечно, никто не остался на второй год.
«Дети и родители идут домой. Я напоминаю: «Завтра, тридцать первого августа, начинает жить наша «Школа радости».

«С волнением ожидал я малышей. В 8 часов утра пришло 29 человек. Не пришла Саша (наверное, с матерью плохо). Не было Володи, по-видимому, заспал, матери не захотелось будить мальчика. Почти все дети празднично одеты, в новеньких ботинках. Это меня встревожило: сельские дети издавна привыкли в жаркие дни ходить босиком, это прекрасная физическая закалка… «Пойдем, дети в школу, — сказал я малышам и направился в сад. Дети с недоумением смотрели на меня… — Да, ребята, мы идем в школу. Наша школа будет под голубым небом, на зеленой травке, под ветвистой грушей, на винограднике, на зеленом лугу. Снимем вот здесь ботиночки и пойдем босиком, как вы привыкли ходить раньше. — Дети радостно защебетали: им непривычно даже неудобно ходить в жаркую погоду в ботинках. — А завтра приходите босиком, в нашей школе это будет лучше всего». «Мы пошли в виноградную аллею. В тихом, скрытом деревьями уголке разрослись виноградные лозы. Мы расселись на траве. — Вот здесь и начинается наша школа. Будем смотреть отсюда на голубое небо, сад, село, солнце. Дети притихли, очарованные красотой природы. Между листьями висели янтарные грозди созревшего винограда. Детям хотелось попробовать вкусных ягод.

Будет и это, ребята, но сначала надо полюбоваться красотой. Дети смотрят вокруг. Кажется, что сад окутан зеленым туманом, как в сказочном подводном царстве. Поверхность земли — поля, луга, дороги — как бы дрожит в малахитовом тумане, а на освещенные деревья сыплются солнечные искорки — солнышко рассыпает искорки, — тихо сказала Катя. Дети не могли оторваться от очаровавшего их мира, а я начал рассказывать сказку о солнце. Я рассказываю сказку и одновременно рисую ее: на белом листе альбома рождаются фантастические образы: у золотой наковальни — два кузнеца-великана, из-под железных молотков рассыпаются серебряные искорки… Слушают дети сказку, очарованные волшебным миром, и кажется, что они боятся нарушить тишину, чтобы не рассеялось очарованье. Потом сразу засыпают вопросами: а что делают кузнецы-великаны ночью? Зачем Солнышку каждый раз новый венок? Куда деваются серебряные искорки — ведь сыпятся они на землю каждый день? Милые дети, обо всем этом я расскажу вам, у нас еще будет много времени, а сегодня я угощу вас виноградом. Ребята с нетерпением ожидают, пока корзина наполняется гроздьями. Раздаю по две веточки: одну советую съесть, а другую понести маме, пусть и она попробует ягод. Дети проявляют удивительную терпеливость: заворачивают гроздья в бумагу… Мы выходим из сказочного зеленого сумрака. Я говорю детям. — Завтра приходите перед вечером, в шесть часов. Не забудьте. Я вижу, детям не хочется уходить. Но они расходятся, прижимая к груди белые сверточки. Как бы мне хотелось знать, кто из них не донесет виноград домой! Но об этом спрашивать у ребят нельзя: если кто сам расскажет — будет хорошо… Вот и кончился первый день школы под голубым небом… В ту ночь мне снились серебряные солнечные искорки, а, проснувшись рано утром, я долго думал, что делать дальше. — Я не составлял детального плана: что и в какой день буду говорить детям, куда поведу их. Жизнь нашей школы развивалась из идеи, которая воодушевляла меня: ребенок по своей природе — пытливый исследователь, открыватель мира. И вместе с учителем он читает книгу природы, слушает ее музыку, рисует (ребята всегда с альбомами), слагает сказки, ходит в походы (в третьем месяце уже по 6 км в день), зимой работает в теплице, строит снежный город, создает библиотеку книжек-картинок. А разве можно забыть «Уголок мечты» в пещере с прочными, сухими стенками, где малыши две недели делали печку? А рассказы учителя о Родине, о дальних странах? А путешествия к труженикам-умельцам? И, конечно, заботы о стариках, одиноких. Осенью и весной мы часто ходили в гости к колхозному пасечнику дедушке Андрею. У старика не было семьи, одиночество — его большое горе. Дети почувствовали, что дедушка Андрей радуется каждому нашему посещению. Перед тем, как идти на пасеку, я советовал ребятам: понесем дедушке яблоки, виноград, сливы — он обрадуется; соберем полевые цветы — это будет для него радость. Сердца малышей становились все более чуткими к настроению, переживаниям, чувствам человека. Дети сами стали искать, какую радость можно принести старику. Однажды мы варили кашу в лесу. Сколько радостных переживаний приносит детям мгновенье, когда запылает костер. И вот как раз в эту минуту радости Варя задумчиво сказала: — А дедушка Андрей сейчас один. Дети решили поделиться радостью с дедушкой Андреем. «Понесем ему каши с салом…» — сказал Костя. Эти слова были встречены с восторгом. Малыши принесли столько каши, что вряд ли ее мог бы съесть самый голодный человек. На пасеке мы обедали еще раз — вместе с дедушкой».

Очень трудно остановиться, рассказывая об этом удивительном человеке и педагоге, Василии Александровиче Сухомлинском. В то же время не покидает ощущение, которое, наверное, испытывает альпинист, разложивший перед друзьями пачку фотографий с желанием передать величие гор и чистоту горного воздуха. Не скажешь лучше В.С.Высоцкого: «И только немного завидую тем, у которых вершина еще впереди». Поднимаясь в горы, запаситесь советами мудрого учителя и гуманиста, и вы увидите замечательную страну Детства.

А как же пропасти, снежные завалы? Их разве нет в горах? Мужественные люди о них молчат. Охотно впуская в свою педагогическую лабораторию, Сухомлинский почти никогда не писал о себе, о нападках на его педагогическую систему, о гонениях со стороны филистеров от науки. Он пишет, обращаясь к своим бывшим ученикам в книге с точным названием «Сердце отдаю детям»: «Пять лет я вел вас за руку, отдавал вам свое сердце. Были минуты, когда оно уставало. Когда в нем исчерпывались силы, я спешил к вам, дети». И лишь однажды, в послесловии к немецкому изданию книги «Сердце отдаю детям» Сухомлинский рассказал о страшном злодейском убийстве фашистами его молодой жены и младенца-сына. Незадолго до смерти он прислал письмо в журнал «Народное образование»: «…Состояние здоровья у меня сейчас такое, что через некоторое время два кусочка металла, оставшиеся у меня в груди от войны, продвинутся на несколько миллиметров к какому-то сосуду недалеко от сердца, и тогда — можете поверить, что я отношусь совершенно трезво к тому, что произойдет тогда, но все-таки было бы лучше, если бы об этом не знать заранее. К сожалению, я знаю об этом, знаю от врача. Операции новой делать нельзя — сердце не выдержит. За время, отпущенное мне этими небольшими осколками, я хочу сделать как можно больше. Буду трудиться изо всех сил, чтобы закончить самое главное — несколько неоконченных книг…»

Я пришел вас помирить с природой

Иванов, Порфирий Корнеевич
Иванов, Порфирий Корнеевич

Все больше и больше людей, которые слышали об учении Порфирия Корнеевича Иванова, его «ДЕТКЕ», видели фотографию могучего старца с развевающейся белоснежной бородой, идущего в одних длинных трусах по заснеженному лесу, знакомы с кем-либо из многотысячной армии его последователей.
Кто они, его последователи? Почему называют Порфирия Корнеевича высоким именем «Учитель»? Вы получите незабываемые впечатления, побывав на какой-нибудь конференции или встрече его последователей. Пожилые и молодые (молодых особенно много, и это очень радует), семьи с детьми, представители разных национальностей из самых отдаленных регионов. На конференцию в Москву осенью 1994 года съехались люди из 176 городов бывшего Советского Союза. Необычна обстановка: радостные открытые лица, спокойная уверенность и доброжелательность.
Знающие об этой системе лишь понаслышке склонны рассматривать ее, как одну из многочисленных среди оздоровительных и закаливающих. Действительно она чудодейственно освобождает нас от многочисленных болезней, но, прежде всего, это  система духовно-нравственного оздоровления.
Возражения оппонентов: «Мы живем в век прогресса. Самолеты и компьютеры. Люди хотят иметь машины, красиво одеваться, досыта пить и есть, а вы проповедуете босохождение и отказ от еды». Слова о прогрессе кажутся насмешкой, когда деградирует природа, а с ней и человек, как ее часть. Учитель рассказал, как жить спокойно и счастливо, без больниц и тюрем в единении с Природой.

Двадцатого февраля 1898 года в большом русском селе Ореховка на Украине (ныне Луганская область) в землянке шахтера Корнея Иванова родился мальчик. Имя ему дали по святцам — Порфирий, а в селе его позже стали ласково прозывать Паршеком.
Отец всю жизнь проработал в шахте, мать занималась по дому, пряла и ткала холст людям. Жили очень бедно, прокормить девять детей родителям было крайне тяжело. И вот Паршек, самый старший из пятерых сыновей, рано узнает нужду и тяжелый труд. Всего четыре года учится он в церковно-приходской школе, а затем, отложив учебу, помогает по хозяйству. С четырнадцати лет ему приходится идти работать по найму к пану за пятнадцать верст от Ореховки. Работал по 14-16 часов на своих скудных харчах. А еще через год он идет на шахту, где проходит все шахтерские специальности. Работал с утра до темной ночи («за день так наработаешься, что еле-еле тянешь ноги»). Домой — в деревню ходил только в великие праздники.

Высокий, сильный, крепкий, красивый и смекалистый парень был среди сверстников лидером и заводилой различных проказ и проделок. И когда ходили «стенка на стенку», устраивая кулачные бои, то его всегда ставили впереди всех. Как и все парни его села, пил, курил, дрался, играл в карты, озорничал. Короче говоря, жил как все.

В 1917 году Паршека призывают служить в царскую армию, но повоевать не пришлось — часть была распущена с фронта по домам. Дома Паршек женится, рождается старший сын — Андрей. А время было трудное. В стране шла жестокая гражданская война, голод, болезни, разруха. И основная его забота в то время одна — как прокормить и содержать семью, как выжить? Постоянные метания в поисках работы: торговля, найм на уборку хлеба, завод, рудник, освоение новых земель, железнодорожное депо… Позже, с рождением второго сына, Якова, забот еще прибавится…
До дна Паршек испил чашу того тяжелого времени, не раз был на волосок от гибели: от пули, болезни, от лихих людей, от собственных ошибок.
Будучи человеком недюжинного природного ума, Паршек все чаще задает себе вопросы: «Для чего живут люди на земле? Почему стараются жить легко и хорошо, а живут тяжело и трудно? Да и что такое болезнь, и отчего умирает человек?» Ответы на эти и другие вопросы, так давно волновавшие Паршека, дала та небывалая Идея, день рождения которой отмечается последователями 25 апреля.

«25 апреля 1933 года со мной встретилась мысль такая, какой еще не было никогда в Природе. У меня Природою родилось сознание». Паршек осознает, что человек живет тяжело и плохо, страдает и воюет, болеет и умирает, потому что пошел неправильной дорогой зависимой жизни, стал жить искусственно, технически, в изоляции от Природы, от ее живых тел — воздуха, воды и земли.
И начался небывалый еще в истории человечества 50-летний эксперимент в Природе. Паршек решается пойти в Природу своим открытым телом, чтобы пробудить в нем природные силы и познать законы Природы через единение с ней, превращая тело свое в живую лабораторию.
Он постепенно освобождается от всего того, что разъединяет с Природой: вслед за шапкой снимает обувь (зима 1934 года), потом, спустя некоторое время, верхнюю одежду и остается, в конце концов, в длинных сатиновых трусах. «Какая прелесть, какое здоровье, это не могу я вам передать»,— скажет он через 46 лет. Так он стал ходить постоянно. Круглый год, в любую погоду, начал ежедневно обливаться холодной природной водой, учиться жить без потребности в пище и питье, стал учиться обходиться без убежища в дождь и ветер, стужу и зной.
Паршек проводил над собой эксперименты по воздержанию от пищи и воды по 10,20,30,40,65,70 и даже 108(!) дней. Без крошки еды и глотка воды он мог уйти в метель и пургу в степь на многие часы, а зачастую уходил туда на недели (обходясь без сна) полагаясь на природные силы. А люди за то, что он сумел победить суровые качества природы: холод, стужу, голод, жажду, физические и нравственные болезни, за подвиг, совершенный в Природе, стали называть его ПОБЕДИТЕЛЕМ ПРИРОДЫ.

Научившись правильно жить в Природе, Паршек получил могучие силы, позволявшие ему останавливать и побеждать стихию и на человеке — болезнь, причем любую. Он поднимал и исцелял крайне тяжело больных, зачастую безнадежных.
Паршек стал не только лечить людей, но и учить их, как нужно жить в Природе, чтобы не простуживаться и не болеть, как победить свои пороки. И люди называют его УЧИТЕЛЕМ НАРОДА. Учитель — это высокое, духовное понятие, оно, как звание, стало вторым именем Паршека.
«Я был такой человек, если бы мне только разрешили, то я бы в одни двери вошел, а в другие бы вышли все здоровые люди. Для меня малярийные люди были в почете, туберкулез становился на ноги, астма уходила, простуда была нипочем. Я делал то, что людям было нужно, — здоровье. А за здоровье цепляются все…»

Постепенно оформляется сама система оздоровления, которую Учитель назвал закалкой-тренировкой. Закаляя и тренируя себя в суровых качествах природы, в «холодном и плохом условии», человек учится воспринимать природные силы, пробуждается ими к жизни. Обливание холодной водой, хождение босыми ногами по земле, особое дыхание, пожелание здоровья людям и помощь нуждающемуся человеку — все это ложится в основу методики. При этом основой основ становится любовь к Природе. Следует особо отметить, что Природа и люди для Учителя было одно и тоже.
Но люди его не понимают (даже родные и друзья), над ним смеются, считают ненормальным. За внешний вид штрафуют, увольняют с работы сначала на 6 месяцев, а затем — по решению ВТЭК — навсегда с 1ой группой инвалидности и нищенской пенсией. Диагноз: параноидное развитие личности, шизофрения, мания единства с Природой. Поиск здоровья для всех людей был воспринят как навязчивая идея.

В ноябре 1936 года Учитель узнает о VIII Чрезвычайном съезде Советов, о готовящейся Конституции и принимает решение поехать в Москву и рассказать о своей системе оздоровления. За внешний вид его во время регистрации делегатов арестовывают и везут на Лубянку в ОГПУ к Ежову. Учителя определяют в тюрьму «Матросская тишина», где он находится 68 дней. «Москва испугалась моих ножек, так как не пугалась в одно время Наполеона».

В 1937 году в Моздоке Учителя во время Зиновьевско-Бухаринской компании арестовывают и сажают в КПЗ, как диверсанта. На нем врачи (!) ставят совершенно бесчеловечные опыты: его при 17° мороза вывели во двор и вылили 27 ведер холодной воды. «Сами начальники из колодца воду таскали и лили на голову. Волос замерзал — тело парило паром. Где силы брались?»
Наступает Великая Отечественная война. Немецкая оккупация. В Днепропетровске гестапо проводит над Учителем чудовищный эксперимент. В свирепый 36 градусный мороз с ветром на него выливают 20 ведер ледяной воды, а потом в течение 14 (!) часов обнаженного возят в коляске мотоцикла. И Учитель не замерз, он выстоял, выдержал. Природа сохранила его, а немцы, ошеломленные увиденным, назвали его «русский Бог».

В 1948 году с 23 ноября по 5 декабря Учитель осуществляет поразительный проход Туапсе — Сочи вдоль побережья с периодическими погружениями под воду до 3 часов (!), а возможно и более. «Люди меня заставили уйти в глубину моря, где я просидел не знаю сколько без всякого дыхания. А люди смотрели и кричали: «Человек потонул! Его надо сеткою тащить». Так это и получилось…  А как сумасшедшего человека сам начальник велел меня, Иванова, вывезти на вокзал: «И пусть он едет, не смущает наше сочинское общество таким делом». Нельзя не поражаться удивительным возможностям Учителя и жестоким отношением к нему власти, в общей сложности более 12 лет он провел в тюрьмах и психиатрических больницах.

В 1954 году к учителю привозят совершенно больную женщину — Валентину Леонтьевну Сухаревскую. После падения с лошади на скачках еще в 1929 году на нее навалились тяжелейшие болезни: тромбофлебит, менингит, эпилепсия. 25 лет ей никто не может помочь. После приема учителя — полное исцеление! Валентина Сухаревская становится самым преданным другом и последователем учителя, сохранителем его дела.

В 1974 году умирает жена Паршека — Ульяна Федоровна. Перед смертью она попросила Валентину позаботиться об Учителе: «Леонтьевна, только тебе его доверяю».
Через два года Учитель переезжает на хутор Кондрючий, где 1971 году усилиями многих людей был построен Дом Здоровья — Дом для всех людей всего мира. «Этот дом, — говорил Учитель, — строился для тех, кто меня знает, но более для тех, кто не знает и еще не родился».
Со всех концов страны и из других стран в этот дом едут люди за помощью и спасением. Но нескончаемый поток людей не дает покоя властям. 1979 год. Время нового натиска и давления. На Учителя накладывают домашний арест. Ему запрещают выезжать с хутора и принимать людей под угрозой тюрьмы строгого режима, устанавливают ему 30 метров от калитки для прогулок. Этот бесчеловечный домашний арест длится почти три года. И испытание это было самым тяжелым для Учителя — ведь его лишили возможности помогать людям. 46 лет он ездил по городам и селам, искал больных и обиженных, поднимал их. Иногда в день приходилось принимать 150 — 200 человек.
В декабре 1981 года на хутор приехали Эдуард Наумов (исследователь необычных и удивительных явлений) и журналист Сергей Власов из журнала «Огонек». Долго Власов не мог поверить в ту простую Истину о здоровье, о жизни, о которой рассказывал Учитель. Но после того как Учитель применил на Власове свои силы и помог ему избавиться от недугов, которые мучили его многие годы (бронхит и опухоль на ноге), журналист поверил. «Я бы никогда не написал эту статью, если бы на себе все это не испробовал», — признался Сергей Власов. И вот в день рождения Учителя , 20 февраля, в «Огоньке» (№ 8, 1982 г.) выходит фактически первая статья, достаточно всесторонне и объективно рассказывающая об Учителе и его идее — «Эксперимент длиною в полвека!»
Снимается милицейский пост. Начинается признание Учителя. Мешками посыпались письма в Дом здоровья. Он был не в состоянии ответить каждому человеку, поэтому в каждый конверт он вкладывал «Детку» — простые 12 советов, как человеку жить не болея.

«Я прошу, я умоляю всех людей:
становись и занимай свое место в
природе. Оно никем не занято и не
покупается ни за какие деньги, а
только собственными делами и трудом
в природе себе на благо, чтобы тебе
было легко…»

Детка

Ты полон желания принести пользу всему народу. Для этого ты постарайся быть здоровым. Сердечная просьба к тебе, прими от меня несколько советов:

  • Два раза в день купайся в холодной природной воде, чтобы тебе было хорошо. Купайся в чем можешь: в озере, речке, ванной, принимай душ или обливайся. Это твои условия. Горячее купание заверши холодным.
  • Перед купанием или после него, а если возможно, то и совместно  с  ним, выйди на природу, встань босыми ногами на землю, а зимой на снег, хотя бы на 1-2 минуты. Вдохни через рот несколько раз воздух и мысленно попроси себе и пожелай всем людям здоровья.
  • Не употребляй алкоголя и не кури.
  • Старайся хоть раз в неделю полностью обходится без пищи и воды с пятницы 18-20 часов до воскресенья 12 часов. Это твои заслуги и покой. Если тебе трудно, то держи хотя ба сутки.
    В 12 часов дня воскресенья выйди на природу босиком и несколько раз подыши и помысли, как написано выше. Это праздник твоего дела. После этого можешь кушать все, что тебе нравится.
  • Люби окружающую тебя природу. Не плюйся вокруг и не выплевывай из себя ничего. Привыкни к этому: это твое здоровье.
  • Здоровайся со всеми везде и всюду,  особенно с людьми пожилого  возраста. Хочешь иметь у себя здоровье — здоровайся со всеми.
  • Помогай людям чем можешь, особенно бедному, больному, обиженному,   нуждающемуся. Делай это с радостью, отзовись на его нужду душою и сердцем. Ты приобретешь в нем друга и поможешь делу мира.
  • Победи в себе жадность, лень, самодовольство, стяжательство,    страх, лицемерие, гордость.
  • Верь людям и люби их. Не говори о них несправедливо и не принимай близко к сердцу недобрых мнений о них.
  • Освободи свою голову от мыслей о болезнях, недомоганиях, смерти. Это твоя победа.
  • Мысль не отделяй от дела. Прочитал — хорошо, но самое главное — делай.
  • Рассказывай и передавай опыт этого дела, но не хвались и не возвышайся в этом. Будь скромен.

Желаю тебе счастья, здоровья хорошего. Учитель Иванов

10 апреля 1983 года закончился земной путь Учителя Порфирия Корнеевича Иванова.
Не опасно ли пойти за П.К.Ивановым, довериться его советам, ведь перед нами проходят тысячи оракулов, зовущих под знамена, которые они часто сами не несут? Каждый выбирает себе Учителя сам, но неплохо вспомнить слова Леонардо да Винчи: «Проси совета у того, кто умеет одерживать победы над собой». Полвека, каждый день, ради здоровья и счастья человека («Я людям жизнь предложил») одерживал Великие победы духа и тела Учитель Иванов.

Казалось бы, что нет ничего нового в советах по временному воздержанию от пищи, закаливанию холодной водой и босохождению. Целительные свойства холодной воды были известны очень давно, тысячелетия и у самых разных народов и, конечно, на Руси. Большими любителями ледяной воды были Суворов и Пушкин.

Босохождение в Древней Греции считалось своеобразным «культом» — дети получали право носить обувь только с 18-ти лет. Вы скажете, что там другой климат. Тогда почитайте, что написали об этом великие россияне Л.Н.Толстой и И.П.Павлов, страстные приверженцы босохождения.
Кстати, если в нашей стране плоскостопие и связанные с ним болезни встречаются более чем у 40% школьников, то в странах с традициями босохождения подобные ортопедические патологии отмечаются очень редко.

Кто из нас не испытывал радостных прикосновений стоп к теплому песку и шелковистой траве? А вы попробуйте 1-2 минуты походить по снегу, этому «великому климатическому дару Природы». Посмотрите, как «купаются» в траве или снегу дети и животные.
Конечно, учение П.К.Иванова — это не только босохождение и обливание холодной водой, а несоизмеримо большее. Поэтому с каждым днем растет число последователей особенно в России и странах   СНГ. В Казахстане система Учителя признана Министерством здравоохранения республики официально. Оно издало приказ о том, чтобы во всех областях и районах всячески содействовать возникновению центров природного оздоровления.

Жена президента Казахстана Сара Алпысовна Назарбаева, проявляющая огромную заботу в охране здоровья детей в республике и награжденная в связи с этим высокими международными премиями, в 1993 году не только сама приняла систему Учителя, что позволило ей освободиться от многих болезней, но и возглавила мощное движение по пропаганде его идей среди детей и молодежи. С 1995 года начал обливаться и президент Нурсултан Абишевич Назарбаев. В последние годы на встречах последователей все больше гостей из дальнего зарубежья: Германии, США, Канады и других стран.

Кому-то из последователей посчастливилось видеть Учителя и быть исцеленным им (ведь Учитель лечил практически все болезни; только документально подтвержденных случаев излечения рака — 52). Кого-то принимала Валентина Леонтьевна, врачуя и любовно награждая житейскими советами по сохранению здоровья тела и духа. Кто-то почерпнул мудрость и силу из самобытных записей более 200 тетрадей, оставленных Учителем, некоторые узнали об Учителе на встречах, конференциях, посвященных ему, от своих друзей, знакомых, из брошюр и книг.

Но не зря в письма, идущие с хутора Верхний Кондрючий, Учитель вкладывал «Детку», сконцентрированные в короткие 12 правил любовь и мудрость. События каждого дня дают последователю повод для новых прочтений и новых открытий в «Детке». Пытаясь анализировать структуру правил, мы обречем себя на провал, желая «постичь алгеброй гармонию». Понять и почувствовать «Детку» можно лишь выполняя ее.

Для людей, впервые познакомившихся с «Деткой», непреодолимыми кажутся самые разные правила. Некоторые утверждают, что самый тяжелый пункт — первый: «Да я умру, если обольюсь холодной водой!» Другие считают трудным пятый — еженедельное 42-часовое терпение без пищи и воды; мужчинам страшен третий: «Не употребляй алкоголя и не кури». Но, по-моему, самый сложный и почти невыполнимый пункт — девятый: «Победи в себе жадность, лень, самодовольство, стяжательство, страх, лицемерие, гордость. Верь людям и люби их. Не говори о них несправедливо, и не принимай близко к сердцу недобрых мнений о них». А как же наше любимое занятие «перемыть косточки» соседке, начальнику или известному артисту? Да и полюбить некоторых — это уже сверх сил.

Рассказывая о «чудесах» целительства Учителя, о замечательных победах тела, частенько забывают еще об одном удивительном его подвиге. За 50 лет испытаний, насмешек, надругательств со стороны людей Учитель ни одному человеку не сказал ни одного грубого слова, он лечил своих мучителей. И после очередных издевательств обращался к ним со словами: «Деточка, давай я тебя полечу». «Насилием ничего не добьешься», — любил повторять Учитель. Однажды он принял одну старушку (у нее голова на плечах не держалась). После выполнения всех правил болезнь ее прошла. «Учитель, — сказала эта пожилая женщина, — сколько несправедливости вокруг тебя; я бы взяла автомат и всех перестреляла». А Учитель ответил: «Этого делать нельзя, ни в коем случае нельзя. Люди ведь должны по сознанию прийти ко мне, ведь сколько лет мы стреляли и убивали друг друга. Что толку, если мы постреляем этих — другие придут. Твори добро и ты растворишь зло».

«Детка» создана таким образом, что всегда найдется ступенька по силам, на которую можно забраться не пугаясь. Ведь самое главное «изменить поток сознания», понять свое место в Природе и поверить в ее чудодейственные силы, а двигаться вперед надо соразмерно своим возможностям, сознанию и вере. Если в начале трудно облиться холодною водою с головою — начни обливать ноги; если тяжело обойтись без пищи и воды 42 часа, держись хотя бы сутки. «Не берись шибко горячо по моей системе закалки-тренировки. Моя идея не для чемпионства. Природа хвалюка не любит».

Здоровье в системе Учителя — не цель, а следствие правильного поступка человека в Природе, правильного мышления, правильного образа жизни. Иначе говоря, здоровье является мерой правильного поступка человека в Природе. И, наоборот, болезни или другие неприятности — результат ошибок человека в Природе, нарушение ее законов. Причем ошибок своих собственных, а не чьих-то других людей. «Детка» направляет человека в основном на «внутреннюю» жизнь, а не на «внешнюю», поскольку работа над собой, победы над собой, над своими недостатками, работа над внутренним планом является самой сложной и самой важной. Не случайно, нигде — ни в одной тетради, ни в одном интервью Учитель не говорит: «Найди виноватого и накажи его» (чем мы в большинстве своем обычно и занимаемся). Наоборот, Учитель говорит постоянно: «Победи в себе …». «Человек должен жить в победе; если ее не получишь, грош тебе цена в базарный день…». «Не болезнь играет роль над человеком, а играет роль человек над болезнью». «Научись каждое дело делать с радостью, и пока не научишься — считай, что не умеешь его делать…».
Учитель мог исцелить любого больного и делал это множество раз. Но главную цель он видел в том, чтобы научить самого человека, как не заболеть нигде и никогда. «Детки, сколько же вы будете бегать за моим телом? Когда вы начнете выполнять дело, которое я вам предлагаю?»
Читаем 11 пункт «Детки»: Мысль не отделяй от дела. Прочитал — хорошо, но самое главное — ДЕЛАЙ! В этом соль вопроса. Нам так хочется, чтобы без всяких усилий с нашей стороны новейшее лекарство или модный экстрасенс (пусть и за большие
деньги) моментально вылечили бы нас. Мы смиренно готовы стать зависимыми пациентами, не желая уяснить для себя, что главный лекарь человека — он сам, что по гениальной задумке человек скроен, как идеальная, самозащищающаяся и самовосстанавливающаяся система. Полувековой уникальный эксперимент Учителя Иванова показал возможность сохранения и восстановления здоровья, используя резервы и адаптационные возможности «естественной аптеки» самого организма.      Самые страшные болезни нашего времени — это болезни, покушающиеся на
иммунную систему, на способность человеческого организма самому себя беречь и восстанавливать. «Зачем болеть, — говорил Учитель, — когда можно и должно болезнь в тело не пускать». Но для этого человек должен постоянно трудиться и учиться добрым мыслям и поступкам. Постоянно прикасаться к трем живым телам в
Природе: воздуху, земле и воде. Природосообразность деятельности человека, бережное отношение к Матери-земле и ощущение себя внутренним сыном Природы даст могучие физические и нравственные силы.

«Без здоровья души, — писал в своих тетрадях Учитель, — здоровье тела не купишь». «Кто будет заниматься по моей системе закалки-тренировки, найдет внутренний покой».

Последователи, идущие несколько лет по системе Учителя, обнаруживают в своих ощущениях явные сдвиги в оптимистическую сторону: избавляются от неуверенности, страха, суеты, раздражительности, нетерпимости. Это и понятно. Они защищены Природою от многих тревог и катаклизмов. Ведь мы ее дети, а разве у матери могут быть инакомыслящие, инаковерующие или нелюбимые дети? Как любящая мать, она в равной степени благожелательна ко всем своим детям и может наделить их неиссякаемой жизненной силой.

Для Учителя все «детки» — люди разных национальностей, рас и народов; любых партий и конфессий и у каждого есть свое место в Природе. «Я прошу, я умоляю всех людей: становись и занимай свое место в Природе. Оно никем не занято и не покупается ни за какие деньги, а только собственными делами и трудом в Природе себе на благо, чтобы тебе было легко».
И перед каждым могучий двухметровый человек низко наклоняется и каждому моет ноги холодной водой, и бедному, и богатому, и умному, и убогому.

«Иванов, когда принимает людей, всех их до одного целует. Это есть его любовь. Он этим снимает болезнь с другого человека». Он мечтал, чтобы во всем мире исчезли больницы и тюрьмы. «Я не знахарь и не врач, я практик в природе, я практический человек, я международный красный крест, я международное здоровье».

Есть два момента в «Детке», которые некоторым начинающим кажутся лишними, избыточными и не совсем понятными,  а Учитель придавал им первостепенное значение: это просьба (п.2) и совет здороваться со всеми везде и всюду (п.7). Приводятся «убедительные» аргументы: «Неужели я должен здороваться со всеми пассажирами автобуса?» «Как я могу, молодая девушка, первая здороваться с незнакомыми мужчинами?» А в «Детке» написано: «Хочешь иметь у себя здоровье — здоровайся со всеми». И еще Учитель говорил: «Не будешь с людьми здороваться — ко мне лучше не приходи». «Мы ведь все люди одинаковые в Природе, значит должны уважение, почет друг другу оказывать». И как в каждом совете Учитель дает первую, посильную ступеньку: здоровайся с людьми пожилого возраста. И когда вы начнете этим людям искренне желать доброго здоровья (а не просто пробурчать что-то под нос), вы увидите, как засветятся самые грустные глаза, исчезнут ваши мнимые преграды, а себя почувствуете чуть более открытым.

Я долго не мог понять, зачем Учитель человека, пришедшего к нему за исцелением, отправлял во двор и говорил: «Встань босыми ногами на землю и попроси у меня здоровья?» Почему в лечении необходима просьба? Оказывается, Учитель не мог дать здоровья людям, которые не просили его с душою и сердцем. «Я все принимаю в этой системе, — говорила одна женщина, кроме просьбы. Я никого в жизни не просила».

Можно по-разному объяснять несомненно существующий феномен просьбы, чувство единства с тем, кого просишь, но Учитель ввел просьбу именно как эволюционное начало «нового потока» жизни, новых взаимоотношений взамен насилия между людьми. И почти каждое обращение к ним он начинает со слов: «Сердечная просьба к тебе…». К учителю приходили разные люди, в том числе и верующие: православные, мусульмане, баптисты, йоги. У многих из них возникал вопрос: зачем просить здоровья у Учителя, когда нужно обращаться к богу. Он обычно отвечал: «Просите того, кому верите!» А потом добавлял: «Но и меня не забывайте, как инициатора этого дела».
Рассказывают, что Учитель хотел включить в «Детку» еще 13-й совет, но раздумал. Совет активного подвижного образа жизни. Сам он поражал окружающих постоянным стремлением к движению. Практически не сидел («Я днями не сажусь, бегаю»). Писал только стоя, чрезвычайно мало спал. Ходил быстро, взмахивая сильно руками, почти   не оставляя следов, несмотря на свой могучий вес.
Перед приемом тяжело больных пробегал иногда по 150 — 200 км, часто по бездорожью и, конечно, не ради чемпионства, которое он полностью отрицал, а, вероятно, ощущая естественную потребность природного человека жить в максимальном движении.
А бедные наши школьники три четверти бодрствования проводят сидя! (Какое уж тут здоровье!) Да и среди гуляющих в парке мам нередко услышишь: «Перестань бегать! Гуляй, как все нормальные дети!»

И еще одно замечание. Каждый начинающий выполнять «Детку» воспринимает ее по-своему, сугубо индивидуально. Кто-то исцеляется довольно быстро, кто-то — через продолжительное время. Но бывают и случаи временных недомоганий, кризисов, о чем и предупреждал Учитель: «Во время практических занятий могут быть вспышки частного характера: остаются корешки, они и мучают. Не надо этого бояться, а надо продолжать свое дело».
Укладывая в конверт отпечатанную «Детку», Учитель в конце писал: «Деточка, если возможно, если хочешь, оставь хотя бы один день для приезда ко мне. Я даром передам тебе здоровье, чтобы дело твое было успешным».

Те, кому довелось быть исцеленным самим Учителем, эффективно избавляются от самых разных заболеваний, все более ощущая полноту жизни и ее смысл, следуя простым, но мудрым правилам «Детки», этой без денег, лекарств и диеты удивительной природной системе.
Мы живем в век цивилизации. Удивительные победы в космосе и микромире, обгоняющие друг друга технологии и средства информации. Но почему же на лицах современников растерянность и тревога, агрессивность и озлобленность, и еще усталость? Почему убийства, насилие, наркомания стали постоянными спутниками цивилизованного человека? А еще он много болеет. Не так уж и часто встретишь человека с отменным здоровьем (как физическим, так и нравственным), а еще реже — спокойного духом. Не случайно мелькают названия всевозможных кризисов: военных, политических, экологических, духовных и прочих. Много незащищенных, брошенных детей. Переполнены больницы и тюрьмы. Мы научились летать в воздухе, как птицы, мы научились плавать под водой, как рыбы. Теперь нам надо научиться жить на земле, как люди. Это и предлагает Учитель.
«Мое здоровье, — говорил Учитель, — это не то, чтобы быка свалить, мое здоровье — это сознание всех людей». «Иванов кричит на весь мир, на все человечество о том, что нам нужно всем поделаться в природе независимыми. Не надо нам жить за счет чужого добра, давайте мы попробуем за счет самих себя пожить». Учитель считал, что существует «старый» и «новый» поток жизни. Они различаются по отношению человека к Природе, как своему источнику. Изменение потока сознания людей и пробуждение желания независимой жизни в Природе — основа учения и сущность полувекового эксперимента Учителя.

«А разве, — спросите вы, — современный человек зависим?» Ведь, пожалуй, самыми характерными для цивилизованного общества являются слова «свобода» и «независимость».
Мы сами не замечаем, что чем «выше» цивилизация, тем сильнее наша зависимость. Мы зависим от обстоятельств, чужих мнений, денег, от желаний, растущих в геометрической прогрессии, от гордыни, непогоды и многого другого. Желание постоянно жить комфортно, сытно и тепло делает нас все более изнеженными и более зависимыми.

«Человек защитился от природы стенами домов, своей одеждой, но при этом он потерял устойчивость организма к всевозможным изменениям, как искусственного, так и естественного происхождения…» «Дорогие вы мои, все ваши болезни от нежности вашей, от тепла, от вкусной пищи, от покоя». «Человек изнутри обленился, качества, данные ему Природой, отмерли». «Если бы люди знали, что одежда не спасает, не обогревает, а, наоборот, от тела тепло отбирает».
Человек пошел дорогой технической. Нарушен принцип природосообразности. Потерян внутренний ритм земли, космоса. Человек продвигается в будущее через минные поля опасных изобретений, вероятность которых очень велика в обществе, где технологии опережают мораль.
«Люди живут сами по себе, оторвано от Природы, думая, что это — неисчерпаемый источник. Они не заботятся о тех последствиях, которые могут быть в результате неразумной деятельности человека. Не мешало бы вспомнить басню Крылова «Свинья под дубом». А человек представляется именно таким. Ему не мешало бы заглянуть в себя, разобраться в собственной природе, а потом действовать вовне, твердо зная, что ему надо».
Заманчивы, но опасны призывы жить счастливо в технократическом мире. Окруженный техникой человек лишился возможности своего собственного развития, стал почти полностью зависим, приделав себе технические «костыли», технические «протезы» ( а еще и «протезы» психологические). «Мы все технически сегодня больные люди, такое большое, необдуманное общество». «Мы с Природой воюем и рвем на куски нашу землю, изощряемся в добыче и производстве нужных нам вещей…»

Будучи в Природе «вором, грабителем и убийцей», человек, упоенный «победами» науки и техники, порождает такое количество откликов-последствий и такой силы, что управиться с ними он не в состоянии.

А может быть независимы богатые: дельцы и финансисты? Учитель пишет в своих тетрадях: «…они все психически больные люди; им «дай» — они ничего больше не понимают. У них одно — чтобы была в жизни прибыль. А когда у них убыль они жить так не смогут, умирают они».
Учение П.К.Иванова становится все более популярным на Западе, где большинство людей не может пожаловаться на недостаток материальных благ. Выходит, сами по себе они не могут гарантировать счастья. Потребительский синдром может превратиться в болезнь.

А что касается страсти к обогащению и власти, так по этому поводу А.С.Пушкин предупредил своей «Сказкой о рыбаке и рыбке», а Ганди предостерег: «Земля дает достаточно, чтобы обеспечить потребность каждого человека, но недостаточно, чтобы обеспечить жадность каждого человека». А иначе, что мы оставим нашим детям и внукам?

А тот, кто не знает предела жадности и стяжательства, кто шагает к богатству, подминая под себя Природу и людей, — обречен. «Природа поставит тебе за плохие дела «пупышек», — говорил Учитель. Теперь мы называем это «законом бумеранга»: твои плохие мысли, желания и поступки возвратятся к тебе или к твоим детям.

Сторонники технократического пути часто повторяют: «Мысль остановить нельзя». Это правда. Но человек, создающий газовые камеры для уничтожения взрослых и детей, атомное и бактериологическое оружие или залезающий к вам в подсознание в желании сделать вас «зомби», разве это ученый или мыслящий человек? Или тем более «мыслитель»? Это больной человек нравственно и психически. Его зависимости еще более тяжкие.

Как же изменить «поток сознания» к чему постоянно призывает Учитель? Да и возможно ли вообще быть «независимым»? Можно, — отвечает Учитель, — если «любить Природу и жить с ней слитно», согласно вековым законам, если отказаться от «силового диалога» с ней. Даже лучшие из нас все-таки считают, что Природа должна «служить человеку, а не наоборот. «Между человеком и Природой чинов нет». А значит, и нет зависимости. Сохранение внешней Среды в наиболее естественном ее виде может быть осуществлено лишь при условии смещения центра тяжести в вопросе отношений человека и окружающей среды с «внешнего плана» на «план внутренний » — то есть, с разрешением вопроса внутреннего преобразования человека. Принципиальные философские и научные обоснования этого преобразования содержатся в трудах виднейших русских ученых и мыслителей: В.И.Вернадского, К.Э.Циолковского, Н.Ф.Федорова, В.Ф.Купревича. Однако, при всей значительности их идей, их захватывающей глубине, они, в общем-то, звучат достаточно абстрактно. А в 50-летнем эксперименте Учителя есть их практическое воплощение, в частности, идеи об «автотрофном», то есть «самопитающемся» человеке будущего.

Человек «нового потока» — человек развивающийся, а человек «старого потока» — человек потребляющий. Выбрав неверную техническую, искусственную дорогу он лишил себя возможности развития биологического: без компьютеров (у него в голове и так есть удивительный компьютер, работающий лишь на 5-10% своей мощности), без средств информации и коммуникации (зачем они, если можно развивать телепатические способности).

А как же быть с постоянными потребностями в одежде, пище, жилье? Надо учиться делать шаги к своей, хотя бы частичной, разумной независимости. И помогает нам Учитель, верный своей методе: проверить сначала на себе и, убедившись в посильности и пользе, предложить людям. Но в отличие от других методик самоусовершенствования, его цель — биологическое изменение человека с помощью мощной подпитки природными силами. От одежды Учитель отказался сравнительно быстро, оставшись лишь в длинных сатиновых трусах («мой жизнерадостный костюм»), полностью отказаться от жилья мешали условия, хотя он мог неделями в любую погоду быть на Природе: в степи, в лесу. Постепенно увеличивая количество дней, проводимых без еды и питья, лишь за счет воздуха и обливания холодной водой, Учитель сделал попытку жить полностью без пищи, но на 108 (!) день он остановил опыт и записал в своей тетради: «Еще не пришло время»

«Вы зовете нас назад, в пещеру!» — любимая фраза приверженцев технократического потока». И подавляющее большинство людей им аплодируют, потому что они действительно не хотят в холодную пещеру. Напрасное беспокойство. Я не слышал, чтобы кто-то из многочисленной армии последователей Учителя жил в пещере, выбросил из дома свой телевизор или отказался от помощи хирурга. Они учатся жить посильно независимой жизнью. Они свободны от пристрастия к алкоголю,
табакокурению, наркотикам (пункт 3 «Детки»), подавая замечательный пример своим детям (согласитесь, что это совсем немало в наше время).

Сделать большие подвижки к независимой жизни позволяет естественное и диалектическое осознание и принятие в Природе как «теплого», так и «холодного», «хорошего» и «плохого». «К нам приходит весна, мы ею радуемся, приходит осень — мы с вами прячемся; какие же мы люди, если не верим естеству?» Надо жить с Природой слитно — полюбить и «холодную сторону» и «плохую» погоду и «плохих» людей.

И сознательное терпение, отказ от пищи и воды на 42 часа — это твои победы, твои шаги к независимости. Если трудно — выйди на Природу, постой босыми ногами на земле, попроси Учителя, подыши, ведь «в Природе сил больше, чем есть в куске хлеба, чашке борща или куске мяса». Уже очень многие последователи «терпят» 108 часов в неделю (из 168!). Они полны энергии, подвижны, оптимистичны. «Надо кушать все, но учиться не кушать ничего».

Основной метод «старого потока» — требование (насилие) многим кажется более действенным, чем метод «нового» — просьба. Но посмотрите: с просьбой к Природе, принимая все ее «плохие» стороны: лютую стужу, жару, ветра и дожди, Учитель на практике осуществил возможность в человеческой жизни главного, чего до сих пор не удавалось получить никому — это здоровье естественного характера. Иначе говоря, возможность, существующую в Природе изначально, однако закрытую от нас по причине ошибочного выбора в нашем сознании: «Я не простуживаюсь и не болею, на мое тело Природа не распространяет эпидемию — значит мне хорошо, а раз мне хорошо, то из моего поступка другому тоже будет хорошо». «Я живой факт. Природа сделала одного для показания, что это не какое-то особенное чудо есть в Природе, а физическое явление».
«Я человек один — единственный, кто опознал природу как источник. Я строю на себе эволюцию. Я учусь в Природе у своих милых, любимых, неумираемых друзей, у воздуха, у воды, у земли. Не было в природе человека, чтобы он перестроил сам себя с зависимости в независимость». Но каких это стоит нечеловеческих усилий! «У меня адское терпение на то, чтобы все на себе испытывать лично и понять, а потом на себе и других применить, чтобы от этого всего была польза».
Совет Учителя принимать мудро, терпеливо не только «теплое», но и «холодное», относится, конечно, и к человеческим отношениям. Как же велико было терпение Учителя и его любовь к людям, если за 50 лет он не обидел ни одного человека, если лечил он тюремных надзирателей и мучивших его врачей!

«Нет злых людей, — говорил он, — а есть больные люди». Все это время Учитель шел среди полного непонимания и равнодушия людей, как самый униженный человек земли, который отказался от всех благ, которыми обычно дорожит человек. Любой мог обидеть, обозвать Учителя, его могли беспричинно арестовать и подвергнуть любому наказанию. «Я же живой человек! Поймите мое терпение люди! От вашего отношения ко мне в тысячу раз холоднее, чем от мороза».
Но росло и число людей, глубоко благодарных Учителю, исцеленных им от тяжелых недугов, старающихся перенять его советы и методы природного оздоровления. И, конечно, резко увеличилось число последователей после появления в «Огоньке» статьи об Учителе и «Детке». Когда 10 июля 1982 года Учитель приехал в Москву, вокруг него было особенно много людей, в том числе и молодых, а проводы на Казанском вокзале превратились в настоящее столпотворение.
Еще при жизни Учителя, в январе 1983 года в Москве состоялась первая большая публичная лекция о его системе. Она проходила в Химках во Дворце Культуры «Родина» и собрала почти тысячу человек. Проводил ее методист по лечебной физкультуре Олег Григорьевич Быков. Это было стартом лавинообразно нарастающего распространения мыслей и идей Учителя, знакомства с его жизнью, с его «закалкой-тренировкой», с «Деткой». Клубы, конференции, встречи, беседы, книги, брошюры, кинофильмы, рассказы последователей на фабриках и заводах, работникам сел и научных учреждений, в школах, техникумах и вузах, больницах, воинских частях, в тюрьмах.

Трудно сейчас найти место на карте России и большинства стран СНГ, где люди не знали бы о П.К.Иванове, о его целительной природной системе, не пытались бы следовать ей. Нет никакой организации, иерархии, устава, обязательных денежных сборов у последователей Учителя.
Объединенные принятием советов «Детки», радостные своими победами духа и тела, они, каждый по-своему, своим умом и своим сердцем приемлют учение своего земляка П.К.Иванова.
«Это квартира Лагунов? У вас, значит, двое на кровати и пятеро на полу? Ждите гостей». Мы не знаем, откуда эти люди, наши единомышленники, последователи Учителя, с Урала, Сибири, Поволжья или других мест, но твердо знаем: будет большой праздник души.

Каждый последователь стремится побывать на хуторе Верхний Кондрючий в Доме здоровья, построенном «для всех людей мира», поклониться могиле Учителя и его верного друга В.Л.Сухаревской. Чувствуя, что ее силы на исходе, Валентина Леонтьевна завещала Дом Петру Никитовичу Матлаеву, одному из тех, кто строил этот Дом и был верным учеником и помощником П.К.Иванова. Теперь в Доме не «принимают» — не лечат, но трудиться супругам Петру и Любови Матлаевым приходится не покладая рук. Они успевают все: вести большое деревенское хозяйство, встречать, кормить и укладывать спать многочисленных гостей. Главное же — они несут людям правду об Учителе и его идее. Обычно в Доме Учителя люди находятся не более двух-трех дней. Но и за этот короткий срок каждый удовлетворяется — получает именно то, за чем приехал. Одному нужен совет по здоровью, другому по семейным проблемам, третьему — просто побывать в самом близком сердцу месте.

Будучи осенью 1995 года на хуторе, я не поленился подсчитать сидевших за обеденным  столом  мужчин, женщин, детей — 120 (!). Можно понять волнение хозяйки дома, когда она не знает, сколько придет гостей: пять или пятнадцать. А если вы не знаете, сколько их в этот день будет вообще? Распахивается калитка и с радостным приветствием «Здравствуйте» прибывают все новые гости. Конечно, в работе по кухне, в огороде, по уборке много добровольных помощников, но забота все равно на хозяевах дома. Всюду порядок, чистота, никаких краж, хотя все вещи на виду.
25 апреля каждого года самый большой праздник последователей — рождение идеи новой жизни в Природе (в 1933 году).
В праздничный день в 1992 году Любовь Матлаева со своими помощниками из Москвы, Киева, Николаева, Вологды и других городов накормила обедом шесть тысяч человек (!). За столы сажали, а вернее ставили сразу по пятьсот человек. Этот обед продолжался с трех часов утра до трех часов дня.

А сколько удивительных встреч, знакомств, рассказов о том, как изменилась жизнь поверивших советам Учителя и выполняющим их. Нелегкая задача у Петра Матлаева, оставшегося за старшего в Доме здоровья: укрепить силы и поддержать уставших, успокоить встревоженных, порадоваться исцелению больных душой и телом, остановить слишком рьяных, теряющих за внешней стороной глубокий смысл учения, ответить на множество вопросов.
Лишь два примера из многих тысяч.
Зинаида Александровна Богданова, воспитательница одного из детских садов Северного округа г. Москвы, спасшаяся сама от страшных заболеваний и семейных стрессов, желала всеми силами, чтобы и ее воспитанники прикоснулись к этому источнику физических и духовных сил, к системе Учителя П.К.Иванова, к его «Детке». С безусловного согласия родителей была отобрана группа в 20 человек (сначала решились только две мамы) и, с исключительной осторожностью, последовательностью и верой Зинаида Александровна приобщала детей к трем живым телам в Природе: воздуху, земле и воде. За пять лет (дети были в группе с 2-х, 3-х лет до 7-ми лет включительно) ни один ребенок не болел и (в это трудно поверить) эту группу обходили стороной даже инфекционные заболевания (ветрянка, скарлатина и др.). И это в Москве, занимающей по «хужести» экологической ситуации пятое место в России, когда кажется, что вокруг почти нет здоровых детей и взрослых! Рассказывает З.А.Богданова: «Самое дорогое для человека — это жизнь, и все хорошее в ней — это здоровье, великое счастье быть здоровым человеком» — так сказал Учитель жизни П.К.Иванов. 12 лет я знаю его систему природного оздоровления. Освободившись от своих болезней, начала проводить работу среди родителей, дети которых постоянно болели в детском саду.  Это был конец 80-х годов и начало 90-х годов.
Начала обливать детям ножки холодной водой в группе с 2-х лет. Сама выходила на улицу, просила о здоровье детей и получалось. В ту зиму дети не болели. На следующий год начали обливать ноги на улице, выходили босичком и в течение минуты бегали, ходили, а потом подходили к ведеркам, дышали. Три вздоха через рот и три просьбы к Учителю, поливали ножки от коленочек холодной водой. В группе ноги не вытирали, пока не высохнут. А в 5 лет дети заявили, что хотят обливаться непременно с головой. И мы начали выходить каждый день в любую погоду обливаться. Дети с 2-х до 7-ми лет не болели. Это великое счастье, когда ребенок здоров!
Дети крепли не только физически, но и в нравственном отношении. Они здоровались не только со мною, но и с другими сотрудниками детского сада, со всеми родителями, со сверстниками. У них не было агрессии, дети охотно делились игрушками, были внимательными друг к другу. Вот так постепенно мы полюбили холодную воду, ведь Учитель говорил, что «моя идея не чемпионская, а постепенная, последовательная».
Теперь ребятишки Зинаиды Александровны школьники. Большинство из них продолжают обливаться холодной водой, некоторых не поддержали родители (особенно важен пример мамы). По-прежнему закаливающихся детей отличает доброта, коммуникабельность, равновесие, оптимизм, хорошая успеваемость, более быстрое интеллектуальное развитие и, конечно, здоровье.

Стать медиком замечательную женщину из Петербурга, Фридлянскую З.И. заставила необходимость вылечить своего ребенка Максима (1977 г.р.). В 4 месяца ему был поставлен диагноз: детский церебральный паралич в тяжелой форме, мастическая и гиперкинетическая форма и плюс всякие сопутствующие заболевания, которые со временем нарастали по мере взросления мальчика. Это и повышенное внутричерепное давление, это и пониженный уровень эмоциональной сферы, плохая память, задержка психического развития, нарушение сна и комплекс соматических заболеваний: аллергические реакции, астматические компоненты, хронические риниты, фарингиты и т.д.
«Естественно — говорит З.И.Фридлянская — я делала все, чтобы его вылечить. Сначала лечили средствами медицины, но успех был очень маленький. Чего-то мы двигательно добились, но из-за сильных лекарств пострадала его сосудистая система, выделительная система, стало страдать сердце. Тогда мы обратились к помощи бабушек, знахарей. Ходили к экстрасенсам, в то время еще не понимая, какой это страшный путь и в какую бездну он может завести. Хватались за все, но ничего не помогало. К 7-ми годам мы были уже в совершенном отчаянии и тупике, не было никакого просвета.
Но где-то наша мольба была услышана, и вот произошла наша встреча с идеей Учителя. День 25 декабря 1984 года мы считаем днем рождения нашего ребенка, нашей семьи. С этого дня мы пошли с сыном вместе по этому пути».
Нельзя сказать, что Максим полностью излечился. Часто встречая его на конференциях последователей, каждый безошибочно увидит следы страшной болезни. Но теперь у него форма средней тяжести, спастика уменьшилась (он очень хорошо играет на фортепиано довольно сложные вещи), исчезли гиперкинезы. Полностью восстановилась память. Доказательство этому — три иностранных языка, которые Максим изучил помимо школьной программы, двумя он владеет практически свободно.
Вопреки всем советам врачей и рекомендациям разных преподавателей, родители не отдавали его ни в спецшколы, ни в интернаты, а с самого начала постарались, чтобы он пошел в обычную школу. Максим успешно закончил математический класс и успешно поступил в университет.
Ходить он начал сложно, как все эти дети, свой первый шаг он сделал в 4,5 года, несмотря на прогнозы врачей, которые говорили, что он не пойдет вообще. Сейчас походка у него еще неправильная, хотя улучшение идет постоянно. Он многое уже может: плавает, занимается греблей, катается на лыжах, ездит на велосипеде, может бегать, несмотря на сохраняющиеся двигательные нарушения.

Рассказывает З.И.Фридлянская: «Болезни тела еще остаются, но самое главное, мы вылечили дух мальчика. Он производит впечатление здорового полноценного человека, причем не только на нас, родителей, но и на всех, с кем он общается. У него нет комплекса неполноценности, он считает себя здоровым человеком, так к нему и относятся окружающие, друзья, которых у него много. Изменилось его поведение. Это очень открытый юноша, доброжелательный, веселый, с чувством юмора, живущий абсолютно полноценной жизнью.
Через наш дом проходит очень много больных людей, мы проводим встречи, консультации. И очень часто невропатологи присылают больных ДЦП. Есть дети с более легкой формой заболевания, чем было у моего ребенка, но, боже мой, какие это несчастные дети — забитые, закомплексованные. Они могут находиться только в своей среде, у них нет свободы, настолько они погружены в эту болезнь. Семилетняя девочка, у которой небольшая спастика в правой ноге, говорит матери, что она хочет покончить жизнь самоубийством. Лишить себя жизни, которой мой ребенок радуется каждую минуту каждой своей клеточкой! Несчастные родители этих детей, несчастные дети, им страшно жить, у них нет никакой опоры в жизни. И я думаю, какой ужас был бы с нами, если бы мы не нашли эту опору в Учителе.
Несколько лет назад сын сказал мне такие слова (был какой-то такой тяжелый момент): «Если бы мне дали на выбор — или ты станешь совершенно здоровым, но не будешь знать эту идею, или пусть все останется как есть, но ты останешься с Учителем, то я бы ни на минуту не сомневался в выборе». После этих слов мне стало очень спокойно.

Выступая на конференции медицинских работников в июле 1995 года в Санкт-Петербурге, Зинаида Фридлянская говорила: «Я как медик ни одному человеку сегодня не сказала: «становись, занимайся этим, и ты будешь здоровым». Я не имею права это сказать, потому что даже Учитель не лечил всех подряд. А на первых порах мы так и говорили: «обливайся и у тебя все будет хорошо, и ты станешь здоровым». И появлялись статьи в газетах: «Душ вместо таблеток», и называлось это «ведротерапия». И правильно нас так называли. Ну что же это нам дает? Почему, не получая иногда даже полное исцеление, мы держимся за это руками и ногами? А Учитель дает убрать страх. Да, ты болеешь, к тебе вернулась старая болезнь и наступает новая, а у тебя нет страха.  А страха нет, потому что у тебя есть надежда и вера. Если ты раньше был один на один вот с этой болезнью, то ты теперь знаешь слова: «Дорогой Учитель, дай мне мое здоровье».

Убедившись в том, что им найден в Природе способ естественного пробуждения и оздоровления человека, Учитель начинает обращаться к администрации, ученым, особенно много к медицинским работникам как области, так и Минздрава СССР. В разные инстанции он направляет исцелившихся людей с просьбой рассказать о себе, ездит и пишет сам. Так известны письма-обращения Учителя к Н.В.Подгорному в 1962 году, Л.И.Брежневу в 1982 году, в ученые советы Минздрава СССР и РСФСР в 1968 и 1964 годах соответственно, в Академию медицинских наук, Институт экспериментальной и клинической онкологии, обращается на съезд КПСС. Много раз он писал в различные издательства, газеты и журналы с просьбой напечатать его работу, либо рассказать о нем самом, но получал в лучшем случае вежливый отказ.

«Если болезнь передается от человека к человеку, то почему же нельзя передать здоровье от здорового человека» — спрашивает Учитель. «Иванов не хоронится со своей Идеей. Он хочет свое найденное передать всем». Из письма Учителя заместителю председателя Ученого медицинского совета Минздрава СССР Ушакову Г.К. «Это вам пишет Иванов — закаленный человек. Он вам пишет свое согласие взять любого больного раком… — это не проблема его лечить. Иванов просит вас от имени себя: допустите между учеными выступить, сказать то, что делает Иванов…» «Вся медицина стоит на одном уровне: не человеку она помогает, а болезнь приостанавливает. А я лечу самого человека… Мне ваш диагноз не нужен». «Врачи сами приходили ко мне, чтобы я их лечил». Всю жизнь мечтал Учитель о сотрудничестве с медиками. «Когда меня признают «белые халаты» возликует вся вселенная». Но принятие и осмысление идей Учителя началось лишь через 8 лет после завершения его земного пути. Первая Всесоюзная конференция медицинских работников по системе П.К.Иванова состоялась 8 июня 1991 года в Москве. Зал Дворца культуры ГПЗ, рассчитанный на 1200 человек был полон: съехались медики, интересующиеся «Деткой», более чем из ста городов. Это стало началом регулярных встреч врачей, ищущих природных, естественных сил оздоровления физического и духовного, проникновения в суть «закалки-тренировки» П.К.Иванова. Трудно удержаться, чтобы хоть в сокращенном виде не передать выступления некоторых участников этих конференций.

Фогель И.Ю., 1936 г.р.,  г. Санкт-Петербург
Диагноз: 4 инфаркта миокарда.
Здравствуйте! Я хочу поделиться с вами тем, как я пришел к системе Учителя. К великому сожалению, к системе большинство людей приходит, когда болезнь уже настигла их. А как хорошо было бы, если бы молодые люди, еще здоровые, шли по системе с детского возраста.
А как пришел я: первый инфаркт — 1979 году, потом в 1982 и пошли один за другим. После третьего инфаркта был четвертый в 1989 году. Четыре раза я был в реанимации. Каждый день делали уколы, капельницы, таблетки. Вот какая была жизнь.
С системой Учителя Иванова я познакомился в клубе «Грач» в Ленинграде. Я сразу поверил в эту систему, но, конечно, где-то еще боялся. Ведь в больницах другое говорили: холодовой удар может сделать еще хуже, вообще можно к богу в рай отправиться. Но другого выхода уже не было. Я пришел домой, набрал ведро холодной воды, пошел в ванну, но, на всякий случай, приготовил нитроглицерин, думал — если буду падать!.. Набрался храбрости, закрыл глаза, стиснул зубы, вылил на себя ведро холодной воды и жду, когда буду падать, уже руку за нитроглицерином протянул. Но стою, не падаю, наоборот — какая-то радость. Я и не понял, что случилось, только я начал смеяться. Еще минут пять ждал, когда начнутся осложнения. Ничего. Это была победа над страхом. Я ждал приступа вечером, но и ночь проспал прекрасно. Утром опять набрался силы воли и облился. И с каждым разом я все больше верил в эту систему. Потом через 2-3 месяца я начал сокращать количество лекарств, потому что поначалу я без них еще боялся обходиться. Через полгода я сам без врачей отменил все лекарства.
Сейчас я лекарства не принимаю. Мне 55 лет, я на пенсии. Продолжаю работать — строю дачу, таскаю бревна и т.д. Пока приступов нет. В 1990 году делали электрокардиограмму, отмечена положительная динамика.
25 лет у меня был радикулит. Испробовал все: иглотерапию, массажи, потратил уйму денег. Теперь я об этом уже забыл.
Спасибо Учителю и всем товарищам, которые поддержали меня. За этой системой будущее и хотят или не хотят люди, все равно они придут к ней.

Карташов И.В., 1963 г.р., г. Москва. Диагноз: наркомания.
Здравствуйте! Я хочу рассказать, как пришел к Учителю. Я музыкант, работал по вечерам в ресторане. Курил я очень давно, и наркомания у меня началась с анаши, с курева, а потом наркотики были любые. Состояние в кайфе стало нормальным состоянием. Если не было одного наркотика, появлялся другой, если не было их, то — водка. Так что здоровым я себя уже не чувствовал. Как только кайф кончался, наступала безысходная депрессия.
И наступил такой момент, когда я понял, что надо что-то делать. Пытался бросить. Уезжал из города, почти совсем бросил. Когда вернулся на работу — друзья прежние зовут, делать нечего — опять начал.
И в один прекрасный день, когда все наркотики кончились, я оказался один. Я прихожу к своему школьному другу и говорю: «Саша, пойдем погуляем.» Мы пошли в лес гуляли, гуляли. Была такая солнечная погода, март месяц, снежок. Я смотрю — он снимает обувь. Я ему: «Ты чего делаешь?» А он говорит: «Ты сам сними, попробуй». Я снял, постоял. А потом он мне рассказывает, что есть вот Учитель, что есть последователи, что есть такая идея. Меня это очень заинтересовало, потому что на первый взгляд все как-то просто, и сразу появился интерес. Я пришел домой и сразу же попробовал облиться. Получилось. Облился без страха, все нормально. Я начал выполнять «Детку» и почти сразу стал испытывать особое состояние блаженства, несравнимое ни с каким кайфом. Старые дружки, встречая меня и видя это мое состояние, спрашивали, на чем таком особенном я «сижу». Я им объясняю, а они не верят, думают, я наркотик сменил, а от них скрываю.
Сейчас я уже забыл свою болезнь. У меня семья, двое маленьких детей.  И жена, и дети занимаются по системе Учителя.
К врачам большая просьба. У меня есть друзья, которые по десять раз в больницах лежали и лечились, и чего только с ними не делали. Я до сих пор их встречаю. Какими они были, такими и остались. Надо что-то делать, надо менять образ жизни. Поэтому у меня к вам просьба: рассказывайте, пожалуйста, больным, что есть выход, есть природная система.

Щербаков И.И., 1948 г.р., ликвидатор последствий аварии на Чернобыльской АЭС,  г. Киев
Все участники ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС волею судьбы стали пострадавшими. Даже официальная статистика наводит ужас своей трагической перспективой.
Я на своем опыте убедился в целительной силе учения П.К.Иванова и убежден, что выход такие люди могут найти в его учении. Душа болит, что многие облученные еще не знают об Учителе или не доверяют «Детке». Не доверяют, прежде всего, из-за ее простоты и доступности. Трудно объяснить, что все гениальное просто, тем более, бесплатно. Надо только жить по учению и болезни уйдут.
В доме Учителя мне довелось встретить молодого человека, физика по профессии, получившего облучение в результате многолетней работы на установках с быстрыми нейтронами. Организм таял. Не помогали ни заморские дорогие препараты, ни йога, ни сыроедение, ни босохождение. Как результат — дистрофия организма, инвалидность. Но уже через две недели после начала занятий по системе П.К.Иванова, он почувствовал себя человеком. Болезнь отступила. Первый раз в дом Учителя его принесли, сам он ходить не мог. Во второй раз — сам приехал.
Мой коллега в г.Солонченко при атомных испытаниях на полигоне Новой Земли получил большую дозу радиационного облучения. Почти всех его товарищей, попавших с ним под взрыв, уже нет в живых, а он, благодаря системе П.К.Иванова, избавился от своих болезней.
Принимая участие в эвакуации населения г.Припяти и проводя в Чернобыльской зоне без каких-либо защитных средств первые четыре дня после аварии, я получил ожог горла радиоактивным йодом, гиперплазию щитовидной железы и выраженные изменения в показателях картины крови. Когда я после первых четырех дней попал в госпиталь, кровь была черная, густая, не вытекала при заборе из вен. Но уже через год занятий по системе П.К.Иванова кровь восстановилась, исчезла гиперплазия, самочувствие стало такое, что я в 20-градусный мороз рискнул окунуться в Енисей.
Я считаю, что надо обязательно системе П.К.Иванова придать официальный   статус, то есть признать ее законное право на существование на равных правах с официальной медициной.

Кочмарева Р.Г., врач-педиатр, г. Санкт-Петербург.
Моя основная работа — участковый врач-педиатр. Под моим наблюдением находится психоневрологический детский дом №4 г. Санкт-Петербурга — 150 умственно отсталых детей от 3 до 7 лет. Все началось осенью 1988 года, когда после лекции о природной закалке П.К.Иванова пятеро воспитателей приняли идею Учителя, сами стали заниматься и начали обливать детей в своих группах. Наблюдались 52 ребенка в возрасте 5-6 лет. Срок наблюдения за ними составил 1,5 года; потом дети были переведены в интернат, что, к сожалению, прервало этот опыт.
У 50 детей имела место олигофрения в стадии дебильности, у 2-х детей ДЦП с задержкой психического развития. У многих отставание в физическом развитии. Много сопутствующих заболеваний — частые ОРЗ, бронхиты, гидроцефальный синдром, нейродермиты, энурез, псориаз (у одного ребенка), очаговая аллопеция (у одного ребенка), патология опорно-двигательного аппарата (плоско вальгусные стопы, нарушение осанки).
Детей обливали два раза в день. Первое, что удивило врача, который сам не занимался по системе Учителя, это практическое исчезновение ОРЗ. Даже во время эпидемий, отмечались буквально единичные случаи гриппа, а острый период заболевания сократился до 3-4 дней. Удивительная динамика в физическом развитии: эти дети в анамнезе глубоко недоношенные, с внутриутробной гипотрофией, и они стали догонять своих сверстников по росту и по весу. За время наблюдения отмечалась стойкая ремиссия нейродермита у всех детей, исчезновение признаков псориаза и аллопеции.
И самое главное, что обращало на себя внимание, это положительная динамика в психическом и речевом развитии детей. Воспитатели отмечают возросшую сосредоточенность и активное внимание на занятиях, дети стали спокойнее, более контактными, более усидчивыми. Исчез страх высоты.
По данным медико-педагогической комиссии от мая 1989 года 18% детей (13 человек) были допущены к обучению в массовой школе, против 6% и 11% детей за 1987 и 1988 года соответственно. А в 1990 году их было уже на 15% больше. И даже комиссия сказала: «Это что-то невероятное!»
К сожалению, после перевода в школу-интернат оздоровление детей прекращается, так как обливать их там некому. Сотрудникам детского дома сейчас удалось получить разрешение оставить детей в детском доме на первые два года обучения в начальной школе, чтобы продолжить эксперимент.
С сентября 1990 года начали обливаться холодной водой вновь прибывшие в детский дом 15 детей трех-четырехлетнего возраста. Так что дело движется.
Но вот что самое удивительное. Детей-олигофренов, как известно, не усыновляют. Я не знаю, с какой просьбой выходят дети на улицу, но недавно воспитатели сказали, что у них началось массовое усыновление детей.
Спасибо Учителю за счастье и здоровье!

Орлов Ю.М., доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой педагогики и медицинской психологии Московской медицинской академии им. И.М.Сеченова.
Ни одно из положений учения П.К.Иванова не противоречит ни научным традициям, ни достижениям современной медицинской науки. Если существует неприятие со стороны представителей традиционной медицины, то это является следствием снобизма и нежеланием ассимилировать, понять совершенно новый опыт.

Прежде всего, хочу обратить ваше внимание на морально-этический и психологический аспекты учения. Те рекомендации, которые дает П.К.Иванов: просить, проникнуться хорошим чувством по отношению к другим людям, преодолеть такие эмоции, как зависть, тщеславие, гордость, враждебность, ненависть и т.п., совсем не противоречат современной медицине, а именно психосоматическим отношениям. Состояние души оказывает огромное влияние на тело, и на этом основано научное направление, которое именуется психосоматической медициной.
Практические рекомендации Иванова свободны от научной терминологии, от той научной схоластики категорий и понятий, которыми мы, медики, привыкли мыслить. И многим представителям науки кажется, что здесь есть что-то знахарское, нечто необоснованное, близкое к некой религиозной установке, которая якобы основана вся на вере, на самовнушении и многом другом. Я думаю, что те представители науки, которые так считают, заблуждаются.

В данном учении обращение к Учителю с просьбой о здоровье является важнейшим элементом. Причем человек может просить не только исцеления, но может сказать: «Учитель, помоги мне справиться с обидой, сними это напряжение, помоги мне простить». И если вы так попросили, то обида проходит, возникает равновесие, исчезают неблагоприятные реакции в организме, наступает улучшение состояния больного. Что значит улучшение состояния? Это значит, что организм выделяет определенные вещества — эндорфины, которые умножают жизненные силы организма. Когда я прошу, я чувствую свое единство с тем, у кого я прошу. Учитель учит, чтобы просили его, и это единение способствует улучшению здоровья человека, повышает, по-видимому, его иммунитет, о чем говорят архиисцеления. Если человек не верит в это, то эффект меньше, а если верит — эффект больше, пациент способен к выздоровлению пропорционально силе его веры.
Вы уже знаете, что если чувствуете недомогание, у вас что-то ноет и какое-то плохое настроение, надо вылить на себя ведро холодной воды, и человек меняется. Видимо, происходит такое сильное целительное воздействие на организм, что, если к этому еще прибавить психологическое состояние просьбы, то эффект увеличивается в несколько раз.
Учитель учит глубочайшей терпимости, а точнее сказать, терпению. Ведь то, что с ним проделывало государство, людские предрассудки — ужасно. Но ни в каких его разговорах, ни в одной его записи нет никакой обиды на тех людей, которые подвергали его преследованиям. Поэтому его жизнь — это жизнь Бога-человека, потому, что он свободен от тех страстей, которые обуревают каждого из нас. Поэтому его терпение должно быть образцом и для нас.
Я не нахожу никаких отклонений в учении Иванова и уверен в том, что предлагаемая система основана на глубокой интуиции и знании природы человека. Знании не научном. А как получаются научные знания? Мы сами проводим эксперименты, фиксируем результаты, применяем статистические критерии и таким образом доказываем наши предположения. Но есть другой путь познания реальности — это интуитивное познание, которое лежит в основе всего. Поэтому простота, очевидность, ясность, которые мы имеем в «Детке», есть не что иное, как выражение глубочайшей интуиции и знания.
И еще: я знаю исследования, в которых изучался вопрос, сколько вредных веществ мы вводим в организм через удобрения, пестициды и т.п. И если взять и измерить воздействие вот этих веществ на нашу внутреннюю среду, то на первом месте по ее разрушению все-таки будет стоять медицина. Вы только посмотрите, что такое медикаментозные назначения человеку при болезни. Это массированное воздействие огромного количества химических веществ, которые разрушают организм. Подумайте хотя бы о том, что если мы знаем прививки от десяти болезней и этим подстегиваем нашу иммунную систему, то что будет, если мы выработаем прививки от тысячи болезней и станем их все применять? Нашей иммунной системе тогда не позавидуешь! Поэтому-то Иванов настаивает на том, чтобы действовать через веру, через Природу, через собственное оздоровление путем взаимодействия со всем природным человеческим окружением. Это более эффективно, чем если действовать на организм с помощью прямого вмешательства в химизм внутренней среды человека.
Мы глубоко заблуждаемся, понимая иммунитет только вещественно — в смысле определенного набора антител, и не принимая во внимание связанную с антителами энергетику. А ведь современное представление об иммунитете именно энергетическое, то, что старые врачи называли жизненной силой, а мы со своим снобизмом считали не научным. Система Учителя Иванова и предлагает нам получение жизненной силы через взаимодействие с природой, через связь с ее стихиями».

Германов Н.О., врач-невропатолог, детская поликлиника №67 г. Москва
Медицина может много, но получается так, что на фоне всех ее удивительных достижений в области диагностики, реанимации, терапии, хирургии идет неукоснительное омоложение хронических заболеваний, рост врожденной патологии, снижение иммунитета, появление новых, ранее неизвестных нозологических форм,
растет психологический конфликт между людьми, начиная от несостоятельности семейных отношений и кончая межнациональной враждой. Но главное — болеет человек.

Сейчас все осознают и соглашаются с тем, что в целом все мы живем неправильно. Каждый пытается что-то изменить в своей жизни. Люди ищут оптимальный образ жизни в моржевании, йоге, ушу, суперфилософиях, супердиетах, медитации, но, несмотря на все это, все равно болеет человек и умирает.

Многие врачи, педагоги, философы, политические лидеры уже говорят, что ничего не изменится в нашей жизни без изменения нынешнего сознания людей. Говорят, но ничего не могут сделать, ибо нет важных, кардинальных перемен в нашей жизни, есть только ее реставрация.
Моя учеба в медицинском институте заключалась в усвоении того, что на свете существуют тысячи болезней, через которые в той или иной мере должен пройти каждый. Такое состояние человека, как здоровье, остается только на словах. Никто не может привести пример истинно здорового человека и истинно здорового образа жизни. Я все время находился в растерянном и беспомощном состоянии, потому что на каждом шагу видел страдания людей и свою несостоятельность, как врача. Как невропатолога меня все время сопровождали две поговорки: «Все болезни от нервов» и «Нервы не лечатся». Поэтому я постоянно искал ту систему, о которой я человеку при любом заболевании мог бы сказать: «Это то, что тебе поможет, обязательно поможет».
И когда я впервые услышал об идее Учителя и увидел его фотографию, я ощутил чувство коленопреклонения души и сердца перед ним. Я не знал, кто передо мной и как его называть, я только чувствовал, что все сказанное им — истина, и только ему одному на свете дано нести эту правду для всех людей.

Идея учителя — это не новый способ лечения, не новое философское веяние, не новая религия, а новый жизненный поток, в основе которого лежит перестройка сознания человека в его отношении к природе и к людям, благодаря выполнению 12 правил «Детки».
«Детка» — это не застывшая во времени догма. Это что-то живое и неделимое. Обоснование и раскладывание каждого правила «Детки» по полочкам с точки зрения науки — это такой же абсурд, как расчленение тела человека между дюжиной врачей для исцеления. Мы пытаемся доказать или оспорить «Детку» — идею нового потока — сознанием и мышлением нынешнего, старого, исследуя при этом живое, «кругозоркое» мертвым металлом приборов и однобоким запасом разрозненных знаний. «Детку» невозможно понять «с листа», как книгу. Глубину и диалектику ее правил можно понять, только выполняя их. Поэтому очень важно принятие «Детки» и послушание в ее выполнении. Сейчас, когда вокруг столько всего предлагается человеку, умом понять Учителя очень сложно, его можно только почувствовать открытой душой и сердцем.
С течением времени понимаешь, что встать на путь Учителя — не просто. Это ежедневный труд души и тела. Главное, как говорил Учитель — надо стать просто человеком.

Быкова Н.М., врач — педиатр, детская поликлиника №9 г.Москва
Мне хочется вспомнить о родном для всех нас доме — Доме Учителя. Впервые я попала со всей семьей в этот дом в 1982 году и встретилась там с Учителем. Высокого роста, крепкого телосложения, бронзовая кожа, белые волосы и борода, не седые, а белые как снег — таким мы увидели Учителя. Лучистые глаза, которые пронзают тебя, и действительно, стоя перед Учителем, каждый человек, наверное, чувствует душой и сердцем, что он про тебя все знает, но он тебя не судит. Встреча с Учителем была очень трепетная, волнующая. Я боялась, что же он мне скажет, а он встретил нас с большой любовью, с большой добротой, мягким голосом сказал: «Деточки, а давайте я вас всех приму». Я не знала тогда, что такое «прием». Он нас по очереди приводил в Дом здоровья, укладывал на кожаный диван, одну руку клал на голову, другую — на ноги, потом говорил: «Тяни три раза открытым ртом воздух, проси у Учителя здоровья». А потом Валентина Леонтьевна, ближайшая помощница Учителя, обливала нас из колодца холодной водой.
И в этот же день я спросила у Учителя: «Как же мне жить дальше, как мне работать? Я детский врач и вижу, что медицина не помогает, а очень часто и вредит, дети продолжают болеть. Может мне вообще уйти из медицины?» А Учитель говорит: «Нет, Природа правильно тебя на это место поставила. А лечить теперь будешь по-новому, по-природному. Вызовет тебя мать к больному ребенку, ты обливай этого ребенка холодной водой с любым заболеванием».
Вначале было очень тяжело, страшно, хотя вроде бы и поверила Учителю. Он меня крепко в моем деле поддерживал, мы с ним переписывались, и в Москву он приезжал в 1982 году. Но вера моя крепла по мере того, как шли результаты, дети на моих глазах исцелялись: были случаи, когда ребенок в три дня поднимался от гриппа, за неделю — от воспаления легких. И вера моя в правоту этого учения крепла и крепла.
Поделюсь своим опытом в работе. Пропагандировать идею Учителя я начала с 1982 года. Очень часто эту систему мы с матерями начинали применять во время болезни ребенка. Если мать соглашалась, я обливала ребенка холодной водой и рассказывала родителям, как они должны дальше по этой системе жить и воспитывать своих детей.
Я составила статистику за первые три года моей работы на участке с 1982 по 1985 год. Возраст детей был от самого рождения до 15 лет. Использовали эту систему 240 человек. Среди них ОРЗ — 227 случаев исцеления, грипп — 90, острый бронхит — 25, острый трахеит — 40, астматический бронхит — 11, с купированием приступов бронхиальной астмы — 3, с острой пневмонией — 3, с ангиной — 12, с фарингитом — 10 случаев исцеления, а также гнойные и катаральные отиты и все детские инфекции, включая свинку, ветряную оспу, скарлатину, краснуху и корь.
Были и отрицательные результаты, причина которых — неверие человека. Рассказываю родителям, вроде верят: «Пожалуйста, доктор, облейте, надоело принимать лекарства». На следующий день температура еще не спала — у людей страх, сомнение. Вызывают скорую помощь и советуются с приехавшим врачом: «Мы обливаем своего ребенка холодной водой, хотя у нас грипп». «Да вы что, с ума сошли! Необходимы лекарства, при чем тут холодная вода!» Родители в смятении — они не знают, кому верить. Бросают обливания, дают лекарства, потом опять обливают. Естественно, здесь хорошего результата не получится. Обычно такие случаи заканчивались тем, что родители возвращались к медикаментозному лечению.

Помогать людям чем можешь, особенно бедным, больным, нуждающимся людям — это, в первую очередь, наш долг, медицинских работников. Мы стоим на этом посту. У нас такая судьба, такая жизнь — помогать людям. Но как же мы можем помочь людям, если мы сами больны, если не знаем, как помочь себе. Вот для этого мы сегодня и собрались. Учитель говорил: «Когда меня признают белые халаты, возликует вся Вселенная». И очень радостно, что нас собралось так много — приехали врачи со всего Советского Союза. Это наш большой праздник.
В январе 1992 года в Москве в переполненном Большом конференц-зале Парламентского центра России (2000 мест) прошла педагогическая конференция, посвященная Учителю П.К.Иванову «Все начнется с детей».

«Учение передавайте детям. В детях сейчас все. Воспитывать детей — в сторону независимости, чтобы поближе к Природе быть телом, к воздуху, к воде и к земле».

Часто вспоминаю медицинскую конференцию в Санкт-Петербурге (июнь 1995 года).
После 42-х часового «терпения» без пищи и воды на огромной зеленой лужайке в Петергофе, расположились более 300 последователей. Было очень много детей. Я и подумал: «Какие они счастливые! Это же их стихия, их здоровье! Как им просто и естественно быть «детками» в Природе, жить в радостном, не отравленном мире!
Желаю всем счастья и здоровья хорошего.

Царскосельский Лицей

Императорский Царскосельский лицей
Императорский Царскосельский лицей

Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен-
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас не бросила судьбина
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина:
Отечество нам Царское Село.

Эти строки написаны Пушкиным в 1825 году. Уже прошло восемь лет после окончания Лицея, а крепость и святость дружеских уз все ощутимее.
…Я слыхал, что божий свет Единой дружбою прекрасен. Что без нее отрады нет…
Всю жизнь поэта питают целительные воды незамутненного родника юношеского лицейского братства.

…Нескончаем поток экскурсий. Дети и взрослые. Детей много больше. Приятно осознавать, что великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин был когда-то твоим ровесником, озорным и непоседливым и бегал по этой школьной винтовой лестнице. А вот он и сам (ему 14 с половиной).

Вы просите у меня мой портрет,
Но написанный с натуры.
Мой милый, он быстро будет готов.
Хотя и в миниатюре.
Я молодой повеса.
Еще на школьной скамье;
Не глуп, говорю не стесняясь,
И без жеманного кривлянья.
Никогда не было болтуна.
Ни доктора Сорбонны —
Надоедливее и крикливее,
Чем собственная моя особа.

Мой рост с ростом самых долговязых
Не может равняться:
У меня свежий цвет лица, русые волосы
И кудрявая голова.
Я люблю свет и его шум,
Уединение я ненавижу;
Мне претят ссоры и препирательства,
А отчасти и учение.
Спектакли, балы мне очень нравятся,
И если быть откровенным,
Я сказал бы, что я еще люблю,
Если бы не был в Лицее.
По сему этому, мой милый друг,
Меня можно узнать.
Да, таким, как бог меня создал,
Я и хочу всегда казаться.
Сущий бес в проказах,
Сущая обезьяна лицом,
Много, слишком много ветренности-
Да, таков Пушкин.

Взрослые внимательно вглядываются в конструкции этого уникального в мире образовательного учреждения, мысленно проецируя все лучшее на своих детей и внуков. Ведь никто не оспорит, что понятия чести и достоинства, дружбы и любви к Отечеству здесь выше, много выше карьеры, денег и удачи.

«Дней Александровых прекрасное начало…»

Незабываемая дата открытия Лицея — 19 октября 1811 года. Несколько репетиций предшествовали этому долгожданному дню. Робеющих мальчиков, одетых в строгую лицейскую форму, «вводили известным порядком в зал, старательно вызывали по списку, учили кланяться по направлению к тому месту, где будет стоять император».

… Большой зал был полон, особую торжественность происходящему придавало присутствие царской фамилии. Один выступающий приходил на смену другому, но настоящим героем дня становится молодой выпускник Петербургского педагогического института Александр Петрович Куницын. Как вспоминал И.И.Пущин: «Он начал не читать, а говорить об обязанностях гражданина и воина…» В тишине Большого зала раздавался его «чистый, звучный и внятный голос»: «…из родительских объятий Вы поступаете ныне под кров сего священного Храма Наук. Здесь сообщены будут Вам сведения, нужные для гражданина, необходимые для государственного человека, полезные для воина».

Как непохоже было это выступление на все то, что говорилось в тот день! Навсегда запомнится воспитанникам вопрос Куницына: «Вы ли захотите смешаться с толпой людей обыкновенных, поглощаемых ежедневно волнами забвения? Нет! Любовь к славе и Отечеству должны быть Вашими руководителями!»

На протяжении всей своей речи Куницын ни разу не упомянул имя царя и стоял спиной к нему и всей царской фамилии (это было неслыханно!), обратясь лицом к воспитанникам. Вечером того же дня Александр призывает Куницына к себе и… награждает орденом Владимира 4-й степени.
Создание Лицея было неразрывно связано с широкими планами государственного преобразования России. Молодой монарх, воспитанный в европейском духе свободолюбивым швейцарцем Лагарпом, поощрял любые формы общественной деятельности, результатом которой стали многочисленные проекты и постановления. Мудрый М.Сперанский особенно торопил императора с реформами в деле народного просвещения. Государь, безусловно, понимал, что «более славы управлять народом, просвещенным посредством законов, нежели повелевать толпою невежд».

Эти строки М.Сперанского стали своеобразным девизом реформ Александра I. 12 августа 1810 года царь подписал проект, составленный М.Сперанским о создании в 20 верстах от столицы особого закрытого учебного заведения, где небольшое число дворянских детей должно получать наилучшее образование, чтобы потом наилучшим образом участвовать в управлении и просвещении России.
Сперанский резко критиковал домашнее воспитание дворянских детей. «В России домашнее воспитание есть самое недостаточное, самое безнравственное: ребенок окружен одними холопями, видит одни гнусные примеры, своевольничает или рабствует, не получает никаких понятий о справедливости, о взаимных отношениях людей, об истинной чести…»
Хвала дальновидности Сперанского!
Если бы он знал, что через 190 лет человечество, перебрав сотни вариантов педагогических систем, заложит свои сомнения в компьютер, и умная машина даст ответ: «Лучшие системы для подростков и раннего юношества закрытые, пансионного типа:
1)Царскосельский лицей; 2)Английские «Паблик скулз»… За пятивековую историю элитные школы Великобритании прошли сотни великих мужей страны, начиная с Байрона, а российский опыт (чисто «лицейского духа») с трудом наберет чуть больше 10 лет. Тем он дороже для нас!

Устав и структуры

«В залог же особенного НАШЕГО к сему Училищу благоволения, даруем ему титул ИМПЕРАТОРСКОГО ЛИЦЕЯ.

§1. Учреждение Лицея имеет целью образование юношества, особенно предназначенного к важным частям службы Государственной.

§4. Воспитанники принимаются в Лицей не иначе, как по предварительному испытанию их в знаниях.

§6. От воспитанников, вступающих в Лицей, требуется, чтобы они имели несомненные удостоверения об отличной их нравственности и были бы совершенно здоровы,

§8. Воспитанники при их приеме должны иметь от роду от 10-ти до 12-ти лет и при том представлять свидетельства о своем дворянстве».

Если Вы сегодня в городе Пушкине спросите, как пройти к Лицею, у Вас поинтересуются: «А к какому?» Сейчас слово «лицей» стало современным и даже модным, а в начале 19 века в России образовательное заведение с таким названием было полно неизвестности. И действительно: в мировой практике не встречалось случаев соединения в одно целое гимназии (первые три года обучения) с университетом (последующие три года). Причем обучение студентов велось по основным предметам сразу трех факультетов: словесного, нравственно-политического и физико-математического.

§14. Лицей в правах и преимуществах своих совершенно равняется с Российскими Университетами.

§17. Лицей будет иметь особенный мундир, НАМИ определенный».

Из замечательной книги Н.Я.Эйдельмана «Прекрасен наш союз…»:»…Когда слух о Лицее пронесся по столицам и губерниям, заволновались старинные фамилии, бросились искать влиятельных заступников, чтобы устроить сыновей в невиданное заведение, где, как с начала предполагалось, будут обучаться и великие князья, молодые братья Александра 1 — Николай и Михаил».»…Меж тем летом 1811 года образовался конкурс, потому что на тридцать мест было куда больше желающих. Одним (Александру Горчакову) поможет звучный титул (князь-Рюрикович); другим — важные посты, занимаемые родственниками: у Модеста Корфа отец — генерал, видный чиновник юстиции; десятилетний Аркадий Мартынов еще мал для Лицея, но зато он крестник самого Сперанского, а отец его — литератор, директор департамента народного просвещения; Ивану Малиновскому 15 лет, но отец его, Василий Федорович, назначается директором Лицея и хочет «испытать» новое заведение на собственном сыне. У Феди Матюшкина мать пользуется покровительством вдовствующей императрицы, так же, как родственники Вильгельма Кюхельбекера. Семья Есаковых совсем небогатая: владеет лишь одним крепостным человеком, но сын Семен надеется на протекцию наследника престола. Козырем многочисленной семьи петербургского чиновника Пущина (десять детей!) является ходатайство престарелого деда-адмирала. В новгородской глуши скромная семья капитана Тыркова тоже мечтает определить свое чадо в новое заведение — поддерживает же просьбу сосед по губернии, да какой: Гаврила Романович Державин! Многочисленные светские связи и у отца Пушкина, Сергея Львовича. Владимир Вольховский, сын бедного гусара из Полтавской губернии, идет в Лицей вообще без протекции, а только как первый ученик Московского Университетского пансиона. Он будет первым учеником все годы в Лицее и закончит его с Золотой (большой) медалью.

Новое учебное заведение разместилось в любимой летней резиденции императора — в Царском Селе. В ту пору Царское Село — небольшой городок с двумя парадными дворцами, окруженными роскошными парками-садами.

Для новой школы был отведен Великокняжеский флигель Екатерининского дворца. Возведенный в конце 18 века архитектором И.В.Нееловым, флигель в 1811 году был перестроен В.П.Стасовым, приспособившим здание для нужд учебного заведения. Здесь, как вспоминает И.И.Пущин, «были соединены все удобства домашнего быта с требованиями общественного учебного заведения… В нижнем этаже помещалось хозяйственное управление. Во втором — столовая, больница с аптекой и конференц-зал с канцелярией; в третьем — рекреационная зала, классы (два с кафедрами, один для занятий воспитанников после лекций), физический кабинет, комнаты для газет и журналов и библиотека в арке, соединяющей Лицей с дворцом через хоры придворной церкви. В верхнем — дор туары». «В каждой комнате — железная кровать, комод, конторка, зеркало, стул, стол для умывания. На конторке чернильница и подсвечник со щипцами». Инспектора и гувернеры жили внизу.
Мальчишкам, маленьким дворянчикам, будущим государственным деятелям надо запасаться терпением на 6 лет. Ведь лицей — учреждение закрытое. Учеба — 11 месяцев в году (кроме июля — «июль месяц роздыха»). Домой ездить запрещено. (Их отпустят лишь на Рождество в последний год обучения: надо думать о карьере). Родителям дозволено посещение своих чад лишь по большим праздникам. Да и не все семьи жили в Петербурге, а в дальние концы не очень-то наездишься. (Первый поезд пришел из Москвы в Петербург лишь в 1837 году!)

Расписание дня явно обещало спартанское воспитание.

  • 6 ч.- подъем по звонку;
  • 6-7 ч. — одевание, молитва в зале;
  • 7-9 ч. — класс (т.е. учебные занятия);
  • 9 ч. — чай с белой булкой. Никаких завтраков! Хотя все лицеисты были из «благородного» сословия, и случалось, швыряли плохо выпеченные пирожки в бакенбарды Золотареву (помощник надзирателя по хозяйственной части — по-нашему «завхоз»), но воспитатели стремились отучить их от изнеженности и роскоши;
    сразу после чая — первая прогулка до 10 часов;
  • 10-12 ч. — класс;
  • 12-13 ч. — вторая прогулка;
  • 13ч. — обед из трех блюд; сначала давали каждому по полстакана портера -потом нашли это баловством: запивали квасом и водою;
  • 14-15 ч. — чистописание или рисование;
  • 15-17 ч. — класс;
  • 17ч. — чай;
  • до 18 ч. — третья прогулка;
  • 18-20 ч. — повторение уроков или «вспомогательный класс»;
  • 20 ч. 30 м. — ужин из двух блюд;
  • до 22 ч. — отдых, развлечения («мячик и беготня»);
  • 22 ч. — вечерняя молитва, сон.

Каждую субботу — баня. За чистотой следили строго. Постели жесткие. На 4-ом спальном этаже температура довольно бодрая (15°-16°). Лицеисты вспоминали, что частенько по утрам в больших кувшинах, которые приносили дядьки для умывания, вода была покрыта тонкой корочкой льда.
Обнаружить в лицейских архивах каких-либо сведений о специальном закаливании воспитанников не удалось. Закалялся «по собственному желанию» лишь один Владимир Вольховский, готовивший себя целенаправленно к воинской службе. По телосложению он был чрезвычайно малосилен, но всячески закалял себя: обливался холодной водой, усиленно занимался гимнастикой, развивая силу и ловкость, вел спартанский образ жизни. За удивительное благородство во всем, необыкновенную работоспособность, скромность, готовность прийти на помощь друзьям и соученикам, пользовался большим уважением преподавателей и товарищей. Во всех науках Вольховский шел первым. Благодаря закалке впоследствии он выносил самые тяжелые походы в войнах с Турцией и Персией. С 1831 года — генерал-майор. Лицейские прозвища: «Суворочка», «Спартанец».

Как живете, мальчики?

«Несознательно для нас самих, — вспоминает И.Пущин, — мы начали в Лицее жизнь совершенно новую, иную от всех других учебных заведений. Через несколько дней после открытия, за вечерним чаем, как теперь помню, входит директор и объявляет нам, что получил предписание министра, которым возбраняется выезжать из Лицея, а что родным дозволено посещать нас по праздникам. Это объявление категорическое, которое, вероятно, было уже предварительно постановлено, но только не оглашалось, сильно отуманило нас всех своей неожиданностью. Мы призадумались, молча посмотрели друг на друга, потом начались между нами толки и даже рассуждения о незаконности такой меры стеснения, не бывшей у нас в виду при поступлении в Лицей. Разумеется, временное это волнение прошло, как проходит постепенно все, особенно в те годы».
Пущин догадывается верно: основатели Лицея хотят как можно дольше удержать воспитанников от внешних влияний, пока не «пропитают» их своим духом.
В замкнутом коллективе легче общительным, покладистым, открытым. Маленькому Пушкину непросто. «Пушкин с самого начала был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцентрического существа среди людей. Не то, чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль между нами или поражал какими-нибудь особенными странностями, как это было в иных; но иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти. Это вело его к новым промахам, которые никогда не ускользают в школьных сношениях. Я как сосед (с другой стороны его нумера была глухая стена) часто, когда все уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае того дня; тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывал какую-то важность, и это его волновало. Вместе мы, как умели, сглаживали некоторые шероховатости, хотя не всегда это удавалось. В нем была смесь излишней смелости с застенчивостью, и то и другое невпопад, что тем самым ему вредило. Бывало, вместе промахнемся, сам вывернешься, а он никак не сумеет этого уладить. Главное, ему недоставало того, что называется тактом, это капитал, необходимый в товарищеском быту, где мудрено, почти невозможно, при совершенно бесцеремонном обращении, уберечься от некоторых неприятных столкновений вседневной жизни. Все это вместе было причиной, что вообще не вдруг отозвались ему на его привязанность к лицейскому кружку, которая с первой поры зародилась в нем, не проявляясь, впрочем, свойственною ей иногда пошлостью». Надо непременно остановиться перед следующей фразой Пущина, чтобы понять, какой подарок сделала Пушкину судьба, поставив рядом человека так глубоко его понимавшего. «Чтобы полюбить его настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным благорасположением, которое знает и видит все неровности характера и другие недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит даже и их в друге-товарище. Между нами как-то скоро и незаметно устроилось».

Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвку дружества и сладость примиренья...

Некоторые «неровности характера» Пушкина, наверное, из его детства. Откроем книгу В.Вересаева «Спутники Пушкина»: «Всю жизнь Пушкин не знал родительской ласки. Жил в безалаберной и пустопорожней семье. Характернейшей особенностью отца, Сергея Львовича, была глубокая душевная фальшивость, постоянное стремление играть какую-нибудь роль. Был он глубочайший эгоист, до детей ему мало было дела, но письма его к ним были исполнены самой образцовой отеческой нежности. При малейшей жалобе гувернантки или гувернера он сердился, выходил из себя, но гнев его проистекал только из врожденного отвращения ко всему, что нарушало его спокойствие. Был богат, но чрезвычайно жаден.

Мать поэта. Надежда Осиповна, рожденная Ганнибал, с малолетства была окружена угодливостью, потворством и лестью окружающих, выросла балованной и капризной. Была хороша собой, в свете ее прозвали «прекрасною креолкою». Была до крайности рассеяна, очень вспыльчива, от гнева и кропотливой взыскательности резко переходила к полному равнодушию и апатии относительно всего окружающего. Так же, как муж, питала глубочайшее отвращение ко всякому труду, домашним хозяйством ленилась заниматься в той же мере, как муж — управлением имениями.

Надежда Осиповна была властна и взбалмошна. Муж находился у нее под башмаком. С детьми она обращалась деспотически. Страстно обожала меньшего сына Льва. К дочери же Ольге и особенно к Александру относилась холодно, подвергала унизительным наказаниям. Рассердившись, дулась на него и не разговаривала неделями и месяцами. Материнской ласки Пушкин никогда от нее и не видел. Когда, двенадцатилетним мальчиком, его повезли в Петербург для определения в лицей, он покинул родительский кров без всякого сожаления.

И всю жизнь на равнодушие родителей Пушкин отвечал таким же равнодушием. Живя с ними в одном городе, посещал их очень редко, только по долгу родственной вежливости; отсутствуя, почти никогда не писал.

Надежда Осиповна относилась к нему с неизменной холодностью, каждый успех Пушкина делал ее к нему все равнодушнее и вызывал только сожаление, что успех этот не достался ее любимому Левушке. »Но последний год ее жизни, — вспоминает баронесса Вревская, — когда она была больна несколько месяцев, Пушкин ухаживал за нею с такой нежностью и уделял ей от малого своего состояния с такой охотой, что она узнала свою несправедливость и просила у него прощения, сознаваясь, что не умела его ценить. Он сам привез ее тело в Святогорский монастырь, где она похоронена. После похорон он был чрезвычайно расстроен и жаловался на судьбу, что она дала ему такое короткое время пользоваться нежностью материнскою, которой до того он не знал».
До 9 лет будущий поэт был малоподвижен и молчалив. Эти внешние качества не мешали ему быть внимательным и жадным к впечатлениям окружающей его действительности.

«Мы все видели, — вспоминает И.Пущин, — что Пушкин нас опередил, многое прочел, о чем мы и не слыхали, все, что читал, помнил; но достоинство его состояло в том, что он отнюдь не думал выказываться и важничать, как это часто бывает в те годы (каждому из нас было двенадцать лет) со скороспелками, которые по каким-либо обстоятельствам и раньше и легче находят случай чему-нибудь выучиться. Обстановка Пушкина в отцовском доме и у дяди, в кругу литераторов, помимо его дарований, ускорила его образование, но нисколько не сделала его заносчивым — признак доброй почвы. Все научное он считал ни во что и как будто желал только доказать, что мастер бегать, прыгать через стулья, бросать мячик и пр. В этом даже участвовало его самолюбие, — бывали столкновения очень неловкие. Как после этого понять сочетание разных внутренних наших двигателей! Случалось, точно, удивляться переходам в нем: видишь, бывало, его поглощенным не по летам в думы и чтения, и тут же внезапно оставляет занятия, входит в какой-то припадок бешенства за то, что другой, ни на что лучшее не способный, перебежал его или одним ударом уронил все кегли». Далее будет взросление и уверенные шаги в большую литературу, но как долго люди, соприкасающиеся с поэтом, чувство самостоятельности, не выносящее принуждения и насилия, будут принимать за упрямство и своеволие.

Учение

А не были ли лицеисты перегружены учебными занятиями? Тема столь болезненная для современных учеников, их родителей и учителей.

Присмотримся еще раз внимательно к расписанию. Всего классам (т.е. учебным занятиям) отведено 7 часов. Причем не академических (по 45 минут), а астрономических (по 1 часу). Плюс 2 часа (с 18 до 20) — повторение уроков. Здесь, наверное, больше бы подошел современный термин: «класс выравнивания». Кто получил до лицея домашнее образование, кто окончил пансион — уровень знаний был весьма неодинаков и требовалось большое искусство преподавателей, чтобы успешно двигаться в этом разноуровневом пространстве.

Интересная деталь: нигде вы не встретите подряд более двух часов занятий: между ними прогулки (в любую погоду), гимнастика, фехтование, танцы, верховая езда, плавание (летом) и коньки (зимой): «И вдруг все кидаются на лед «окрылив железом ноги» (выражение воспитанника А.Пушкина). А еще после ужина официально с 20 ч. 30 м. до 22 часов «мячик и беготня». Так что бороться с «сидячей» школой лицейским наставникам не приходилось! А в спальной каморке тоже не посидишь за столом (его просто нет); хочешь что-то написать — становись к конторке (спинка ровненькая!) и пиши себе на здоровье. Телевизоров тогда не было. А у нас сейчас прогресс, цивилизация. Помните, как шутил Аркадий Райкин: «Ну что можно написать при свечах? Ну, «Евгения Онегина» еще можно написать, а ведь диссертацию не напишешь!»
И еще. Все образовательные учреждения можно условно поделить на два типа: 1. Школы «заучивания»; 2. Школы развития. Первые явно обрекают учащихся на перегрузки, комплексы и нездоровье. Лицей был ярким представителем второго типа. Причем соответствующие методические постулаты (дабы избежать случайностей и отклонений), были заложены уже в его устав:

§36. Главное правило доброй методы или способа учения состоит в том, чтобы не затемнять ум детей пространными изъяснениями, но возбуждать собственное его действие.

§37. Дело наставника не в том только состоит, чтобы дать урок, но чтобы насадить, так сказать, и воспитать его в уме слушателей.

§40. Диктование уроков вообще запрещается…

М.А.Корф, вспоминая о лицейском образовании, заметит: «Мы мало учились в классах, но много в чтении и в беседе при беспрестанном трении умов». Беседовали и спорили в Газетной комнате (Лицей подписывался на важнейшие современные издания), в удивительной по подбору книг библиотеке, постоянно пополняемой многими попечительствующими, начиная с Александра I, выдающимися русскими литераторами, а в дальнейшем по выходе и самими лицеистами и, конечно, в постоянном общении со своими наставниками. Один из воспитанников вспоминает: «Егор Антонович Энгельгардт (второй директор Лицея) действовал на нас своим ежедневным с нами обращением в свободные от уроков часы. Он приходил почти ежедневно после вечернего чая в зал, где мы толпою окружали его, и тут занимал он нас чтением, беседою, иногда шутливою (он превосходно читал); беседы его не имели никогда характера педагогического наставительства, а всегда были приноровлены к возрасту, служили к развитию воспитанников и внушению им правил нравственности; особенно настаивал он на важности усвоения принципа правдивости. Мы до такой степени привыкли к повседневным почти его посещениям, что непоявление его в течение двух-трех дней производило общее смятение и беспокойство, тотчас начинались разговоры, не сделал ли кто какого проступка или шалости, которая огорчила директора; виноватый сейчас сознавался, и директор опять появлялся в обычный час, со своим приветливым, ласковым, одобрительным выражением».

А как обстояли дела в Лицее с «отметкой», этим идолом всей учащейся братии?

Система оценок в Лицее появилась только в 1816 году (через 5 лет после открытия); до этого времени каждый преподаватель должен был дать краткую характеристику воспитаннику. Такие характеристики составлялись по предметам и поведению. По мнению некоторых преподавателей, например Е.А.Энгельгардта, оценка лишь «бездушная цифра», которая никогда не может выразить всех тех бесчисленных нравственных оттенков, которые благоразумный и благонамеренный воспитатель тщательно в уважение и соображение принимать должен при удостоении юноши».

Все-таки для облегчения труда преподавателей была принята краткая форма ведомости с оценками, т.е. с цифрами, которые обозначали:

1 — отлично
2 — очень хорошо
3 — хорошо
4 — посредственно
0 — худо.

Вернемся еще раз к хрестоматийному примеру об «успехах» молодого Пушкина на уроках математики Якова Ивановича Карцова. «Раз вызвал он к доске Пушкина и задал алгебраическую задачу. Пушкин долго переминался с ноги на ногу и все писал молча какие-то формулы. Карцов спросил его, наконец:
— Что же вышло? Чему равняется икс? 
Пушкин улыбнулся и ответил:
— Нулю.
— Хорошо! У вас, Пушкин, в моем классе все кончается нулем. Садитесь на свое
место и пишите стихи».

Если вы будете на экскурсии со школьниками, посмотрите в конце этого рассказа внимательно в их глаза. Там хитринки и недоумения. А как же в конце четверти? А перевод в следующий класс? А отметка в аттестате? Как известно и Петр Ильич Чайковский был очень слаб в математике. Вспоминают, что, когда у него однажды получилась алгебраическая задача, он был необыкновенно счастлив и готов был всех обнимать и целовать, как в святое воскресение. По нашим меркам не закончить бы великим соотечественникам современной школы! Еще родителей бы вызвали! Как бы мы жили без Пушкина и Чайковского? Спасибо учителям, что сберегли их. Что оказались мудрее профессионального фанатизма.

А все-таки хочется заглянуть в документ об окончании Лицея Александром Пушкиным и посмотреть: а что там написано в разделе «математика».

«Воспитанник Императорского Царскосельского Лицея Александр Пушкин в течение шестилетнего курса обучался в сем заведении и оказал успехи: в законе Божием и священной истории, в логике и нравственной философии, в праве естественном, частном и публичном, в Российском гражданском и уголовном праве ХОРОШИЕ; в латинской словесности, в государственной экономии и финансах ВЕСЬМА ХОРОШИЕ; в российской и французской словесности, так же в фехтовании ПРЕВОСХОДНЫЕ. Сверх того занимался историей, географией, статистикой, математикой и немецким языком.
Во уверение чего и дано ему от Конференции Императорского Царскосельского Лицея сие свидетельство с приложением печати.
Царское Село, июня 9 дня 1817 года.
Директор Лицея Егор Энгельгардт.
Конференц-секретарь профессор Александр Куницын».
«… сверх того занимался математикой …» — и все проблемы.

Из лицейской характеристики: «Пушкин Александр, 13-ти лет. Имеет более блистательные, нежели основательные, дарования, более пылкой и тонкой, нежели глубокий ум. Прилежание его к учению посредственно, ибо трудолюбие еще не сделалось его добродетелью. Читав множество французских книг, но без выбора, приличного его возрасту, наполнил он память свою многими удачными местами известных авторов; довольно начитан и в русской словесности, знает много басен и стишков. Знания его вообще поверхностны, хотя начинает несколько привыкать к основательному размышлению.

  • В русском и латинском языках. Более понятливости и вкуса, нежели прилежания, но есть соревнование. Успехи хороши довольно.
  • Во французском языке. Стал прилежнее и успехи постоянные. 2-й ученик.
  • В немецком языке. При всей остроте и памяти не мало не успевает.
  • По словесности немецкой и французской. Худые успехи, без способностей, без прилежания, без охоты, испорченного воспитания.
  • В логике и нравственности. Весьма понятен, замысловат и остроумен, но не прилежен вовсе и успехи незначащие.
  • В математике. Острота, но для пустословия, очень ленив и в классе нескромен, успехи посредственны.
  • В географии и истории. Более дарования, нежели прилежания, рассеян. Успехи довольно хороши.
  • В рисовании. Отличных дарований, но тороплив и неосмотрителен. Успехи не ощутительны.
  • В чистописании. Способен и прилежен.
  • В фехтовании. Довольно хорошо.
  • По нравственной части. Мало постоянства, твердости, словоохотен, остроумен, приметно и добродушие, но вспыльчив с гневом и легкомыслен.»

Какой разброс мнений! Сколько не слишком лестных характеристик! Но уже прослеживаются и характер будущего поэта; никакой середины: два глубоких сильных влечения — русская поэзия и французская риторика (по ним — отлично), остальное — посредственно или никак.

Пушкин любил свое прозвище «француз» — в этом языке он действительно был на голову выше многих. В доме у отца, — вспоминает его брат Лев, — была богатая французская библиотека. Ребенок проводил здесь бессонные ночи и тайком в кабинете отца пожирал книги одна за другой. Александр был одарен и памятью неимоверною и на 11 году уже знал наизусть всю французскую литературу».

«Охотнее всех других классов занимался Пушкин в классе А.П. Куницына, и то совершенно по-своему: уроков никогда не повторял, мало что записывал, а чтобы переписывать тетради профессоров (печатных руководств тогда еще не существовало), у него и в обычае не было: все делалось a livre ouvert ( без приготовлений: франц.)» — запишет И.И.Пущин.
Май  1817 года. «Санкт-Петербургские ведомости» приглашают «публику и родителей» на выпускные экзамены Царскосельского Лицея. 17дней, 15 (!) экзаменов.

… Заключительный акт пройдет скромно, спокойно. Энгельгардт и Куницын «подведут итоги» шестилетия: затем вызовут каждого «по старшинству выпуска», то есть в порядке успехов, объявляя чин и награду, представляя царю. Двадцать девять раз царь улыбнется молодому выпускнику; на двадцать шестой раз — Александру Пушкину…

Демон «метроманов»

По современной терминологии мы назвали бы Лицей учебным заведением с «гуманитарным уклоном», причем довольно значительным.

«§30. Поелику словесные науки для возраста, в котором воспитанники проходить будут курс начальный, удобовыразительнее, то в распределении времени поставляется правилом, чтобы в течение всего курса предметы, собственно к словесным наукам относящиеся, составляли предпочтительное занятие воспитанников перед науками, кои называются точными, а посему

§31. Самое большое число часов в неделю должно посвящать обучению грамматике, наукам историческим и словесности, особливо языкам иностранным, в коих успех особенно зависит от упражнений первого возраста.

§32. Для сего в распределении учебных часов должно наблюдать, чтобы иностранные языки преподаваемы были ежедневно не менее четырех часов. Сверх сего Директор старается, чтобы воспитанники в свободное от учения время разговаривали между собою на Французском и Немецком языках поденно. («А кто говорил в эти дни по-русски», — вспоминают лицеисты, — того штрафовали»).

Примечание к примерному расписанию:
§35. Здесь означение часов сделано только примерно: располагать их по удобности и по временам года зависит от усмотрения конференции; с утверждения министра, держась того главного правила, чтобы воспитанники никогда не были праздны».

Лицей — родина Пушкина — поэта. Трудно представить более питательную почву. Начиналось все с небольших собраний воспитанников, на которых каждый должен был что-нибудь рассказать, выдуманное или прочитанное. Постепенно запас стихов, басен, эпиграмм, рассказов увеличивался — их стали записывать. Как грибы после дождя появляются лицейские журналы.

Поддержанные наставниками и преподавателями ставятся домашние спектакли, водевили, литературно-музыкальные вечера. Рисунки, карикатуры, декорации, музыка — все свое. Когда бурный поток метромании захватывал даже урочное время, он закрывался начальством, но не надолго: слишком сильным было это внутреннее течение — оно захватило практически всех.

Современников своих, русских писателей и поэтов, лицеисты знали не только по их сочинениям. Здесь бывали Державин, Дмитриев, Жуковский, Карамзин, Вяземский, Батюшков.
Постепенно выделялись среди воспитанников наиболее одаренные: Дельвиг, Илличевский, Кюхельбекер, Пушкин. Илличевского в ту пору поклонники в классах величают Державиным, а Пушкина — Дмитриевым (то есть «рангом ниже»). Первым напечатанным в большой литературе был Кюхельбекер; Дельвиг — вторым. В апреле 1814 года (Пушкину нет еще и 15-ти) известный журнал «Вестник Европы» печатает его стихотворение «К другу стихотворцу».

Арист! И ты в толпе служителей Парнаса!
Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;
За лаврами спешишь опасною стезей
И с строгой критикой вступаешь смело в бой!
Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеет
И, перьями скрипя, бумаги не жалеет.
Теперь, любезный друг, я дал тебе совет.
Оставишь ли свирель, умолкнешь или нет?..
Подумай обо всем и выбери любое:
Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое.

Юноша Пушкин еще как будто шутит в обычной лицейской манере. Но уже чувствует сам, что глубинный выбор сделан. Поэтические замыслы его одолевают, он видит и слышит стихи во сне.

В те дни — во мгле дубравных сводов
Близ вод, текущих в тишине,
В углах лицейских переходов
Являться муза стала мне.
Моя студенческая келья,
Доселе чуждая веселья,
Вдруг озарилась! Муза в ней
Открыла пир своих затей;
Простите, хладные науки!
Простите, игры первых лет!
Я изменился, я поэт,
В душе моей едины звуки
Переливаются, живут,
В размеры сладкие бегут
.

Поэтическую одаренность Пушкина чувствуют не только его друзья-лицеисты. Жуковский в 1815 году везет в Царское Село знаменитых литературных гостей, в основном для того, чтобы познакомиться с необыкновенным поэтом, которого он называет «будущим гигантом, который всех нас перерастет».
«Я сделал еще приятное знакомство! С нашим молодым Пушкиным. Я был у него на минуту в Царском Селе. Милое живое творение! Он мне обрадовался и крепко прижал руку мою к сердцу. Это надежда нашей словесности». Жуковский привозит в Лицей одного из самых знаменитых для культурной России человека — Н.М.Карамзина, а вместе с ним Вяземского, Александра Тургенева и дядю Пушкина — известного поэта Василия Львовича.

Иван Малиновский утверждал, что, войдя в класс, Карамзин сказал Пушкину: «Пари, как орел, но не останавливайся в полете», и Пушкин «с раздутыми ноздрями — выражение его лица при сильном волнении — сел на место при общем приличном приветствии товарищей».

Кому из нас не памятна с детских лет картина великого И.Е.Репина «Пушкин на лицейском экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года»?
«Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояние души моей, когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отрочески зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил чтение свое, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел обнять… искали, но не нашли… «Говорили, будто Гаврила Романович воскликнул: «Я не умер!»

Рождение Великого поэта во славу России и  счастья всех читающих и слушающих состоялось!

«Гогель-могель»

Мальчишки, — они и в Лицее мальчишки. А сколько хлопот! Особенно с такими как «Егоза» Пушкин. Однажды Энгельгардт выручил Пушкина, заступившись за него перед царем, (лицеист принял во мраке престарелую фрейлину за ее хорошенькую горничную и наградил почтенную даму поцелуем, а та пожаловалась царю). Государь на другой день приходит к Энгельгардту, — вспоминал Пущин, — «Что же это будет? — говорит царь, — Твои воспитанники не только снимают через забор мои наливные яблоки, бьют сторожей садовника Лямина (точно, была такого рода экспедиция, где действовал на первом плане граф Сильверст Броглио…), но теперь уже не дают проходу фрейлинам жены моей». Энгельгардт своим путем знал о неловкой выходке Пушкина; он нашелся и отвечал императору Александру: «Вы меня предупредили, государь. Я искал случая принести вашему величеству повинную за Пушкина; он, бедный, в отчаянии: приходил за моим позволением письменно просить княжну, чтобы она великодушно простила ему это неумышленное оскорбление». Тут Энгельгардт рассказал подробности дела, стараясь смягчить вину Пушкина, и присовокупил, что сделал ему строгий выговор и просит разрешения насчет письма. На это ходатайство Энгельгардта государь сказал: «Пусть пишет, уж так и быть, я беру на себя адвокатство за Пушкина, но скажи ему, чтоб это было в последний раз. Старая дева, быть может, в восторге от ошибки молодого человека, между нами говоря», — шепнул император, улыбаясь Энгельгардту. Пожал ему руку и пошел догонять императрицу, которую из окна увидел в саду. Таким образом, дело кончилось необыкновенно хорошо».
Впрочем, говорили, что это происшествие ускорило выпуск первых лицеистов: царь нашел, что хватит им учиться…

Всем памятна знаменитая подпись Жуковского: «Победителю-ученику от побежденного учителя». А ведь эта поэма, вызвавшая преклонение Жуковского, «Руслан и Людмила», начата на стенке карцера, куда в очередной раз отправлен лицеист Пушкин.

Во время прогулок забывали о благонравии, примерном поведении, о гувернерах, это было время для игр, смеха, веселья.
Строгий надзор гувернеров не мешал «избранным сынам дворянства», как называл их Куницын, шалить, проказничать, и тогда в журнале поведения появлялись такие записи: «Малиновский, Пущин и Илличевский оставлены без ужина за то, что во время прогулки по саду поссорились с Пушкиным и под видом шутки толкали его и били по спине прутом».
А бесконечные упоминания в лицейских стихах о пирах, вине, Вакхе — это ближе к вымыслу или правде?

Помнишь ли, мой брат по чаше,
Как в отрадной тишине
Мы топили горе наше
В чистом, пенистом вине?
Как, укрывшись молчаливо
В нашем темном уголке,
С Вакхом нежились лениво
Школьной стражи вдалеке?
Помнишь ли друзей шептанье
Вкруг бокалов пуншевых,
Рюмок грозное молчанье,
Пламя трубок грошевых?…

Из очередного послания №14 к №13.
(Лицеисты в своей переписке подписывались номерами своих спален; №14 — Пушкин, №13 — Пущин). А вспоминается в этом послании об известной истории с «гогелем-могелем».

«Мы, то есть я, Малиновский и Пушкин, — вспоминает Пущин, — затеяли выпить гогель-могелю. Я достал бутылку рома, добыли яиц, натолкли сахару, и началась работа у кипящего самовара. Разумеется, кроме нас были и другие участники в этой вечерней пирушке, но они остались за кулисами по делу, а в сущности один из них, а именно Тырков, в котором чересчур подействовал ром, был причиной, по которой дежурный гувернер заметил какое-то необыкновенное оживление, шумливость, беготню. Сказали инспектору. Тот после ужина всмотрелся в молодую свою команду и увидел что-то взвинченное. Тут же начались спросы, розыски. Мы трое явились и объявили, что это наше дело, и что мы одни виноваты. Гауеншильд, справлявший тогда должность директора, донес министру. Разумовский приехал из Петербурга, вызвал троих из класса и вынес им строгий выговор».

В последние годы лицейская жизнь стала много свободнее. Те строгости, запрещения, почти казарменная обстановка, в которой мальчики жили довольно долгое время, теперь уменьшаются. Директор Энгельгардт хочет не отделять, но соединять воспитанников с живой жизнью. Лицеистам можно отправляться в гости в пределах Царского Села. И они ходят в дом к оригинальному, образованному человеку, музыканту, преподававшему у них музыку чтение — Тепперу де Фергюссону. Ходят и в кондитерские, навещают гусаров, чей полк стоял в Царском Селе. Сначала для того, чтобы уйти в «увольнительные» просили специальный билет; потом ходили уже и без спросу: «Иногда, — вспоминает положительный Модест Корф, — возвращались в глубокую ночь. Думаю, что иные пропадали даже и на целую ночь, хотя со мною лично этого не случалось. Маленький «тринкгельд» (деньги на водку) швейцару мирил все дело, потому что гувернеры и дядьки все давно уже спали…

Любовь

Вот здесь лежит больной студент:
Его судьба неумолима.
Несите прочь медикамент.
Болезнь любви неизлечима!

Из воспоминаний С.Комовского: «…Первую платоническую, истинно поэтическую любовь возбудила в Пушкине сестра одного из лицейских товарищей его (Екатерина Бакунина). Она часто навещала брата и всегда приезжала на лицейские балы. Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение произвели общий восторг во всей лицейской молодежи. Пушкин с пламенным чувством молодого поэта живыми красками изобразил ее волшебную красоту в стихотворении своем под названием «К живописцу». Стихи сии очень удачно положены были на ноты лицейским товарищем его Яковлевым, и постоянно петы не только в лицее, но и долго по выходе из оного».

Целый цикл — 22 стихотворения написаны Пушкиным в 1815-1816 годах, посвященных Катеньке Бакуниной. Вот одно из них: «Певец»;

Слыхали ль вы за рощей глас ночной?
Певца любви, певца своей печали?
Когда поля в час утренний молчали.
Свирели звук унылый и простой,
Слыхали ль вы?
Встречали ль вы в пустынной тьме лесной
Певца любви, певца своей печали?
Следы ли слез, улыбку ль замечали.
Иль тихий взор, исполненный тоской,
Встречали ль вы?
Вздохнули ль вы, внимая тихий глас
Певца любви, певца своей печали?
Когда в лесах вы юношу видали,
Встречая взор его потухших глаз,
Вздохнули ль вы?

«Как она мила была! Как черное платье пристало к милой Бакуниной! Но я не видел ее 18 часов — ах! Какое положенье! Какая мука! Но я был счастлив 5 минут… »
(Пушкин. Дневники. 29 ноября 1815 г.) И уже позже, в черновой рукописи 8 главы «Евгения Онегина» поэт напишет:

Когда в забвенье перед классом
Порой терял я взор и слух,
И говорить старался басом,
И стриг над губой первый пух,
В те дни… в те дни, когда впервые
Заметил я черты живые
Прелестной девы, и любовь
Младую взволновала кровь,
И я, тоскуя безнадежно,
Томясь обманов пылких снов,
Везде искал ее следов,
Об ней задумывался нежно,
Весь день минутной встречи ждал
И счастье тайных мук узнал.

«Общее дело» — девиз Лицея

Совесть, благородство и достоинство —
Вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою любовь
За него не страшно и в огонь,
Лик его высок и удивителен,
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
Но зато умрешь как человек.

Булат Окуджава

Не мало было и критики в адрес Лицея; особенно ценны взгляды «изнутри». Модест Корф в своих поздних записках отмечал многие нелепости в организации учебного процесса: «Лицей был устроен на ногу высшего, окончательного училища, а принимали туда по уставу мальчиков 10-12 лет, с самыми ничтожными предварительными сведениями.

Нам нужны были сперва начальные учителя, а дали тотчас профессоров… Нас надобно было разделить по летам и по знаниям на классы, а посадили всех вместе и читали, например, немецкую литературу тому, кто едва знал немецкую азбуку…»

19 октября 1836 года на квартире Яковлева праздновали двадцатипятилетие Лицея 11 человек (в том числе и Пушкин) из 23 живущих. Три года спустя, в 1839 году, один из них, тайный советник Модест Корф, подводит как бы итог лицейским судьбам, разделив всех своих однокашников на три категории. Первя — сделавшие карьеру, то есть те, кто к сорока годам «оправдал надежды воспитателей», достиг генеральского чина или близок к нему — таких одиннадцать. Вторая категория — люди, по определению Корфа, «погибшие». Их десять. Пушкин будет седьмым («И мнится, очередь за мной…»). Помянув умерших без особого пиетета, Корф к числу погибших прибавляет холодно: «Еще двое умерли политически» — Кюхельбекер и Пущин. Наконец, третья группа одноклассников в Корфовом дневнике — это «неудачники», чья карьера остановилась. Их шестеро.

В конце своего списка Корф подводит итоги. Картина печальная. Еще молодые — и уже каждый третий умер, причем, некоторые от пули. Семейные радости совсем не распространены — всего одиннадцать женатых: и тут многим «счастье не благоприятствовало». Даже генералы или почти что генералы, как видит Корф, тоже склонны к разным нелепостям и странностям: кто более занят ботаникой, кто «пуст, странен и смешон», кто с ума «тронулся», кто просто «оригинальничает», и почти все «ленивы».

Трудно не согласиться с Н.Я.Эдельманом, автором книги о Лицее «Прекрасен наш союз»: «Неудачники» — это слово витает над списком, оно относится к даже преуспевшим; и на память приходит еще одно определение, более привычное, из литературных десятилетий — «лишние люди». Они ведь и вправду для николаевских десятилетий лишние, эти мальчики 1811-1817 годов, гадавшие в свое время, как пойдет жизнь «пред грозным временем, пред грозными судьбами». Не их время. Даже лояльные лицеисты 1-го курса, искренне старавшиеся приспособиться к новому времени, сделать карьеру не смогли. Люди другого времени — люди начала века, 1812 года, люди той лихости, той веселости, того обращения — пусть не декабристы, но из декабристской эпохи. Трудно этим мальчикам, юношам, мужам в «империи фасадов» (как назвал один современник систему Николая). Модест Корф, министр, преуспел значительно больше других — и сам удивляется «случаю». Но видно, он один сумел сделаться человеком вполне николаевского «покроя».
Мальчишеские прозвища всегда метки. Корфа в Лицее звали «Мордан» (во французском значении — «едкий»). Среди тридцати разных по возрасту и характеру мальчиков Корф не сумел найти верных и близких друзей. Не пользуясь любовью, дружеским участием, он жил как бы своей обособленной жизнью. За миловидной внешностью, кротостью Модеста Корфа скрывалась саркастичность, насмешливость. Прав ли он был, подводя «итоги» судеб своих однокашников? И да, и нет. Просто у него другой «угол зрения». Жаль только, что не почувствовал он самого главного, чем остался навсегда славен его выпуск — высокого братства, неразрушимого временем.

Глубокая интуиция Пушкина уже в Лицее подсказала ему бесценность этого дара, и тема юношеской дружбы до самой смерти поэта не покидала его стихов. «Никто на свете не был мне ближе Дельвига!» » Мой первый друг, мой друг бесценный» — это об Иване Пущине. » Мой брат родной по музе, по судьбам» — строки Кюхельбекеру.

Прости! Где б ни был я; в огне ли смертной битвы,
При мирных ли брегах родимого ручья,
Святому братству верен я,
И пусть… (услышит ли судьба мои молитвы?)
Пусть будут счастливы все, все твои друзья!

И в каждую лицейскую годовщину добрые слова памяти:

И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует Лицей!
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мертвым и живым,
К устам подняв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.

Последней просьбой смертельно раненного поэта было — чтобы не наказывали секунданта, лицейского друга Константина Данзаса — «ведь он мне брат».

«Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского». — сказал умирающий Пушкин Данзасу.

Федор Матюшкин, моряк, капитан 1 ранга из Севастополя: «Пушкин убит! Яковлев! Как ты это допустил? У какого подлеца поднялась на него рука? Яковлев, Яковлев! Как мог ты это допустить?»

Когда будете в Лицее, непременно зайдите в маленький музей «Дача Пушкина». 18 февраля 1831 года, в Москве, в церкви Старого Вознесения состоялась свадьба А.С.Пушкина с Н.Н.Гончаровой. Вскоре после женитьбы Пушкин решает покинуть Москву и поселиться на лето в Царском Селе. Он стремился вернуться в мир светлых и счастливых воспоминаний в надежде на новые — семейные радости.

Из письма Пушкина А.С. Плетневу П.А.: «…мне мочи нет, хотелось бы… остановиться в Царском Селе. Мысль благословенная! Лето и осень, таким образом, провел бы я в уединении вдохновительном вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний».

Пушкины прибыли в Царское Село 25 мая 1831 года. Вокруг поэта снова были сады Лицея, мир свободы, беззаботности, дружбы и любви.

И долго я блуждал и часто утомленный
Раскаяньем горя, предчувствуя беды,
Я, думая о тебе, предел благословенный
Воображал сии сады
.

Никогда по выходе из Лицея Пушкин не жил так долго в «отечестве — Царском Селе».

И снова в руках у нас книга Н.Я.Эйдельмана:
«Легко вообразить, какие предания и легенды рассказывались среди юных лицеистов 1831 года о знаменитом первом, пушкинском курсе, о выпускниках 1817-го, среди которых одни служат в дальних посольствах и миссиях, другие содержатся в «мрачных пропастях земли», третьи живут где-то рядом; но разве их увидишь?

И вот вечером 27 июля 1831 года в лицейском саду появляется Пушкин, и оробели ученики 6 курса (то есть шестого по счету выпуска со времени основания Лицея): один из них, Яков Грот, будущий известный академик, историк литературы и пушкинист, рискнул подобрать и спрятать лоскуток, оторвавшийся от пушкинской одежды; подойти же и заговорить решился только восемнадцатилетний Павел Миллер. Эту сцену он запомнит на всю жизнь.

«За несколько шагов сняв фуражку, я сказал взволнованным голосом: «Извините, что я вас останавливаю, Александр Сергеевич, но я внук вам по Лицею и желаю вам представиться». «Очень рад, — ответил он, улыбнувшись и взяв меня за руку, — очень рад». Непритворное радушие видно было в его улыбке и глазах. Я сказал ему свою фамилию и курс. «Так я вам не дед, даже не прадед, а я вам пращур…»
Многие расставленные по саду часовые ему вытягивались, и, если он замечал их, то кивал им головою. Когда я спросил: «Отчего они вытягиваются? «, он отвечал: «Право, не знаю. Разве потому, что я с палкой».

«Злодей» Кюхельбекер наказан царем особенно сурово: ему не дали соединиться с другими декабристами-каторжниками, прошедшими свои «казематные сроки», по крайней мере, вместе: десять лет проведет ‘»Кюхля» в тюрьмах и крепостях, но не сдается, старается сочинять и находит способ пересылать свои новые стихи. И самые светлые воспоминания о Лицее, лицейских друзьях.
Он пишет своей племяннице: «Были ли Вы уж в Царском Селе? Если нет, так посетите же когда-нибудь моих пенатов, т.е. прежних… Мне бы смерть как хотелось, чтобы вы посетили Лицей, а потом мне написали, как его нашли. В наше время бывали в Лицее и балы, и представь, твой старый дядя тут же подплясывал, иногда не в такт, что весьма бесило любезного друга его, Пушкина, который, впрочем, ничуть не лучше его танцевал, но воображал, что он, по крайней мере, cousin german госпожи Терпсихоры… Кроме Лицея для меня незабвенна церковь, где нередко мои товарищи певали на хорах. Голоса их и поныне иногда отзываются в слухе моем. Да что же и не примечательно для меня в Царском Селе?.. Тут нет места, нет почти камня, ни дерева, с которым не было сопряжено какое-нибудь воспоминание, драгоценное для сердца всякого бывшего воспитанника Лицея. Итак, прошу тебя, друг мой Сашенька, если будешь в Царском Селе, то поговори со мною о нем подробнее».

31 год ссылки выпал Ивану Пущину. Но из далекой Западной Сибири идут не жалобы, а слова утешения, поддержки своим лицейским друзьям, даже таким мужественным и закаленным, как мореплаватель Федор Матюшкин. Постоянно переписываясь с директором Лицея Е.А.Энгельгардтом, Пущин в курсе судеб почти всех однокашников. Но он не просто пишет, но всячески старается помочь и им и своим новым сибирским друзьям, постоянно за кого-то хлопочет, кому-то помогает из своего скудного бюджета.

Доходят до далекой Сибири слова и ноты лицейского гимна, сочиненного Дельвигом по случаю окончания Лицея и исполнявшегося на всех лицейских встречах. Новые соратники лицеиста Пущина, видные деятели декабристских тайных обществ, «не поскучали разобрать всю музыку и спели».

Шесть лет промчались, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины.
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
Простимся, братья! Рука в руку!
Обнимемся в последний раз!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, породила нас
.

«Вы скажите моим старым товарищам лицеистам, что мысль об них всегда мне близка, и что десять лет разлуки, а с иными и более, нисколько не изменили чувств к ним. Я не разлучаюся вопреки обстоятельствам с теми, которые верны своему призванию и, прежде всего, — нашей дружбе».

Но и петербургские друзья не забывают «Большого Жанно». Все сложились (и Корф участвовал!) и послали медленной дорогой в Западную Сибирь отличный инструмент (фортепиано) в подарок дочери Пущина, Анне.
«Спасибо вам, от души спасибо! Разделите между собой мой признательный крик, как я нераздельно принимаю ваше старое лицейское воспоминание. Фортепиано в Сибири будет известно под именем лицейского; и теперь всем слушающим и понимающим высказываю то, что отрадно срывается с языка — Аннушка вместе с музыкой будет на нем учиться знать и любить старый Лицей!»

…По настоянию друзей и по чувству высокого внутреннего долга, тяжело больной Иван Иванович Пущин, кому остается едва год жизни, берется за свои Знаменитые записки о Пушкине.
Великий русский педагог К.Д.Ушинский писал о школе: «Стоит ли столько лет учиться, чтобы деньги ставить выше чести?» Что останется от окружающих нас, казалось бы, неразрешимых проблем, если вверим их людям, поставившим честь (естественно, не честь мундира) выше власти денег?
Наверное, кто-то написал или пишет замечательную книгу под названием: «Лицеисты — люди чести». Но трудно удержаться хотя бы от одного примера. В стихотворении «19 октября» у поэта есть строки:

Пируйте же, пока еще мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто дальний сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему…
Кому ж из нас под старость день Лицея
Торжествовать придется одному?
Несчастный друг! Средь новых поколений
Докучный гость и лишний и чужой.
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой…
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведет.
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без горя и забот.

1825 год. Михайловское

Пушкин не мог знать, кто будет последним. 19 октября 1877 года в 60-летие первого выпуска телеграмму Горчакову от первых семи курсов подписал Сергей Комовский. Пока их двое. Последние три года (1881-1883) Александр Михайлович Горчаков отметит лицейский юбилей один.
Все преподаватели в лицее отмечали его блестящие способности к наукам, трудолюбие и «благородно-сильное» честолюбие. Окончил лицей с Золотой (малой) медалью. Сделал блестящую дипломатическую карьеру: министр иностранных дел, канцлер России, светлейший князь.
Ударило 14 декабря 1825 года…

К Пущину, дожидавшемуся неминуемого ареста, явился на другой день после восстания Горчаков. Князь, франт, карьерист, но чести не уронит, «душу свободную» не разменяет… «Горчаков привез декабристу заграничный паспорт и умолял его ехать немедленно за границу, обещаясь доставить на иностранный корабль, готовый к отплытию. Пущин не согласился уехать: он считал постыдным избавиться бегством от той участи, которая ожидает других членов общества: действуя с ними вместе, он хотел разделить и их судьбу» (записано за Иваном Пущиным).

Горчаков достоин высшей лицейской дружбы! Если бы во время его посещения квартиры Пущина туда явились жандармы, дипломату пришлось бы плохо: арест, возможно отставка, высылка из столиц и конец блистательной карьеры.

Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе — фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной,
Все тот же ты для чести и друзей…

Единая семья

Рассказывая о Лицее с желанием спроектировать лучшее в нашу современную жизнь, в нашу школу, непременно встретишь возражения: «Ведь это идеальный вариант, это «штучное производство». Возразить трудно. Но разве родители, истинные учителя не хотят, чтобы их дети, их ученики воспитывались «штучно»? И если у нас в данный момент нет на такое образование сил, средств и, может быть, чего-то еще, так давайте для блага детей, по крайней мере, внимательно рассмотрим составляющие этого поучительного и яркого процесса, примеряя их на наши дни…
Еще в исходных документах о создании Лицея М.Сперанский несколько раз возвращается к своей мысли о «равенстве воспитанников, независимо от происхождения». «Все учащиеся составляют одно общество, без всякого различия; предпочтение в классах должно быть основано на успехах, а в домашней жизни — на благонравии».

Первый директор Лицея — Василий Федорович Малиновский. Блестяще образованный, доброжелательный (он никогда не кричал, не бранил, не наказывал), справедливый; пользовался огромной любовью и уважением воспитанников. Как человек прогрессивно мыслящий, просветитель, он полностью солидарен с идеями М.Сперанского о равенстве воспитанников, и потому «никто не может презирать других или гордиться пред прочими чем бы то ни было». «Преподавателям и гувернерам нужно всегда говорить правду, ибо лгать начальнику — значит не уважать его». Запрещалось кричать на дядек или бранить их. В Лицее не было телесных наказаний и казенной муштры. У каждого выпускника была отдельная комната. К воспитанникам обращались на «Вы» и «господин».
«Благодаря Бога, у нас, по крайней мере, царствует свобода (а свобода — дело золотое), нет скучного заведения сидеть на местах… с начальниками обходимся без страха, шутим с ними, смеемся…» — писал лицеист А.Илличевский.

На плечи Василия Федоровича легли все подготовительные работы по устройству Лицея, составлению правил и инструкций и подбору преподавателей. Он директорствовал 3 года и умер в 49 лет. Но успел сделать два важнейших, основополагающих дела. При Малиновском сложился удивительно свободный стиль общения между преподавателями, гувернерами и подростками. Вместе они как бы составляли одну семью. И второе. Директор сумел сделать правильный выбор, пригласив не только опытных педагогов — Давида де Будри, И.Ф.Кошанского, но и молодых А.П.Куницына, И.К.Кайданова, для которых Лицей стал делом их жизни.

Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень.
Поставлен им краеугольный камень.
Им чистая лампада зажжена.

Лучше не скажешь о словах наставника, посеянных в юношеские души.

«Право свободы есть неотъемлемо и неотчуждаемо».

«Никакие познания не принесут пользы, не создадут блага, если не будут опираться на твердые нравственные основы».

«Приготовляясь быть хранителем законов, научитесь прежде сами почитать оные, ибо закон, нарушаемый блюстителем оного, не имеет святости в глазах народа».

В 1816 году директором Лицея был назначен Егор Антонович Энгельгардт. Он удачно продолжил линию демократической направленности лицейских отношений, начатую В.Ф.Малиновским. «Только путем сердечного участия в радостях и горестях питомца, — писал Егор Антонович в своем дневнике, — можно завоевать его любовь. Доверие юношей завоевывается только поступками».
«Добродетель, кротость и нравственность составляют истинную цену человека и гражданина, и без них и самое просвещение и ученость теряют цену свою».

Энгельгардт стремился налаживать быт своих подопечных, уделяя большое внимание созданию семейного уюта. Он положил начало общению воспитанников с Царскосельским обществом и, прежде всего, со своей семьей. Часто отправлялся он вместе с лицеистами в летние прогулки по окрестностям (бывало и на несколько дней) и в зимние поездки на тройках.
С огромным интересом Егор Антонович следил за дальнейшей судьбой своих питомцев и состоял в дружеской переписке с ними до конца своих дней.

Совпадали устремления двух директоров и в главном — воспитать питомцев полезных Отечеству, патриотов России.
«Наша семья (Лицей), — писал один из воспитанников, — была интернациональной: Кюхля — немец по отцу и матери. Отцы Данзаса, Дельвига и Корфа — немцы, Броглио — итальянец. У Горчакова и Матюшкина — матери немки. У Пушкина прадед — арап. Но Лицей воспитал нас в духе любви к Отечеству, к России. И все мы считали и проявили себя в дальнейшем истинно русскими».
Изучая глубоко российскую историю, лицеисты были постоянно в курсе и событий современных. А время было какое! Приближался 1812 год.

«Жизнь наша лицейская, — вспоминал И.И.Пущин, — сливается с политической эпохою родной жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на нашем детстве. Началось с того, что мы провожали все гвардейские полки, потому что они проходили мимо самого Лицея; мы всегда были тут, при их появлении, выходили даже во время классов, напутствовали воинов сердечной молитвой, обнимались с родными и знакомыми; усатые гренадеры из рядов благословляли нас крестом. Не одна слеза тут пролита!»

Вы помните: текли за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,                                                          Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас…

«Когда начались военные действия, всякое воскресенье кто-нибудь из родных привозил реляции: Н.Ф.Кошанский читал их нам громогласно в зале. Газетная комната никогда не была пуста в часы, свободные от классов; читались наперерыв русские и иностранные журналы при неумолкаемых толках и прениях; всему живо сочувствовалось у нас: опасения сменялись восторгами при малейшем проблеске к лучшему. Профессора приходили к нам и научали нас следить за ходом дел и событий, объясняя иное, нам недоступное».

Впервые слова «отечество» и «народ» обрели для Пушкина и его друзей особый смысл. «Эффект войны 1812 года, — пишет М.А.Корф, — на лицеистов был действительно необыкновенный. Не говоря уже о жадности, с которой пожиралась и комментировалась каждая реляция, не могу не вспомнить горячих слез, которые мы проливали над бородинскою битвой… и над падением Москвы… и какое взамен слез пошло у нас общее ликование, когда французы двинулись из Москвы!»

В своей повести «Метель», сюжет которой возник еще в лицее, Пушкин напишет: «Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове отечество!»
Неужели 30 мальчишек можно в «казенном доме» держать без наказаний, сомневаются сторонники «строгой дисциплины».

В.Ф. Малиновскому, первому директору стоило больших усилий добиться не применения в Лицее телесных наказаний, распространенных в то время в большинстве учебных заведений. Для особо провинившихся карцера сначала не заводили (он появился позже); молодому Пушкину приходилось в нем бывать.

Заглянем еще раз в устав Лицея:
«§110. Наказания могут быть следующие:

  1. отделение в классе за особый стол;
  2. имена ленивых выставляются в классе на черной доске белыми буквами;
  3. лишение общего стола. Воспитанник сажается на хлеб и воду. Более двух дней сие наказание не может продолжаться;
  4. уединенное заключение, в течение коего посещается директором, который делает ему приличные увещания. Таковое наказание отнюдь не должно продолжаться более трех дней.»Арестовывали» ученика в его собственной комнате и у двери ставили дядьку на часах.

В жизни Лицея был один момент, вызывающий споры в педагогическом мире о своей целесообразности и по сей день. В какой-то степени он может быть отнесен к разделу «поощрения и наказания». В 1813 году вышло распоряжение о распределении мест в классе, «чтобы отличники занимали первые места, а желающие оные оспаривать всегда имели на то право». «Страсть» давать порядковые номера овладела Лицеем полностью. По числам располагались не только в классе (учитывались успехи в учебе и поведении), но и в столовой.
По каждому предмету были 1-ые, 2-ые и т.д. Номер первый (из 30 возможных) почти всегда Горчаков или Вольховский. Пушкин (по общей успеваемости) шел 18-ым, потом 19-ым, а закончил Лицей 26-ым.

Эту «Табель рангов» лицейская братия отвергала решительно и демократически:

Этот список сущи бредни
Кто тут первый, кто последний
Все нули, все нули
Аи, люди, люди, люли…

При встрече с лицеистами царь вдруг спрашивает, кто у них первый? Пушкин отвечает: «У нас нет, ваше императорское величество, первых — все вторые». Царь, возможно, хотел бы «первого» приблизить, наградить. Но ему в самой вежливой форме (ведь только царь Александр — первый) отказано.

Так жили и учились в братской семье с высокими идеалами юности, сберегая дружбу, честь и достоинство князь Горчаков, барон Корф, Семен Исаков, семья которого владела лишь одним крепостным, граф Броглио, будущие декабристы Пущин и Кюхельбекер, будущий великий русский поэт Пушкин и еще 20 «братьев».

Здравствуй, племя младое, незнакомое!

Из сочинений учащихся средней школы №606 г. Пушкина:

«Когда-то, больше полутора веков назад, случилась перемена, повлиявшая на всю его судьбу. В этот день был открыт Лицей. Потом он станет для поэта священным, а сначала у него, вероятно, не было большого желания там учиться. Да и в первое время не все товарищи понимали его. Единственным человеком, которому Пушкин мог открыть свою душу был Иван Пущин. Это день начала их тесной дружбы.
Но и для меня 19 октября стал важным днем в жизни. К нам в школу приехали дети и учителя из Ирландии. Главой делегации была герцогиня Александра Оберкорн, потомок Пушкина. Общались мы с ними на английском языке. Сначала мы показали наш школьный музей, потом спустились в класс музыки. Мы рассказали гостям про нашу школу, класс, показали творческие работы детей — рисунки, дощечки с выжиганием. Мы очень волновались — ведь это была первая наша встреча с ирландцами, а тут еще и телевидение… »
Новакова Ольга

«Я с бабушкой жила в деревне Александрово. У нас была корова, которая давала очень много жирного вкусного молока. Каждый день бабушка наливала молоко в глиняные кринки и посылала меня разносить молоко господам дачникам в Царское Село, Однажды летом, когда рано утром я несла молоко, из-за кустов навстречу мне вышел барин. Он был небольшого роста, с черными курчавыми волосами. На нем была белая рубаха, подпоясанная красным кушаком. Он подошел ко мне, заглянул в мою корзину, взял кринку и, не отрываясь, выпил молоко. Я замерла. Ведь я несла молоко господам, но и остановить барина тоже не посмела. По моему взгляду он понял мою растерянность, вынул из кармана несколько монет, протянул их мне. Потом потрепал меня по голове и спросил, как меня зовут. «Настя», — сказала я. «Настя, — сказал он, — а я Пушкин. Приноси мне молоко каждое утро». И я носила ему молоко. Пушкин всегда встречал меня на тропинке, он спрашивал о деревенской жизни, просил спеть песни. Однажды он сказал: «Послушай: три девицы под окном …» Я слушала, как завороженная. Он спросил: «Тебе нравится?» Я молча кивнула…
«Эля,  вставай,  опоздаешь  в  школу!» Я резко села, понемногу  поняла, что происходит. В голове еще звучали последние слова Пушкина».
Рыжова Эля

Первоклассников этой школы я повстречал в музее-лицее. Они отличались от других экскурсантов: в руках карандаши, блокноты, что-то записывают, рисуют, чувствуют себя дома. Приходят раз в неделю. Мудрые преподаватели рассказывают им о Лицее, Пушкине понемногу, фрагментами.
— А какое прозвище дали бы вы Федору Матюшкину?
— Пароход!
А Александру Пушкину?
— Кудрявый!

Наверное, еще не очень понимают, как повезло им, что можно пройти мимо домов города, где бывал лицеист Пушкин. Что «прекрасные дубравы» — источник поэтического вдохновения поэта, открыты для них. И можно, если захотеть, каждый день любоваться дворцом, поражающим роскошью и великолепием; можно бродить по прекрасному парку, по заповедным уголкам с серебристыми ивами, по тенистым аллеям и любоваться прозрачной гладью Большого озера.
Что хорошо жить в городе с «человеческой» архитектурой (мне показалось, что царский указ, воспрещавший в свое время строить дома выше 4-х этажного дворца в сегодняшнем гроде Пушкине не нарушен).

И что часто им в жизни будут поддержкой примеры лицейского братства, высокого духа и прекрасные строки Пушкина.

В 1843 году вышел приказ о переводе Лицея из Царского Села в Петербург. В течение 32 лет существования императорского Лицея в Царском Селе (1811-1843) это привилегированное учебное заведение окончило 286 человек. Но с 1822 года, когда Лицей был переведен из подчинения Министерства просвещения в подчинение военного ведомства, начинается старательное уничтожение всей существовавшей системы воспитания и образования, самой лицейской атмосферы, «Лицейского духа».

А он живет и по сей день, «лицейский дух»,
И будет жить, как все светлое, глубокое и истинное!

Наши дети в ЛТО

Близится лето, пора больших школьных каникул, время отдыха и путешествий, время посильного участия детей и подростков в трудовой, познавательной и природоохранной деятельности.
За 35 лет общения со школьниками были перепробованы многие формы летнего отдыха (с сентября по июнь я учил их математике), но неизменно наибольший интерес, но и наибольшие хлопоты по их жизнеобеспечению приносили мне подготовки ЛТО (лагерей труда и отдыха). Им было отдано 21 лето. 998 добровольцев — других я не брал (доброволец это человек особой породы).
При встречах многие выпускники говорили, что воспоминания о жизни и работе в ЛТО — самые светлые и незабываемые. Да и что может быть лучше полезного посильного труда, интересного отдыха на природе, рядом с друзьями.

В первые годы перестройки реальные возможности структур народного образования по обеспечению летнего отдыха школьников были минимальны, и учительский взгляд с горечью отмечал многие сотни неприкаянных городских ребятишек, лишенных леса и речки, а милицейские протоколы почти с математической точностью свидетельствовали о прямой зависимости детских правонарушений от числа подростков, оставшихся летом в городе. Постепенно число сторонников посильного и нужного летнего детского труда росло как среди учителей, так и среди родителей.

Думается, что и школьнику неплохо почувствовать себя полезным и узнать, что посильный вклад в семейный бюджет можно сделать не только ловя счастье в лотерее или у игрального автомата.
Один немаловажный штрих. В начале перестройки пришел к нам в гости в Исторический парк Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева бывший член нашей детской трудовой экологической бригады «Муравей» Сережа К. и сказал, что больше не будет трудиться с нами, так как у него неплохая работа на Савеловском вокзале по обслуживанию пивного ларька и получает он в 10 раз больше, чем в «Муравье». Я ответил ему: «Дорогой Сергей, жалко, что ты ушел от нас. Но каждый человек изначально имеет право на выбор. Действительно, наши «муравьи» получают в 10 раз меньше, но они берегут и обустраивают замечательный памятник садово-паркового искусства XVIII века, памятник истории и культуры нашей родины, мастерства ландшафтных архитекторов».
Мне хочется верить, что опыт наших летних поездок, несмотря на некоторую временную отдаленность (1962 — 1997 г.г.) будет полезен энтузиастам ЛТО и раздумывающим об участии в них.

Первые шаги

«Виллен Маркович, трудно, конечно, справиться с двадцатью четырьмя непослушными «гавриками», но ведь «лучше силы с бурей мерить, последний миг борьбе отдать, чем выбраться на тихий берег и раны горестно считать».
Учащиеся школы-интерната №15 г. Москвы. Лето 1962 года г. Тамбов.

«Ран» тогда еще не было — это была первая моя летняя поездка с детьми после перехода с инженерной работы в школу. Пожалуй, не было еще и четко осознанной цели. Мне просто хотелось вытащить городских ребятишек из школьных параллелепипедов, хотелось сидеть с ними у окошка поезда или автобуса и смотреть на пробегающие поля и перелески, хотелось увидеть «гавриков» в работе, под открытым небом. Хотелось опровергнуть бытовавшее тогда мнение, что трудовые объединения могут создавать лишь студенты.
Но уже после первого нашего трудового десанта стало понятно, что ЛТО жизненно необходим школьникам. И когда на следующий год наш (собственно наш!) автобус, предназначенный было в металлолом, но доведенный до полной кондиции интернатскими ребятами с помощью комсомольцев из соседнего гаража, накручивал километры в сторону Пятигорска, а за рулем сидел наш (собственно наш!) шофер, которому на совете бригадиров был положен оклад в 100 рублей из заработанных на лесоскладе денег, я уже точно знал, зачем я везу сорок три «гаврика».
В ЛТО приоткрылось главное: несмотря на многие трудности лагерного быта, подчас тяжелую работу, ребят не покидало чувство радости — от того, что здесь, в совместном труде и отдыхе, они обрели то, чего им не хватало: прикосновений к природе, радости коллективного труда, осознания своей нужности и испытаний духовных и физических сил.

Смех

Я не помню, чтобы дети когда-нибудь столько смеялись, как в ЛТО … Жгучий полдень. Грядки свеклы кажутся бесконечными … и вдруг — УРА! Едет обед. Можно глубоко пожалеть того человека, которому не привозили обед в поле. Мы бежим к машине, расхватываем миски и не замечаем, как набегают тучи. И когда мы уже устраиваемся с горячим борщем поудобнее, с неба вдруг обрушивается страшный ливень. Спрятаться некуда. Дождь хлещет как из ведра. Со стороны мы выглядим, наверное, очень глупо: бегаем с мисками по полю и страшно хохочем; некоторые стараются залезть с миской под машину, кто-то стоит столбом, и, невзирая на струи дождя, пытается, быстро работая ложкой, есть свой обед, но ливень наполняет миску снова. Все это невыносимо смешно!

«Каторжный» труд

… Постели были хороши, да и кормили в совхозе неплохо; сегодня в обед на третье дали по пол-арбуза. Работа — нормальная, обычная. Но дети были другого мнения, что находило яркое отражение в лагерном эпосе самодеятельных композиторов и поэтов. Наибольшей любовью пользовались песни «страдальческого» плана, в которых ребята изображали самих себя «каторжниками», воспитателей — бездушными «надсмотрщиками». И почти в каждой песне с глубокой тоской вспоминалась мама. Где же правда? Чтобы решить этот вопрос отправимся в поле на прополку — это самый распространенный вид летнего детского труда. Если вы имеете о прополке представление лишь по «литературным источникам», или ваш опыт не выходит за пределы частного огорода, то самые запоминающиеся страницы жизни у вас еще впереди. Человека, прополовшего несколько километров грядок, можно смело посылать хоть на край света: любое дело (после прополки) ему покажется безделицей и к тому же будет исполнено глубокого творческого смысла.
… Грядки уходят за горизонт. Одна из них твоя. Через полчаса достаточно одного взгляда на поле, чтобы писать статью о трудовом воспитании в семье и школе.
Одни работают ловко, быстро, разгибаются редко; они далеко ушли вперед. У других явно нет сноровки, работают нескладно, кто на коленях, кто как-то боком, но есть упорство, и они отстали немного. У третьих дело совсем плохо: они без конца меняют позу, вскакивают, бегают смотреть сколько сделали товарищи, много болтают и очень скоро устают, хотя бы уже оттого, что позади. Можно ли обвинить тех, кто отстает? Чаще всего нет. Педагогические ножницы: спрашиваем, не обучив. Ведь для большинства школьников был довольно резкий переход от полного трудового безделья к сравнительно тяжелой работе.

«Щелкунчики»

Меня мама провожала,
Глаза полные росы,
Кубометр вафель дала,
Десять метров колбасы.
(Из шуточной песни ЛТО «Елочки зеленые»)

А «кубометр вафель» действительно был. Огромный комод, заполненный до отказа сладостями, привезенными родителями, величественно красовался в нашем коридоре, тревожа покой местных крыс.
Многих родителей не покидали ложные страхи, что их дети в ЛТО голодают, изнурены непосильным трудом. Вот две записи летописцев (были и такие в ЛТО):
«Сегодня на совете бригадиров В.М. повел речь об ограничении выдачи сахара (наябедничали, наверное, девочки). Тяжело было, конечно, но пришлось проголосовать за предложение завхоза, Оли Щ. — «Не класть в кружку больше восьми кусков сахара» г. Тамбов.
«Вчера познакомились на работе с местными трактористами; молодые ребята, старше нас всего на год-два. Пригласили к себе обедать. Обед, как говорится, прошел в дружеской и теплой обстановке, то есть хохотали до упаду. Странно: трактористы смогли съесть только щи и компот, а наши мадонны еще по полной миске каши, я уже не говорю про троглодитов (так ласково называет летописец наших мальчиков)» д. Акулово, Московской области.
Конечно, у подростка, да еще на лоне, да еще в компании аппетит зверский, но за все мои поездки недоедания, а уж тем более голодания не было. Правда, приходилось дополнительно объявлять «коммунистическим» (то есть ешь сколько хочешь) какой-нибудь продукт. В зависимости от местных условий, это было молоко, хлеб, овощи или фрукты.
Тревожило другое: привередливость в еде, небрежное отношение к пище, эгоизм. Порой, нагружая доверху свою тарелку, подросток не думал: а что достанется другим? По ночам слышалось иногда, как хрустели «щелкунчики» — так называли тех, кто, не делясь со своими товарищами (нарушая законы ЛТО), грыз под одеялом «личные» сухари или сушки.
Святое отношение к куску хлеба — одна из тяжелейших задач воспитателя в ЛТО (приходилось объявлять и голодовку).

Режим дня

Родителям всегда разрешалось приезжать в ЛТО в любое время (приезжали даже в Краснодарский край).
Отцу Нины П. было официально разрешено(по его просьбе) вести агитацию против ЛТО. Было обидно ему, что дочь предпочла трудовую жизнь со своими одноклассниками шикарной поездке на море с мамой и папой. (Папа — большой начальник). Приезжал в лагерь трижды (не поленился) на своей машине, собирал ребят и говорил об «ужасах» быта в лагере. Я был спокоен за окончательный результат. Да и папа скоро признал свое поражение. Он видно не был знаком с высказыванием одного из друзей своей дочери (пожелавшим остаться неизвестным): «ЛТО дал мне возможность хорошо отдохнуть от родителей». Среди «ужасов» быта на первое место высокопоставленный папа ставил ранний подъем. Конечно, можно было и не вставать в 5, а встать в 6 или 7 часов, но я боялся, что может быть у городского подростка и не будет больше возможности услышать и увидеть на рассвете лес полный птиц.
У большинства городских школьников смещен режим дня. Казалось бы, все родители знают, что поздно ложиться вредно: ребенок в этом случае утром вял и безынициативен, не делает зарядки, почти не ест, его день начинается плохо. Знают, но все равно большинство семей не пытаются
помочь школьнику установить разумный режим. В ЛТО таким ребятам тяжело. Можно перечислить множество уловок и хитростей по затягиванию подъема и отбоя. Перепробованы были разнообразнейшие формы подъема: от самых интеллигентных, типа «встаньте, пожалуйста» до одергивания одеяла (некоторые продолжали спать и так) или обливания холодной водой. Подъем мог осуществляться голосом, музыкальным инструментом ( в основном барабаном или трубой) или физическим воздействием. Во всех случаях казалось, что, мы пытаемся вернуть людей из летаргии. Сильнее других действовало: «не хочешь вставать — останешься без завтрака». И все равно ребята продолжали спать -одеваясь, отругиваясь от дежурных, за завтраком, по дороге на работу.
В Пятигорске было установлено жесткое время между подъемом и отправкой от дома автобуса. Любители поспать хватали со стола свои завтраки и мчались за автобусом, жестами умоляя нас остановиться. Помню, Коля С. бежал с кружкой кофе, отхлебывая на ходу… Дорога была плохая и некоторым удавалось догнать автобус.
Так же нелегко было с отбоем. Ведь если ты дома ложишься спать около двенадцати, то довольно затруднительно в большой веселой компании заснуть в десять. Вместе с отбоем в спальне мальчиков начинались бесконечные рассказы всех жанров. Когда рассказчики выдыхались, оказывалось, что кого-то мучает жажда, а другой с ужасом вспоминал, что лег с грязными ногами и этого ему не пережить. И когда, наконец, мне казалось, что все спят мертвецким сном, где-то начинался с трудом сдерживаемый, приглушенный, в подушку, смех, и через несколько минут вся спальня гоготала голосами бодрствующих людей.
Засыпая, я с грустью думал о завтрашнем подъеме и о зарядке, на которой мои добрые молодцы будут напоминать группу дистрофиков.

Педагогическая «победа»

Лето 1990 года. Большая часть моего отряда — ребята, стоящие на учете в милиции. «Чтобы ты под поезд попал» — провожает мама одного из «трудных». Это не шутка. У нее сейчас очередной муж и сын мешает.
Это несчастные, брошенные взрослыми дети. Они не умеют ничего: на работать, ни нормально общаться, ни привести в порядок свой костюм и свою постель. Мне надо было быть постоянно начеку: как только они собирались небольшой группой, что-то ломалось, рушилось, загоралось: в них жил постоянный злой дух разрушения.
В этом же году я познакомился с системой природного оздоровления П1К. Иванова и был счастлив, так как нашел то, что искал многие годы — систему, дающую возможность адаптироваться нашим детям и внукам в сложной экологической и психологической обстановке, систему, позволяющую быть постоянно здоровым физически, психически и нравственно.
Я мечтал, что заражу школьников своим примером, что ребята вместе со мной будут обливаться два раза в день, бросят курить. Тщетно. Лишь иногда они выходили посмотреть, как я обливаюсь и смолили по-черному. А когда, в субботу, приезжая с поля на обед я выходил из автобуса, поднимал кверху руки и говорил, что буду питаться из воздуха — дети быстренько стороной обходили меня и мчались к столовой с ужасом глядя в мою сторону. Сознательное терпение 42 часа без пищи и воды человеком, находящимся на казенных харчах, делало меня в глазах подростков существом хотя и сильным, но опасным и подозрительным.
Что я только не изобретал по части отдыха, культуры и спорта, чтобы как-то украсить их жизнь. Выписывал кучу газет, местных и союзных. Я ни разу не видел их за чтением газет, хотя они их листали, зато частенько крутили из них свои цигарки (в тот год было плохо с куревом). По законам ЛТО нецензурная брань обычно штрафовалась, а деньги из зарплаты провинившегося шли на общие нужды. В этом году мне пришлось прикидываться плохо слышащим, иначе не хватило бы их колхозной получки.
Я до подробности помню этот день: я стою на одной стороне свекольного поля, мои «трудяги» где-то метрах в ста от меня. С удивлением вижу, что они что-то рассматривают в развернутой газете, потом подымаются и размахивая ею, возбужденные и радостные бегут ко мне. Наконец-то! Счастливые минуты педагогической победы! Не пропали мои труды, что-то пробудилось в них; какой-то сюжет заставил их переживать и радоваться. Они уже близко от меня… В руках не то «Московский Комсомолец» не то «Комсомольская Правда». «Смотрите, смотрите Виллен Маркович, здесь написано, что «бля» не ругательное слово!»…
P.S. Кончили сезон нормально, без ЧП. Кроме зарплаты каждый получил овощной подарок — свекла, морковь, огурцы, кабачки, патиссоны — всего 49 кг. Машину пригнали из совхоза прямо к дверям школы. Одна мама сказала «спасибо». Всего было 32 подростка.
И еще. Я верю, что для этих ребят лето не прошло зря. Посеянное обязательно взойдет. Это мне подсказывает более чем 30-летнее общение с детьми.

Испытания

Они поджидают подростка с первых дней. «Я тебя люблю и готова стать твоей женой, но очень боюсь «котлет»» — говорит героиня одного фильма своему избраннику. Вот эти-то «котлеты», эти каждодневные мелочи быта, с которыми школьник должен быть научен с детства справляться быстро и с улыбкой, для многих на первых порах были тяжелым бременем. Дома как-то незаметно добрые гномики (читай мама и бабушка) готовили обед, стирали и гладили белье, сушили обувь, ставили заплаты на костюм. А здесь все самому. Понемногу учились. Но эпизоды первых стирок подростками своего белья могли бы стать лучшими кадрами кинокомедии. Не могу без улыбки вспомнить один случай.

Мы работали с ребятами на осушении болот. Не помню, по какой причине, мне пришлось раньше времени вернуться домой в деревню. Что же я вижу? На столе горы грязной посуды (прошло два часа после завтрака), в комнате не убрано, на постели, прямо в ботинках, лежит наша дежурная Таня Л. и читает книгу «Этика и эстетика».
Тяжелым испытанием было дежурство по кухне, если приходилось готовить самим. Большие ведра и котлы, подъем в пять утра, а самое главное — обеспечить 30-50 человекам четырехразовое питание. А еще всю посуду, все кастрюли надо отмыть и сдать придирчивым дежурным следующей смены. Первые дни наши «работники кухни» были злее мегер, проклиная всех, кто решался просить добавки, или, не дай Бог, критиковать однообразную еду. Но скоро на лицах «кухонных баб и мужиков» появились улыбки, а на столах симпатичные самодельные вазочки с полевыми цветами… А вместе с этим — и кулинарные выдумки: «А не сделать ли нам оладьи со сметаной или запеканку?» Кто бы мог подумать, что две недели тому назад яичница была для многих пределом поварского искусства.

Было еще одно серьезное испытание: «черная» работа. … Подмосковный совхоз. Дождь уже прошел, но за два дня он успел превратить полевые дороги в сплошное месиво; за окном сыро и неуютно, а у меня на душе еще хуже. Забастовка. Ребята отказываются от «грязной работы». Действительно, сейчас работу в поле не назовешь чистой. Моя пламенная речь о воспитании в себе способности терпеливо и без хныканья выполнять работы неприятные, «черные», если ценность их для людей очевидна, успеха не имеет. Подвожу итог: «Я сейчас иду к управляющему отделением и прошу у него для нашего отряда самую грязную, самую «черную» работу, которая только есть в совхозе. На размышление — полчаса. Наше трудовое объединение добровольное — несогласные могут уехать в Москву!
Самую «черную» работу нам дают. Объявляю: «Идем чистить курятник от навоза. Кто согласен — за мной». Обернуться было, честно говоря, страшновато… Но в Москву не уехал никто!
Через 4 часа, порядком усталые, мы сидим на траве недалеко от курятника и рассуждаем о том, как эту работу механизировать и сделать намного «чище». Ребячьи предложения серьезны и интересны.
Почти во всех поездках школьников поражали нормы труда и расценки. Ребята, оказывается, никогда не предполагали, что так тяжело зарабатываются трудовые копейки, и, наверное, к лучшему изменились их взгляды на заработки родителей и на собственное вымогательство родительских денег.

Испытанием основным и довольно суровым было ежедневное выполнение нормы. Хорошо написал один мальчик, работавший в отряде «Ейск — 79»: «Нормы были большие и непривычному выполнить их было трудно. Даже когда привыкли, большинство их выполнить не могло».
Очень удивляла ребят потребность в их школьных знаниях, так как крылатая фраза учителей и родителей: «Это тебе пригодится в жизни» — воспринималась скорее как заклинание. ЛТО стало таким образом испытанием качества образования и умением применять свои знания в конкретной обстановке. Например, на топографо-геодезических работах школьникам пришлось овладеть довольно сложными инструментами и техникой вычислительных работ (немного я подучил их этому в Москве) и показать свои математические способности, а также осведомленность в некоторых вопросах физики и географии.

Вспоминаю два случая. Мы со школьниками занимались проектированием и строительством стадиона в Подмосковье. В наших руках опробованная столетиями техника: штыковая лопата и самодельная трамбовка. И вдруг неожиданный подарок: в огромном ящике вибратор (то, что нам нужно!) из ГДР с инструкцией … на немецком языке. Половина школьников изучали немецкий язык, в том числе и ваш покорный слуга (еще и в институте). После 2- часового совместного мучения в Москву за словарем был отправлен гонец, а машина поручена Андрею А, парню технически грамотному и про которого наша «немка» говорила, что он заниматься может (вот это нам и нужно), но ленится.
И второй случай. Во время строительства телятника в один прекрасный день исчезли со стройки в неизвестном направлении все взрослые рабочие. Последним уходил прораб, который произнес маловразумительную речь, сунул мне в руки чертежи и заверил: «Маркович, ты человек непьющий — разберешься… » Вот и засели мы с ребятами и стали разбираться в чертежах, казня себя за все огрехи в черчении. А кирпич подвозили, надо было строить. Все как будто прошло нормально, если не считать (но только по секрету), что пропустили (не сделали) одно окно.

В ЛТО часто едут ребята из одного класса с уже сложившимися симпатиями и авторитетами. Трудовой лагерь вызывает иногда серьезную переоценку ценностей.
Тут в почете и уважении тот, кто надежен, вынослив, изобретателен, весел. И еще. В нашей школе нарушена равнопрестижность знаний и умений, равнопрестижность профессий, так что зубрила подчас выше рукодела, выше того, у кого «золотые» руки. В ЛТО «рукастые» заслуженно впереди.
Но каникулы коротки, а в школе они снова услышат: «не можешь учиться, иди работать». Так незаслуженно «награждают» комплексом неполноценности десятки толковых ребятишек (причем на долгие годы) некоторые малокомпетентные педагоги. Это тяжелая и давняя болезнь российской школы.

На строительстве телятника в Волочанове только двум школьникам было доверено вести кладку; братьям-близнецам Леве и Валентину Г., скромным и совсем незаметным в школе, «троечникам».
Самое суровое испытание — это испытание совести. В нашей работе это качество труда. Дети чрезвычайно придирчивы к халтуре в работе взрослых. Но наступает час испытания и детям.
… Совхоз «Мичуринский» Краснодарского Края. Мы сидим на перевернутых ведрах (это наш основной инструмент на сборе фруктов) на границе, наверное, бесконечных яблоневых садов и слушаем объяснение бригадира. Кто бы мог подумать, что яблоко такое нежное существо и снимать его надо с яблони очень аккуратно («как яичко» — говорит бригадир). Дергая сильно плоды, мы можем оставить дерево без яблок на следующий год. А через час на каждом из яблок появятся темные места — там, где сжали его наши пальцы. Брошенные небрежно в ведро груши предстанут через несколько дней перед жителями далекого Магадана или Мурманска не долгожданным ароматным подарком, а ящиком гнилья…
Не без волнения опускаем мы в ящики с фруктами наши самодельные знаки качества — маленькие бумажки с надписью «ЛТО, Москва» (в совхозе трудятся ребята еще из пяти городов). Но ведь просто бросать груши намного быстрее, чем аккуратно их укладывать. А кто работает быстрее, тот и передовик, да у него и зарплата больше. Это огромная проблема.

Деньги и хозрасчет

Из-за голов не видно огромной карты Кавказа. Шум и яростные споры. Совет бригадиров решает серьезную задачу. Докладывает ответственный за финансы Виталий К. Через два дня топографо-геодезические работы заканчиваются (мы принимали участие в экспедиции, изучающей возможности развития курортной системы кавказских минеральных вод), есть некоторый запас заработанных денег, и предложения обсуждаются три: а) ехать из Пятигорска прямо в Москву; б) «прорваться» через Кавказские горы и проехать по Черноморскому побережью; в) по дороге домой остановиться на берегу Азовского моря и отдохнуть денька три-четыре. Все понимают, что нужны точные финансовые расчеты. Они ведутся тщательно еще с Москвы, когда готовились к поездке и работали на лесоскладе и когда получали дотацию от РОНО деньгами и продуктами. Надо рассчитать, сколько денег пойдет на питание 46 человек, на текущий ремонт нашего автобуса, на зарплату шоферу и бензин. Непременно надо оставить НЗ. Яростными криками в адрес наших завхозов (тоже школьников) встречается сообщение о том, какие мы понесли убытки из-за просыпанной крупы и прогоркшего масла. Потупя взор сидят провинившиеся, сломавшие или повредившие какой-либо инструмент, за который приходится расплачиваться отряду. Это настоящая школа бережливости и хозяйствования, без которой невозможно воспитание наших детей.
В редкие свободные минуты мы, воспитатели говорили и спорили о том, какой станет и какой должна быть наша школа в будущем. Как правило, кто-то из участников спора доверительно брал меня за локоть и говорил: «Я вам искренне советую: выбросьте вопросы, касающиеся денег, финансов: это не сфера школьных работников». «Дети и деньги — понятия не совместимые!» — внушали мне. Что- то поделывают сейчас авторы этого «замечательного» лозунга, когда бизнес и спекуляция частенько живут уже внутри школы? С другой стороны, было бы очень неплохо всем участникам педагогического процесса: учителям, родителям и ученикам быть в курсе всех вопросов, касающихся государственного финансирования и бережного рационального расходования средств. Остановите любого школьника и спросите, сколько его родная школа платит за электроэнергию или какую сумму она тратит на приобретение стульев и парт. Или попытайтесь найти книги о частичном школьном хозрасчете и вообще литературу по вопросам «экономической педагогики», и вы почувствуете, что действительно существует какое-то укоренившееся недоразумение о неконтакте педагогики и финансово-материальной сферы. Естественно если школьник не осведомлен о материальных затратах государства на школы — почему ему не ломать парты и не бить стекла, когда в его представлении государственный карман представляется бездонным?

Несколько раз, уезжая в трудовые лагеря, мы не брали денег у родителей и дотации у РОНО, и задача перед детьми ставилась одна: убедиться, может ли старшеклассник прокормить себя сам. Всеми финансами, всеми расчетами ведали ребята. Были у нас специальные должности министра финансов и зам. министра финансов. Я выполнял лишь роль ходячего сейфа. Министром финансов в подмосковном совхозе «Борец» у нас была Наташа К., а зам. министра Лена. С. Наташа, как и положено министру финансов, была сурова. Мы сидим в совхозной столовой. «Наташа, можно сегодня еще по стакану компота на обед? » — «Нет, сегодня мало заработали». Очень хочется холодного компота в этот жаркий трудовой полдень, но ничего не поделаешь. Как говорится — железная логика. Правда, позже в Москве я получил выговор за «передачу финансов в руки детей». Обидно было вдвойне, что произошло это в старинном особняке в Вадковском переулке, где замечательный педагог С.Т. Шацкий создавал удивительные детские сообщества, экспериментируя, в частности, и в плане передачи в ведение детей материально-хозяйственной части.
Я не помню ни одного вечера, когда бы в спальне мальчиков не обсуждалась перед сном проблема о будущей зарплате и ее распределении. Характерно, что если в первые дни работы мечталось всю зарплату прокутить, то в дальнейшем все большая доля отводилась на подарки маме и близким родственникам.

Мы возвращаемся из Ейска. Купе, в котором я сижу в цветах и лозунгах о труде (с юмором). Отъехали от Тулы — теперь до Москвы больше не будет остановок — самое время выдавать зарплату. Я специально (для большей сохранности) не выдавал ее в Ейске или в дороге, да и не хочется отдавать ее в Москве встречающим родителям: пусть получит сам заработавший. Деньги лежат в персональном конверте с печатью совхоза и со словами «Совхоз благодарит тебя за помощь в уборке урожая», месяц и год. Я каждому пожимаю руку и говорю соответствующие моменту слова. Этот конверт школьник будет хранить долго. А добытые трудовые рубли, наверняка, изменят его взгляд на папину и мамину, зарплату, на денежные проблемы.

Коллективный труд

По саду разносятся громкие крики: меня зовут, но мне не хочется идти. Непонятно, что делать. Вчера вечером совет бригадиров постановил: деньги, заработанные сегодня, перечислить в Фонд мира. В нашем деле, сборе яблок, это означало отказ от индивидуальной записи кто сколько ведер соберет, то есть будем трудиться всем «колхозом». Но дело сегодня не идет, многие отлынивают от работы. Мы собрали в два раза меньше обычного. Воспитатели тайком (это я уже узнал потом), чтобы как-то спасти план, ведут записи. В чем же дело? Почему такая неудача в столь замечательном деле?
Из песни слова не выбросишь. Хотя никто из ребят не решился выступить прямо против перечисления суточной зарплаты в Фонд мира, но, наверное, мы, воспитатели должны были предвидеть, что такие есть. И еще. Уже позже нам взрослым стало ясно, что мы нарушили один из педагогических принципов: не научив, стали требовать. Ведь к коллективному труду наши дети были подготовлены лишь теоретически! Где и как этому учиться?
Учеба — труд в основном индивидуальный, а по окончании школы учащийся должен быть готов к труду коллективному. Где взять необходимый опыт совместного труда? Как научить будущих работников подчиняться и командовать, понимать, когда нужно коллективное решение, а когда единоличное. Большинство воспитателей были уверены, что в коллективе работать легче, лучше, интереснее, что коллективный труд дает большую эффективность, чем индивидуальный. В то же время мы не могли пройти мимо факта: многие бригады, которые мы расформировали за плохую работу, показывали более высокую индивидуальную производительность труда. Кое-кто даже соорудил себе своеобразную «философию»: «Я считаю, — пишет участник двух ЛТО Таня 3., — что нельзя работать бригадами. Это расхолаживает. При работе бригадами необходимо работать в полную силу, а если человек не может в данный момент работать хорошо (плохо чувствует, не может чисто психологически), то он должен работать через силу, а это не все могут. Затем, у каждого различные способности: кто может вкалывать шесть часов подряд, как «трактор»; кому нужен перерыв или хотя бы ослабление напряжения в какие-то часы работы».
Вот именно тут зарыта собака! Не всякая бригада, не всякое объединение людей — это уже Коллектив. Бригады школьников составлялись по принципу добровольности (взрослым в этом смысле похуже), в них часто входили «неразлучные» (как им всегда казалось) подруги и друзья. Но труд был суровым экзаменатором. Наряду с бригадами, познавшими лучшее в коллективном труде — чувство локтя, товарищества, взаимовыручки (мы не раз были свидетелями, как в этих бригадах ребята старались выполнить незаметно норму своего уставшего товарища, как были бережны и заботливы друг к другу) — были и другие бригады, где болезнь, недомогание ставились под сомнение или в упрек. Много огорчений приносили бригады, которые работали при постоянной ругани: каждому члену такой горе-бригады казалось, что его напарник работает хуже и вообще «сачкует».

Проблема приобщения к истинно коллективному труду всегда была для нас, воспитателей, самой важной и сложной. Трудовые отношения людей ребенок познает легче и раньше, чем их общественные отношения, а позднее вступление в общественно-трудовую коллективную жизнь влечет за собой социальную инфантильность личности. Общественная же работа школьника не всегда дает достаточный опыт коллективного труда. Попытки сделать учебу коллективным трудом не получили распространения.

ЛТО дают сегодняшним школьникам замечательную возможность накопить опыт коллективной работы. Но только при разумной, продуманной организации труда. Каждая поездка давала подтверждение: всякое недовольство коллективной работой, всякое желание работать индивидуально есть результат неорганизованности, непродуманности в работе. Мелочей здесь нет. Плохая расстановка бригад по участкам, нехватка инструментов, выполнение ненужной работы(лишь бы занять ребят) наносит колоссальный вред. Как бы в отместку за несостоявшийся коллективный труд дети в такие моменты склонны к нарушению трудовой дисциплины, становятся неуправляемыми. И с другой стороны, как бы сложна ни была работа и состав трудового отряда ( в одну из поездок я взял с собой только «трудных» ребят), четкая организация всегда дает гарантию успешного выполнения любых заданий и высокого воспитательного эффекта.

Производительный труд

У школьного трудового движения был замечательный девиз: «Мой труд вливается в труд моей республики».
Но как лучше организовать производительный труд школьников? С какого возраста? Где работать? Какие работы посильны для детей в ЛТО? В какие ехать края? Какие формы работ лучше? Не будут ли школьники лишь обузой для совхоза или стройки?
Я участвовал в трудовых объединениях, занятых на разных видах работ: в лесничестве, на строительстве телятника, на сельскохозяйственных работах, на строительстве стадиона, в мелиорации, на топографо-геодезических работах и т.д. Все они были экономически эффективны и имели огромное воспитательное значение. Физические возможности школьника седьмых — десятых классов вполне достаточны
для активного участия в производительном труде. Однако для него требуется иная, чем для взрослого, организация труда, в частности меньшая продолжительность рабочего дня (не превышающая 4 часов для школьников до 16 лет и шести часов — с 16 по 18 лет) и более длительные перерывы, меньшая и более дифференцированная физическая нагрузка в единицу времени.
Где же работать? Прежде всего — где труд школьников более нужен: это сезонные сельскохозяйственные работы, работы в лесничестве, по охране природы. Ехать далеко или работать в ближайшем совхозе или лесничестве? Дальняя поездка имеет свои замечательные стороны, но большее воспитательное значение дают долговременные связи с ближайшимими хозяйствами (в них можно побывать и зимой)

Несостоятельными оказались опасения, выполнят ли ребята работы более высокой квалификации. Всегда, в каждом лагере выделялись умельцы, которым доверялась и кладка кирпича на строительстве и обязанности техников в топографо-геодезических работах, и мелиорация. Всегда были десятки ребят, стремящихся изучить и освоить технику. Рационализаторским, предложениям не было конца — некоторые в виде шуток, но были и достаточно полезные. Немаловажно и профориентационное значение работы, когда рядом с ребятами трудились люди разных профессий, обучая их своему ремеслу. Но, пожалуй, еще важнее — создание фундамента профориентации; навыка коллективной работы и моральной подготовленности к труду, то есть воспитание трудолюбия.
Участие детей в производительном труде сильно тормозят сторонники «воспитания без риска». Конечно, простительно сердобольной матери: «ЛТО — ни в коем случае, еще сорвешься откуда-нибудь. Поломаешь руки или ноги…» Но уже совсем другое, когда нам на стройке поручают лишь просеивать песочек. Можно ли школьнику работать на высоте четырех метров? Пятикласснику, пожалуй, не стоит (он будет баловаться), а восьмикласснику можно, даже необходимо подчас. Повышенная техника безопасности при работе школьников обязательна. Я не отходил от бетономешалки, пока на ней работали ребята. Но, по-моему, некоторые возрастные цензы по допуску молодежи к технике завышены. Конечно, можно допустить к бетономешалке лишь в 18 лет и вообще оставить детям работы типа склеивания конвертов, только не надо тогда им рассказывать о подвигах старших и упрекать в инфантилизме.

Прочтите у В.А. Сухомлинского, замечательного педагога и удивительного профилактика, тонко чувствовавшего реалии настоящей и будущей жизни, в том числе и технической: «Все мальчики четвертого класса умеют водить трактор, но не умеют еще запускать мотор, этому их, из соображений безопасности, научат лишь в пятом классе, и все умеют ездить на маленьких мотоциклах, специально для них сделанных…» Этим записям около 40 лет, но нельзя не почувствовать заботу большого педагога о вхождении своих воспитанников во все усложняющийся мир техники.

…Резкий троекратный свист с поворота полевой дороги режет воздух. Это условный сигнал: значит, едет комиссия, и все школьники со второго этажа сбегают на первый, и на почтительное расстояние от бетономешалки (там я остаюсь один) мальчишки уносят корыто, в котором деловито начинают новый «замес». Наверное, второй этаж телятника, который с ребятами из ЛТО мы помогаем строить подмосковному совхозу, не бог весть какая высота, а бетономешалка — это не танк и не самолет но …
Так где же мне, учителю, закалить своих учеников (некоторым ребятам через год в армию), если неукоснительно соблюдая технику безопасности, я не дам им осуществить свое право на испытания и риск?
Без риска и закалки, без доверия мы оставляем наших детей беззащитными перед испытаниями жизни.
Нетрудно догадаться, что дети и подростки найдут рискованные дела (если мы их не даем), совсем не там, где хотелось бы взрослым.

Отдых

Летние поездки были так же испытанием нашего умения отдыхать. Ребята часто выступали с концертами самодеятельности, остроумно поздравляли именинников, красочно и весело праздновали окончание работ. Играли в футбол, волейбол, настольный теннис, шахматы, шашки, с удовольствием и много купались. В 1980 году, олимпийском, мы трудились в совхозе «Вишневый» на окраине Кривого Рога. Конечно, пробиться в комнату, где стоял телевизор и шли передачи с Московской Олимпиады было тяжеловато, но у нас была и своя замечательная Олимпиада, по срокам превосходящая Московскую (ведь мы были любителями и могли соревноваться лишь в воскресенье или после работы). Был замечательный конкурс жриц, зажжение Олимпийского огня, Олимпийское знамя с огромными олимпийскими кольцами ( в знамени кладовщик к ужасу опознал совхозную простыню), соревнования по 14 видам, и конечно, медали «золотые», «серебряные», «бронзовые».
Была всегда и своя библиотека и свой библиотекарь: по договоренности, в поездку каждый брал 1-2 свои любимые книги, что и составляло наш фонд. Ну и, конечно, телевизор и кино. В Пятигорске, в соседнем санатории была открытая киноплощадка и каждый вечер мои «гаврики» занимали бесплатные места на широком каменном заборе. Администрация санатория, вначале возмущавшаяся, вскоре поняла, что со стихией бороться нельзя. Были ребята, которые считали, что трудовая деятельность дает им право на настоящий отдых, который они представляли в виде бесконечной картежной игры или самозабвенного (до сведения скул) лузганья семечек. Возможно, что был у некоторых соблазн пообщаться с «зеленым змием», но зная мои крутые меры (немедленное отправление домой), прецедент был во второй моей поездке — не рисковали.
Для краеведческой работы — невиданное раздолье. Ребята, работавшие в эстонском совхозе «Алатскиви», отправляются в увлекательные экскурсии в Пярну, Тарту, Таллин. В Пятигорске мы идем к подножию горы Машук, к месту дуэли Лермонтова. Из Кисловодска совершаем замечательное путешествие в «Долину нарзанов». Ребята ЛТО «Ейск -79» знакомятся с историей города , с мемориалом Поддубного, совершают поездку по Азовскому морю и т.д. И всегда мы старались лучше узнать историю и людей, достижения и планы того хозяйства, где мы работали.
Готовясь к поездке в Краснодарский край и изучая материалы битвы за Кавказ в годы Великой Отечественной войны, наши красные следопыты нашли материалы о подвиге у деревни Большие Салы Ростовской области: герои-артиллеристы под командованием Сергея Органяна и Сергея Вавилова повторили подвиг гвардейцев-панфиловцев.
Не все взрослые понимали, что наше объединение называется ЛТО (лагерь труда и отдыха), а не ЛТ. Помню разговор с управляющим одного из отделений подмосковного совхоза.
— Мы хотим сделать на территории нашего лагеря волейбольную площадку!
— Зачем?
— Для отдыха…
— А что, у вас остается свободное время?
— Да.
— Тогда пропалывайте свеклу!
— Мы ее и так сегодня пололи целый день.
— И у вас осталось свободное время?
И так далее без всякой надежды на взаимопонимание.
Не могу забыть своего педагогического поражения на «культурном фронте». Работая на Кавминводах, мы часто мечтали о поездке в «Долину нарзанов». Наконец сбылось… В саму долину транспорт не пускали и наш автобус остановился в 800 метрах от нее. Был прекрасный день, и, выгружаясь вместе со школьниками в радостном возбуждении, я не сразу заметил четыре фигуры, оставшиеся в автобусе, и, заглянув в салон, увидел нашего шофера, Васю рыжего и еще троих девятиклассников, завершавших нехитрые приготовления к картежной игре. «Как — люди приезжают сюда со всего света, чтобы полюбоваться красотой долины и испить нарзана, бьющего прямо из скал, возмутился я, — а вы не можете пройти несколько сотен шагов?!» Тщетно …

Воспитатели

Мы всегда старались начать подготовку к большой летней поездке заранее, желательно уже в зимние каникулы. Это давало нам возможность среди многочисленных школьных дел и забот не спеша и со вкусом изучать историю, географию и культурные традиции тех мест и тех людей, с которыми нам предстояло трудиться летом.
Самая сложная проблема — подбор педагогических кадров. Одно дело принципиально поддерживать трудовые школьные объединения, другое — отдать им большую часть столь долгожданного и необходимого для учителя отдыха.
К сожалению, практически за 35 лет никаких серьезных положительных подвижек в финансировании ЛТО не было: педагог получал свою школьную зарплату. А разве можно сравнить хотя и тяжелый учительский труд (но все-таки, имеющий какие-то временные поурочные границы) с круглосуточным бдением воспитателя ЛТО? Он отвечает за здоровье детей, за их жизнь днем и ночью, за качество работы, за питание, за отдых и тысячи других «за», он вместе с детьми ест, спит, отдыхает, трудится.

Самых теплых слов заслуживают учителя не раз работавшие в ЛТО: Нина Сергеевна Харитоновна, Екатерина Александровна Плотникова, Валентина Дмитриевна Лебедева, Валентина Ивановна Беззубова.
Благодаря энтузиазму и трудолюбию воспитателей, их любви к детям, атмосфера, несмотря на все лагерные трудности была жизнерадостной и строилась со стороны взрослых на принципе «строгой доброжелательности». Так было во всех (20-ти) поездках, кроме одной (вторая поездка в г. Ейск). В то лето две очень умные и трудолюбивые, но предпочитающие авторитетные методы учительницы, склонили, к сожалению, коллектив взрослых к неоправданным строгостям и мелочной опеки. Вот что писали в очередном анкетировании школьники:
«Главное — посылать в лагерь учителя, который пользуется наибольшим уважением у ребят. Лучшая дисциплина будет только в этом случае. Жесткого режима не должно быть. Если бы мне предложили ехать еще раз — я поехал бы, не задумываясь. Многое зависит от руководителя. Мы на себе не чувствовали власти Валентины Дмитриевны (Лебедевой), но вопрос дисциплины был поставлен как вопрос самодисциплины», — пишет Дмитрий И.
«Очень чувствовался нажим со стороны руководителей, постоянные упреки и недоверие. Радости от работы не получаешь, хотя по сравнению с другим лагерем работа в Ейске легче. Но прошлым летом не было такой напряженной атмосферы, и дисциплина была на высоком уровне, так же как и работа. Чувствовалось, что мы приехали работать и отдыхать. А в Ейске — как будто только на работу, да и ту данную в наказание… Мы считаем, что в лагере все должно строиться на доверии друг к другу»… Таня 3.
Вот сложнейшая и тончайшая воспитательная работа — работа по руководству детским самоуправлением, по обучению навыкам самоуправления. Совет бригадиров собирался каждый день, иногда большую часть его работы составляли «проповеди» взрослых. В Ейске, несмотря на огромную работу воспитателей, мы упустили тонкие нити по руководству самоуправлением, заменили их нажимом и горько за это поплатились.
Пытаюсь оправдать себя разными обстоятельствами, но все равно не легче, — как говорится, из песни слова не выбросишь.
Пять лет тому назад я повстречался с первым моим выпуском (им сейчас под 50). «А помните, Виллен Маркович», — спрашивают меня девочки — (а ныне бабушки) как проходил отбой, когда мы работали в Тамбове?» «Конечно, помню. Мы жили на окраине города в двухэтажном школьном здании на втором этаже. Один класс — спальня мальчиков, другой — девочек. Я подходил к спальне девочек, стучался и спрашивал? «Девочки, вы все на месте?» Получив положительный ответ, я желал вам спокойной ночи, запирал школьную дверь и отправлялся в спальню мальчиков, ложился на кровать, плотно стоящую к двери и довольный собой, засыпал».
«Стыдно нам признаться — говорят девочки (а ныне бабушки), что обманывали мы вас, доверчивого человека. Оставляли мы одну дежурную отвечать на ваше «спокойной ночи», а остальные по веревке спускались со второго этажа и гуляли до 2-х часов ночи» «Ну, не злодейки ли?»
И коллеги по трудовому лагерю часто обвиняли меня в излишней доверчивости и либерализме. С улыбкой вспоминаю наши первые по приезду на место собрания взрослых (детей уже уложили спать). М.С.Пестунович, многоуважаемый человек и талантливый учитель истории начинал свое выступление так: «Давайте решим, кто из нас будет «гадом»?»
Виллен Маркович на эту роль явно не тянет. А ведь в лагере совершенно необходима фигура, которая на все внережимные дела будет отвечать «нет».
Из сотен проблем, стоящих перед воспитателем в ЛТО, была непременно интересная, но деликатная и сложная проблема «мальчики — девочки».

Вспоминаю заметку в «Московском комсомольце», в котором молодая дама, корреспондент газеты, анкетируя 15-16 летних школьниц, задавала им вопрос: «Как часто вы меняете партнеров? » Можно выразить глубокое соболезнование этой женщине (да если бы она была в единственном числе!), но ведь ей, бедной, наверное, думается, что она очень современна и заботится о счастье детей, а на самом деле и она и редакция, пропустившая эту заметку глубоко несчастны, ответственны за нанесенный моральный ущерб и не дорасти им никогда до понимания истинной красоты и романтичности юношеских чувств.

Наш лагерь московских мальчиков и девочек, наполненный трудом, спортом и интересным отдыхом не мог быть не замеченным местной молодежью. В разведку естественно шли самые смелые (иногда и чересчур). Готовясь к поездке в ЛТО «Елочки — зеленые» (Солнечногорское лесничество, Крюковский базисный питомник), где мы должны были жить в лесу далеко от деревень, я опросил будущих участников о возможности включения в нашу бригаду собаки (желательно побольше размером). Габариты и строгость овчарки Рады, которую захватила с собой Света Н. превзошли все наши ожидания. Рада по данному ей хозяйкой указанию не пропускала ни одного мальчика на второй этаж (там была спальня девочек). Почему-то она не пропускала и меня.
Частенько приходили гости из соседних деревень (в основном юноши). Пока шли мирные беседы или спортивные игры (мы сделали свою волейбольную площадку), собаку держали в доме. Но если вдруг стрелка взаимоотношений начинала зашкаливать, я говорил Свете: «Погуляй с Радой» — и страсти утихали.

Много новых друзей вдали от дома обрели труженики ЛТО. Вместе с воспитателями и местными ребятами играли в футбол, волейбол, настольный теннис, бадминтон, шахматы, шашки. Помню, я очень гордился, что пробился в финал соревнований по шашкам, но был разгромлен в финале в пух и прах шофером нашего автобуса. Частенько местные были участниками наших походов и экскурсий и, конечно, краеведами.

«Да это просто не жизнь, а пастораль» — подумает читатель. В действительности эти светлые страницы нашего общения с местной молодежью перемежались с выпадами их некоторых представителей нецензурной брани, хулиганства и пьянства. Пики этих возмущений приходились, как правило, на выходные, особенно если в эти дни устраивались танцы или на дни получек.
Наше требование не появляться в лагере пьяным, хоть и не всегда выполнялось, но в основном было понятно нарушителям. А вот «вето» нецензурной лексике и состоянию легкого опьянения казалось им нарушением естественных прав человека. Хотя на головы запрещающих воспитателей и сыпались самые страшные угрозы, мы не держали зла на местных ребят. Во-первых, мы не могли не видеть, как некоторые из них в муках пытались построить продолжения в цензурном варианте. Во-вторых, мы понимали, что некоторые наши московские школьники по большему счету в этом плане не лучше.
И, в-третьих, были уверены, что значительная часть вины в неустроенности и огрублении детей и подростков лежит на взрослых. Только один пример. Мы работали в одном из совхозов Дмитровского района Московской области. Как обычно, вечером, и со стороны наших ребят и со стороны гостей изобретались разные способы затягивания отбоя. Да и кому захочется спать, если теплый вечер, идут неспешные разговоры «за жизнь», кто-то бренчит на гитаре и негромко поет.
Уступив (для компромисса) 30-40 минут, укладываем спать ворчащую молодежь; а под окнами еще долго курят и не расходятся наши гости …В ЛТО сон воспитателя очень чуток (по-другому и нельзя). Где-то в середине ночи мне стали слышны какие-то непонятные звуки за стеной нашей времянки. Посмотрел на часы: 2 часа. Вставать не хотелось, но тревожила неопределенность …Сделав несколько шагов от крыльца, я был поражен увиденным: юноша из местных в полуметре от нашего дома… копал яму. Лопату, как выяснилось в дальнейшем, он снял со стоявшего рядом пожарного щита. Это был хороший работник: стенки параллелепипеда удивили меня своей ровностью, да и глубина была уже к моему появлению более полутора метров. Спать я уже, естественно, не мог. Пока новоявленный «энтузиаст» закапывал (по моей просьбе) яму и рассказывал о житье-бытье молодежи в соседних деревнях, в моей голове кружилась неуспокоенная мысль: «Зачем он это сделал?» Не знаю и по сей день… Какой-то выплеск невостребованной энергии!? Привязать это к каким-нибудь коварным замыслам, направленным против нашего трудового лагеря тоже не получалось. Сам же «копатель» никак не мог объяснить своего «трудового порыва». Зато я услышал рассказ о полном небрежении дирекции совхоза запросами молодежи… Бывший спортивный комплекс для молодежи нескольких деревень давно уже развалился, а о новом никто и не думает заботиться.
Хочу высказать пожелание работникам школ, думающих о создании ЛТО. Если вам придется ехать в большие лагеря, объединяющие школьников разных районов или городов, непременно наведите справки о качестве охраны.

Я сравниваю две поездки: в Кривой Рог и Ейск. На окраине Кривого Рога, благодаря усилиям милиции мы жили спокойно, несмотря на высокий уровень криминогенности в городе.
В Ейске, напротив была очень сложная, тревожная обстановка: нескольким дружинникам было не под силу удержать порядок в большом лагере, в особенности в вечернее и ночное время. Школьники ЛТО из шести российских городов и плюс местные хулиганы; все это было чревато самыми серьезными ЧП. Которые, к сожалению, и случались.

Родители

Учителю, классному руководителю трудно знать всех родителей, их методы воспитания и микроклимат каждой семьи. ЛТО дает возможность увидеть главное результат. Большой благодарности заслуживают родители, понимающие свои и школьные промахи в трудовом воспитании и всячески поддерживающие создание ЛТО. Я постоянно мысленно обращался к родителям: к одним со словами благодарности, к другим — с упреком.
Пожалуй, больше всего огорчало отсутствие у школьников чувства бережения, бережливости ко всему: пище, одеже, природе, людям. ЛТО дает некоторым, к сожалению, единственный в своем роде урок жизни большой семьи: чувства локтя, неприхотливости в еде, самообслуживания, заботы о ближнем; ломает отношение к «черному» труду, как к труду низкому. Наверное, теперь нетрудно будет приготовить дома обед на трех человек, если в ЛТО ты готовил его на пятьдесят, и помыть в квартире пол, если в лагере ты мыл в свое дежурство всю спальню. Я хочу, чтобы школьники задумывались над тем, а кто в их доме каждый день делает необходимую черновую работу. Несколько перефразирую для них слова замечательного хирурга и ученого Н.М. Амосова: «Нужно исподволь приучать ребенка к напряжениям и выполнениям неприятных дел, — это воспитание воли. В жизни взрослых неприятных обязанностей и напряжений гораздо больше, чем приятных. К словам «нужно», «должен» приходится приучать с раннего детства! И в любом труде закономерна здоровая усталость; не надо бояться трудового пота…»

Еще одна забота: не все бывало хорошо с умением и желанием поддерживать в чистоте свое жилье, свой костюм. Наверное, за многих дома это делает мама или бабушка.
Хочу предупредить родителей, чтобы не очень волновались в ожидании писем от своих чад, работающих в ЛТО (особенно от мальчиков). Несмотря на подсказки воспитателей, некоторые помногу дней не могли скомпоновать какое-то вразумительное послание. К тому же не все школьники берегут своих родителей. Сегодня, скажем, мальчик Витя перегрелся на солнце и поэтому пишет слезное письмо домой. Родители в панике бегут за билетом на самолет. А Витя на другой день уже здоров, но сообщить об этом он «почему-то» забывает.
Низкий поклон родителям, воспитавшим в детях, а скорее всего передавшим свое умение сопереживать другим. Один эпизод … Мы, воспитатели всегда трудились вместе с детьми. В этот день была прополка, которую я не любил, потому что всегда был сзади в силу своей близорукости и излишней тщательности. Через час, полтора после начала работы пошел дождь, сначала слабый, а потом все сильнее. Закончившие свои грядки убегали в укрытие. «Может кто-нибудь поможет» — думалось мне, да и, наверное, группе ребятишек, оставшихся в поле. Такие люди нашлись (их было 2 из 26). Пусть родители этих мальчишек не печалятся, что в школе их именуют дурацким словом «троечник». Они дали самое главное своим сыновьям — доброе сердце и чувство локтя. А выучить математику и русский язык — какие проблемы!?

Здоровье

«Тебе в ЛТО ехать нельзя, — уговаривали некоторые мамы своих чад, — у тебя организм не закаленный, непривычный к нагрузкам, подверженный заболеваниям». Пожалуй, трудно придумать что-либо более подходящее для закалки, чем ЛТО: режим, зарядка, купание, спорт, отдых на лоне природы, посильный труд делают людей ловкими и выносливыми. Были, конечно, и болезни, пожалуй, больше всего простудных; в основном, действительно от незакаленности, от неумения выбрать по погоде одежду, а в случае надобности высушить ее. Но что очень примечательно (подтверждает опыт всех поездок), всякие простуды, ОРЗ, ангины и прочее проходили в два-три раза быстрее, чем в Москве. Безусловно, отсутствие физического труда, общения с природой и «сидячая» жизнь требуют тяжелую дань здоровьем наших детей.

Конечно, школьники могут трудиться и в городе. И все же, мне думается, предпочтение надо безусловно отдать трудовым объединениям, вывозящим городских школьников на работу в сельское хозяйство, в лесничества. Это необходимо для их здоровья.
А оно оставляет желать лучшего. Школу, к сожалению, можно назвать «вредным производством». Коль скоро за время пребывания в ней здоровье детей ухудшается в два, три, а то и более раз.
Сорок лет я слежу за статистикой заболеваний школьников. Существуют две тревожные тенденции: 1) Ухудшение здоровья от первого класса до последнего, 2) Ухудшение здоровья детей одной и той же параллели от года к году. Конечно, есть проекты школ, в основу программ которых, заложены идеи сбережения и укрепления здоровья детей (физического, психического и нравственного), а доминанта — природосообразностъ обучения и воспитания.
Но ждать родителям и учителям нельзя. Они должны воспользоваться любым вариантом, который приблизил бы детей к природе, посильному и полезному труду, помог бы бороться с «сидячей» школой. Не упустите возможности поездки в ЛТО — они жизненно необходимы детям.

Добрые следы

… Мы с большим трудом вмещаемся всем отрядом в кабинет директора подмосковного совхоза «Борец». Он рассказывает нам об истории совхоза, о перспективах его развития, о том, какую продукцию и сколько дает совхоз государству. Потом нас везут в агрохимическую лабораторию, затем в поле. Ребята слушают с особым вниманием, ведь мы не просто экскурсия, мы будем работать на этой земле, на ней должны остаться наши добрые следы.
География наших трудовых десантов разнообразна: Московская область и Краснодарский Край, Пятигорск и Тамбов, Нечерноземье и Волгоград. И после каждой поездки ребята по-иному смотрят на географическую карту, по-иному читают газетные сообщения, ищут строки о тех местах, где внесли свой посильный труд, где оставили добрые следы.

Наши заповеди просты:

1.Любая работа должна быть выполнена с высоким качеством. Не было поездки, где бы наш отряд или наш лагерь не был бы в числе лучших;
2.С любовью изучай ту землю, на которую приехал, на которой трудишься.

Море

… Проездом с Кавминвод останавливаемся на одном из «диких» пляжей Азовского моря. С вечера выясняю: кто купался в море ночью — никто; кто хочет купаться ночью — все. Просыпаюсь в два часа ночи: на небосводе огромная лунища, в палатках мерное сопение и храп. Кричу во весь голос (как здорово — никто не делает замечания): «Кто купаться — подъем! » Никакого впечатления. Договорились, что буду кричать только три раза. После второго призыва тоже никого. Жалко, что ребята не увидят этой красотищи. После третьего крика высовываются сонные физиономии — в надежде, что я пошутил и можно снова вернуться в теплую постель. Из 43 «гавриков» набралось 14 смельчаков. Вода теплейшая, но нам после сна кажется холодной. Наконец с криком отчаяния — бултых! И прыгаем по бесконечно длинной лунной дорожке, брызгаемся, напоминая, наверное, со стороны группу буйнопомешанных русалок и водяных…

На следующий день я предложил школьникам измерить ширину таганрогского залива с помощью «теоремы синусов» (соответствующий инструментарий у нас был). Ребята смотрели на меня с глубокой грустью и сожалением. «Неужели — читалось в их взглядах, — эти занудные «синусы» могут иметь какое-то отношение к реальной жизни, к этому белому песку и синему морю? » Но энтузиасты нашлись, ширину залива измерили (с контролем) и были удивлены, как сильно они разошлись с глазомерной прикидкой расстояния через большое водное препятствие.

Слово детям

ЛТО жизненно необходим школьникам. Этим замечательным объединениям можно без сомнения предсказать большое будущее. Вот что пишет бывшая семиклассница Света Н., впервые побывавшая в ЛТО: «Вообще-то я лагеря не люблю. Сколько раз я была в пионерских лагерях и скучала от безделья. Но побывав в прошлом году в трудовом лагере, мнение свое о лагерях я сильно изменила. Мне, да и другим ребятам тоже так понравилось в «Елочках зеленых», что мы даже зимой ходили в поход на лыжах проведать наше хозяйство. Чем мне нравится этот лагерь? Прежде всего, дорого то, что в нем сделано почти все своими руками: вставляли стекла, ремонтировали и мыли свой дом, потом ребята сами строили спортивную площадку, а на небольшом прудике смастерили плот, на котором мы часто катались не без забавных, смешных приключений.
Мне в лагере понравилась та дружеская обстановка, которая в школе не так уж часто бывает. Во многих случаях принимать какие-либо решения должны были мы сами, сами в основном могли распределять свое свободное время. Можно было читать или играть в волейбол, или в футбол (да мало ли разных занятий), а не как в пионерском лагере — все развлечения строго по расписанию. Здорово было, когда сами мы готовили ужин, а особенно в воскресные дни, когда готовили и завтрак и обед; здесь тоже не обходилось без смешных случаев, без шуток, но еда всегда получалась очень вкусной.
Трудовой лагерь помог мне лучше узнать моих товарищей, но главное — узнать себя. Поняла я, что человек я еще очень слабенький, не привыкший к труду, со слабой силой воли и что мне надо над собой очень усиленно работать, чтобы стать Человеком, что является основной моей целью ни ближайшее будущее и вообще на всю мою жизнь.
Я бесконечно благодарна тем, кто предложил идею о трудовых лагерях и воплотил ее в жизнь, и что я попала в этот лагерь именно в прошлом году, после седьмого класса, а не позже, так как сейчас, в восьмом классе, анализируя свои действия и поступки в лагере, я твердо могу сказать, что я способна, что я могу…”

«Юный топограф»

Кроме больших каникул летних у школьников есть небольшие каникулы осенние, зимние и весенние. Мне очень хотелось и их использовать для трудовых поездок на природу. Расскажу об одной.
… Каждый школьный день окрашен по-своему. Этот мне запомнился блестящим. Блестело январское солнце, глаза жмурились от ослепительного блестящего снега, и какой-то особый блеск исходил от маленького автобуса «рафика», стоящего на школьном дворе. (Очень хотелось подойти и погладить его сочно-зеленые бока.) Как-то не верилось, что мы сейчас уедем на все зимние каникулы, что очень солидное и большое предприятие нуждается в работе нашей группы «Юный топограф», составленной из 10 «трудных» мальчишек. Нет даже обычной «жизнерадостной» возни. Ребята деловито ставят наш нехитрый инструментарий: треноги, вешки, ящики. В глазах провожающих школьников и учителей недоверие: неужели эта «шпана» , из 10 семиклассников, терзающих школьный покои, способна на что-нибудь дельное. Автобус мчит по Волоколамскому шоссе. Я рядом с шофером, ребята сзади. Шутят, но скованны. Для нас это большое испытание. Мои коллеги с большим недоверием отнеслись к поездке.

Работа предстоит серьезная: надо сделать топографическую съемку большого пионерского лагеря. И нужная. И срочная (ребята знают об этом). Без плана не могут начаться работы по усовершенствованию водопровода и канализации. Вот и лагерь. Нас уже ждут. В комнате, ослепительно залитой солнцем, 11 кроватей с белоснежными простынями. Рядом зал с большим телевизором и настоящим большим бильярдом. Неужели можно и поиграть, погонять эти блестящие костяные шары по темно-зеленому полю?! Оказывается, к нам приставлен персональный повар. Это уже слишком! В некотором замешательстве съедаем замечательный борщ, котлеты с жареной картошкой, пьем кофе. Правда, такой был и уговор с заводом; мы делаем топопланы, а вы содержите нас на полном пансионе. Но ребята не ожидали столь непривычной для них заботы со стороны взрослых, комфорта, отношения как к нужным работникам. Чувствуем себя не в своей тарелке, ведь «трудный» тот, кому трудно живется, кто на долгое время лишен заботы и внимания. Дело теперь за нами.
Выходим в «поле». Осматриваем участок, намечаем план работы на завтра и режим дня… Уснуть не можем долго. Особенно я. Тревожусь: как пойдет дело? Не учинят ли драку? Не сломают ли чего, не полетит ли вообще в «тартарары» все эта затея?
Через две недели возвращаемся домой. Работу полностью закончить не удалось (не хватило технической выучки), и уже доделывать мне ее помогли выпускники. Но потрудились хорошо, со вкусом, без ЧП. Домой ехали на том же «рафике». Много смеялись — все опасения остались позади. Видно, не так уж это мало: посильный нужный людям труд, чистая простыня после ужина, доверие и строгая доброжелательность взрослых. А что-то ждет дома?

«Муравей»

Читатель, наверное, уже догадался, что у меня было сокровенное желание заниматься со школьниками трудовой деятельностью круглый год.
На поиски объекта ушло почти полгода, так как думая о структуре новой школьной организации, мне хотелось сразу «убить несколько зайцев». Во-первых, чтобы и в учебное время в Москве, дети имели оплачиваемую работу, дающую им возможность иметь «кусок хлеба с маслом» и скромные карманные деньги. Во-вторых, чтобы это была природоохранная деятельность. Я уверен, что за работами по благоустройству и озеленению будущее основных трудовых приложений школьников и студентов. В-третьих, следуя мудрому совету К.Д. Ушинского двигаться «концентрическими кругами» ,хотелось найти объект недалеко от школы. В-четвертых: работа должна быть посильна детям и строго соответствовать требованиям технической безопасности. И, в-пятых: я хотел иметь возможность включать в состав бригады ребят любого возраста; в экспедициях и ЛТО инструкция запрещала брать младше 14 лет.
Такое место было найдено: Исторический парк Московской сельскохозяйственной Академии им К.А. Тимирязева. В этом замечательном парке (площадью 82 га) 28 марта 1988 года начала трудиться наша Детская трудовая экологическая бригада «Муравей». Но об этом уже в другой раз, если на то будет Ваше желание и «добро» редактора. Успехов.

«Муравей»

из опыта природоохранной деятельности школьников

Дети живут в мире, который построен взрослыми. И доверяют им. «Доверчив, — говорят — как дитя». Надо не потерять этот ценный дар, ведь без доверия не обустроить наш общий дом Землю, не уберечь Природу и Человека как ее часть, ее дитя. Время все больше убеждает: лишь природосообразные конструкции человеческой деятельности, природосообразное обучение и воспитание смогут сохранить жизнь и здоровье наших детей, не обманув их доверие.

В многолетнем общении с детьми были временные промежутки, когда я чувствовал, что теряю стержень природосообразного воспитания и вместе с ним право на доверие ребят. Это случалось, когда воли, сил и инструментария не хватало, чтобы уберечь моих подопечных от голода и унижения.

Среди многочисленных проблем по бережению здоровья детей и их экологическому воспитанию взрослые, безусловно, во главу должны поставить решение проблемы недоедающих и голодных детей. Такие дети были всегда, в последние перестроечные времена их стало катастрофически много.
21 лето я провел со школьниками, ребятами в экспедициях и ЛТО (лагерях труда и отдыха) – это 998 добровольцев. География поездок обширна: Подмосковье, Тамбов, Кисловодск, Пятигорск, Ейск, Кривой Рог и др.
Об этом можно написать толстую книгу трагико-комического содержания. Были тысячи забот. Но одна стержневая: не должно быть голодных. Хотя питание почти всегда было сытным (естественно простым) частенько приходилось дополнительно подкармливать отдельных добровольцев (в основном мальчиков). Когда мы работали на строительстве телятника в Шаховском районе Московской области, пришлось организовать второй ужин. Ребята почему-то называли его «коммунистическим». Наверное потому, что хотя в меню и было всего два пункта: хлеб и молоко, но давали и того и другого вдоволь. Скептики утверждали, что мы держимся лишь на дотации РОНО и финансовой поддержки родителей.
Действительно, в доперестроечные времена были неплохие подпитки со стороны государства, но мне казалось, что старшеклассники могут прокормить себя сами.
Перед одной из поездок я предложил ребятам, переходящим из 8-го класса в 9-ый провести эксперимент: поехать, не взяв ни копейки у РОНО и родителей.
Заработав в конце учебного года некоторую сумму на лесоскладе (работали, естественно, только мальчики), наш отряд в 35 человек отправился на уборку овощей в Дмитровский район Московской области.
По окончании работ на платформе «Морозки» Савеловской железной дороги выдавал я зарплату: кому 3 рубля, кому — 5; но ребята не очень печалились, ведь, наверное, впервые в жизни полностью прокормили себя сами.

В Москве было сложнее: ведь бюджет и финансовые установки семьи школьника – это практически запретная зона. Проблема недоедающих и голодных детей, поэтому требовала поиска новых подходов и решений.
Хотелось бы поделиться опытом создания детской трудовой экологической бригады «Муравей».
Думая о ее построении, мне хотелось сразу «Убить нескольких зайцев».

  • Во-первых, чтобы и в учебное время в Москве, дети имели оплачиваемую работу, дающую им возможность иметь «кусок хлеба с маслом» и скромные карманные деньги.
  • Во-вторых, чтобы это была природоохранная деятельность. Я уверен, что за работами по благоустройству и озеленению будущее основных трудовых приложений школьников и студентов.
  • В-третьих, следуя мудрому совету К.Д.Ушинского двигаться «концентрическими кругами», хотелось бы найти объект не далеко от дома и школы.
  • В-четвертых, работа должна быть посильна детям и строго соответствовать требованиям техники безопасности.
  • И, в-пятых, я хотел иметь возможность включать в состав бригады ребят любого возраста; в экспедиции и ЛТО инструкция мне запрещала брать младше 14 лет.

5 месяцев продолжались мои поиски. Но я был вознагражден сторицей!
На северо-западе Москвы примыкает к Тимирязевскому лесу, охраняемы государством уникальный памятник садово-паркового искусства XVIII века. Исторический парк московской сельскохозяйственной Академии имени К.А.Тимирязева.

История парка связана с именами Шуйского, Нарышкиных, Разумовского, Петра I.
В 1865 году была открыта Петровская земледельческая и лесная академия. Устроители академии весьма бережно отнеслись ко всему дворцово-парковому ансамблю. По проекту Н.Бенда было построено уникальное по архитектуре (сочетание барокко и классицизма) каменное здание. А в 1923 году Петровская академия была реорганизована в сельскохозяйственную академию имени К.А.Тимирязева, а чуть позже, примыкавший к главному зданию академии, удивительный по красоте парк, заложенный 300 лет назад и сохранивший свою планировку до наших дней, был назван «Историческим».

В этом замечательном парке (площадью 82 га) 28 марта 1988 года начала трудиться наша детская трудовая экологическая бригада «Муравей».
Первыми «муравьями» были ребята школы №207 Северного округа Москвы и детского дома № 8. В дальнейшем ее основу составили ученики школ № 929 и № 216, хотя она была открыта для всех желающих с 6 лет.
С момента своего основания в «Муравье» потрудились 390 ребятишек (390-ый «Муравей» — ученик школы № 216 Виктор Тихомолов)

Работали мы все девять учебных месяцев (с сентября по май), два раза в неделю по 2 часа. Нашей задачей была сохранность и благоустройство парка. Убирали листву, ремонтировали дорожки, прочищали канавки, собирали сучья и ветки после сильных ветров и санитарных уборок, сеяли траву, вносили удобрения, выравнивали газоны, окапывали корни деревьев, подготавливая их к корчеванию, вешали скворечник, зимой убирали снег.
В послевоенные годы в парке поставлен памятник в честь погибших в Великой Отечественной войне «тимирязевцев» — преподавателей, студентов и служащих академии. Это был наш «объект №1». С него начиналась работа в любое время года, чтобы каждый мог прийти и поклониться памяти павших. Горестно признаться, но под Новый год приходилось особо охранять высаженные вокруг стелы ели от недобрых людей.

Работая добросовестно и с высоким качеством (чему я придавал первостепенное значение), бригада заслужила любовь и уважение взрослых, «наши муравьишки» — ласково называли они детей. Сотрудники парка рассказывали школьникам о его истории, архитектурных задумках его создателей, о парковой флоре и фауне, проводили экскурсии в соседний дендропарк.
Исходя из существующих расценок, детям выплачивалась зарплата, часть которой по добровольному желанию каждого их них могла поступать на благотворительные нужды. Мы посылали деньги в фонды пострадавших от землетрясений, в фонд спасения зоопарков, на строительство памятника, погибшим в Афганистане, в Советский детский фонд на строительство семейных детских домов. В праздничные дни возлагали цветы к памятнику погибшим.

Сколько было сломано копий в педагогическом мире по вопросу об оплате труда детей!
В каких пропорциях сочетать труд платный и бесплатный? Выдавать ли деньги каждому ученику на руки, вручать родителям или переводить на счет школы?
В 1983 году я присутствовал на одном совещании, лейтмотивом которого было: «Дети и деньги – понятия не совместимые!» Чтобы сказали эти взрослые сегодня?
Я всегда был сторонником выдачи денег персонально каждому ребенку. Это уменьшало вероятность остаться ему голодным. Многие школьники доверительно рассказывали мне о статьях своего скромного бюджета. Одни легкомысленно (с точки зрения взрослых) тратили свои деньги на мороженое, конфеты, кино (тогда оно еще было доступно детям), на необходимые в жизни и учебе мелочи.
Некоторые копили на серьезные покупки: на хоккейную клюшку, клетку для попугая, на подарки друзьям и близким. Один «муравей» полтора года откладывал деньги, чтобы купить маме в подарок полное собрание сочинений любимого ею писателя. Кто-то просто делал небольшой (но очень важный) вклад в семейные расходы.
При сборе добровольных пожертвований я не позволял себе ни малейшего нажима или выражения неудовольствия. Интересно было в этот момент наблюдать за школьниками. Некоторые, после моего рассказа об адресате и целях пожертвования, были готовы отдать всю свою зарплату (чего я, естественно, не допускал); у других – самые проникновенные слова с трудом выжимали копейки.
Расчеты зарплаты внутри бригады осуществлялись исходя из возрастных коэффициентов: так семиклассник имел коэффициент 1.0; шестиклассник – 0.9; восьмиклассник – 1.1 и т.д. Были у нас и «ветераны труда». Это звание присваивалось «муравью», работающему добросовестно и с высоким качеством и имеющему не менее 50-ти выходов на работу. За каждые следующие 50 «трудодней» «ветеран труда» получал прибавку к своему коэффициенту 0.1. Значит, семиклассник, выходивший на работу 150 раз и добросовестно трудившийся, имел уже коэффициент 1.3.

Бригада могла повысить или понизить коэффициент любому «муравью» исходя из качества его работы.
Об одном «секрете» от детей. Все школьники твердо знали, что «получка» 5-го числа каждого месяца (если только оно не попадало на выходные дни). Я хотел приучить детей к тому, что задержка зарплаты – «ЧП», нарушение прав работающего. Приходилось платить «свои», а через несколько месяцев восстанавливать семейный бюджет. Каждый ребенок получал все деньги на руки и ставил свою подпись в официальной ведомости.

С директорами ближайших школ была договоренность присылать в нашу бригаду «трудных» ребятишек. Я всегда верил в оздоровительные силы природы и труда, и мне радостно было видеть с какой охотой и сноровкой после «сидячей» школы они работают в этом чудесном липовом парке, созданном мастерами ландшафтной архитектуры.

Парк окружал нас многоцветием осени, зимы, весны: мы прикасались к тайнам флоры и фауны, а самое главное – мы оставляли «добрые следы». Уходя из парка, оглянувшись, было приятно видеть аккуратные и чистые дорожки и газоны, услышать слова благодарности.
Как-то зимой подошли две пожилые женщины, попросили снеговые лопаты и немного поработали с нами, разговорились: оказалось, что они специально приезжают в парк лечиться. Я и сам раньше замечал, что приходя «на муравья» с каким-то недомоганием или тяжелым настроением, полностью избавлялся от них к концу работы. Крепчали и мои «муравьи», это особенно было заметно на тех ребятишках, которые работали в бригаде долго.

Была у нас и своя «полевая почта». Придя на работу, мы обменивались литературой, журналами, газетными вырезками, посвященными экологическим проблемам и замечательным людям, сберегающим природу.
Из новых журналов наиболее читаемым был «Муравейник», а из старых: «Вокруг света», «Человек и природа». «Юный натуралист». Я часто рассказывал школьникам о деятельности «Гринпис». Каждый 50-ый «Муравей» получал в подарок книгу о природе.

Из переписки с нашими «зелеными» единомышленниками, наверное, самыми интересными были связи с юными экологами Кольского полуострова из города Апатиты: их рассказы о природной деятельности в Мурманской области, о дружбе с юными скандинавскими защитниками природы.
В феврале 1995 года мы получили из Новосибирского городского детско-юношеского объединения «Центр экологической инициативы» книгу «Тропой природных достопримечательностей», написанную совместно взрослыми и детьми о пятилетнем опыте работы по созданию экологических троп в условиях сибирской природы.

Частенько к работе нашей бригады присоединялись родственники «муравьев», мои выпускники, а иногда и люди, просто гуляющие в парке.
Администрация парка с трудом согласилась на мое условие не лимитировать количества школьников, вышедших в любой день на работу. Мне же оно давало возможность сохранить важный принцип добровольности. Бывало, что работали 4-5 школьников, иногда более 30-ти, оптимально 12-15 человек.

Читатель, ребенок или взрослый, наверное, задаст вопрос: «А почему все в прошедшем времени? А нельзя ли и мне побывать в этом замечательном историческом парке и поработать вместе с «муравьями»?»
К сожалению, работы (будем надеяться временно) прекращены. Для их возможного и желательного продолжения необходимо соблюдение одного из пунктов договора с администрацией Московской сельскохозяйственной академии имени К.А.Тимирязева. Он гласит, что в дни и часы работы нашей бригады «Муравей» к ней прикомандировывался один из сотрудников исторического парка: цветовод, лесовод, биолог, эколог. Первые пять лет это условие неукоснительно выполнялось. Школьники получали необходимые и грамотные пояснения к выполняемым работам, узнавали много интересного о флоре и фауне парка. С 1994 года нас оставили одних, вручив ключи от сараев с инвентарем. Но «свобода» эта не радует – нам нужны рассказы профессионалов, а ведь сельскохозяйственная академия – это целый город с тысячами студентов, имеющая кафедры экологии и лесоводства и уже четыре года существующий экологический факультет. А значимость и пользу природоохранной деятельности детей переоценить трудно. Вспоминаю, как несколько недель мы следили за эпизодами войны между совой и вороньем и жалели, что около нас не было профессионала, знающего много интересного о повадках этих птиц.

С 1997 года, когда наша бригада «Муравей» попала в справочное пособие «Экологическое образование в России», идут к нам письма с рассказами и предложениями по охране природы от преподавателей и школьников разных регионов России.
Мы радуемся, что ширится участие детей в бережении своей Земли и мечтаем снова вернуться в свой любимый исторический парк.

Дети и экология: 21 век

Второй Международный фестиваль «Дети и экология: 21 век»
Заявка на участие №00283  Детский экологический центр «Муравей»

«Школа 21 века — школа здоровых детей»

I

Дети живут в мире, который построен взрослыми. И доверяют им. «Доверчив — говорят — как дитя».
Память 20 века хранит эпизоды, в которых лучшие из взрослых пытались спасти детей Испании, детей Вьетнама от войн. И все же уходящий век чаще всего, как и предыдущие века не мог уберечь детей, не мог защитить их жизнь и здоровье в многочисленных политических, религиозных, этнических и социальных конфликтах. Невиновные дети терпели лишения, болезни, голод и гибли вместе со взрослыми, развязавшими эти конфликты и повинными в них.

Во все века стихийные бедствия, землетрясения и цунами, ураганы и наводнения, лесные пожары и засуха несли разрушение, а подчас и смерть взрослым и детям.
Казалось, что человек XX века, научившийся в какой-то мере предугадывать эти дыхания земли, человек сумевший найти защиту от эпидемий многих опасных болезней, человек, сделавший гигантские шаги в науке и технике, должен жить долго здоровым и счастливым. Должен передать опыт здорового образа жизни своим детям и внукам.

Удивительные победы передовой медицины, огромные масштабы фармацевтического производства должны были бы подтвердить эти оптимистические прогнозы. К сожалению, факты и цифры говорят об обратном. Причем не об отдельных случаях, а о тенденции. В детской среде особенно тревожит увеличение количества новорожденных с отклонениями в здоровье и рост числа заболеваний школьников от класса к классу. Может быть тревожность преувеличена? Нет. К концу школы около 85% «хроников». Обеспокоенные сигналы из военкоматов и роддомов подтверждают худшее. И не обязательно быть врачом-педиатром или ученым-экологом, чтобы почувствовать, как омолаживаются многие болезни, как становится все больше детей с расстроенной психикой и увеличивается число вспомогательных учреждений, как сильно дыхание расползающихся зон экологических тревог. Неужели экологические беды — неизменные спутники технического прогресса, и можно ли его назвать «прогрессом» вообще, и как им соотноситься в XXI веке, чтобы сберечь жизнь и здоровье доверившихся нам детей?

Где же искать выход? Какой должна быть стратегия взрослых, чтобы сохранить детей? Ответ напрашивается единственный: надо изменить «поток сознания».

Человек — часть природы и вся его деятельность должна быть природосообразной, если он хочет остаться живым и к тому же здоровым физически и нравственно. Природа не погибнет. Намучившись, она просто сбросит с себя людей с их телефонами и самолетами, ведь для биосферы червяк намного полезней неразумного и хищного человека.

Уж не зовете ли вы нас назад, в пещеру? Нет, в пещеру сейчас нельзя, даже если бы очень захотелось. Нам нужны в большом количестве высококвалифицированные ученые, инженеры, рабочие, чтобы остановить или перепрофилировать экологически опасные производства, чтобы не оставить своим детям и внукам страшные подарки в виде складов взрывчатых веществ, в виде радиоактивных отходов и отходов химического производства.

Сторонники технократического развития, считающие, что «природа потерпит» любят повторять: «Мысль остановить нельзя». Это правда, но не совсем: бредовые мысли надо останавливать. Человек, создающий газовые камеры для уничтожения взрослых и детей, атомное и бактериологическое оружие или залезающий к вам в подсознание в желании сделать вас «зомби», разве это ученый или мыслящий человек или тем более «мыслитель»?

Надо отказаться от силового диалога с природой. Даже лучшие из нас все-таки считают, что природа должна служить человеку, а не наоборот.

Сохранение внешней среды в наиболее естественном ее виде может быть осуществлено лишь при условии смещения центра тяжести в вопросе отношений человека и окружающей среды с «внешнего плана» на «план внутренний» — то есть с разрешением вопроса внутреннего преобразования человека. Принципиальные философские и научные обоснования этого преобразования содержатся в трудах видных русских ученых и мыслителей: В.И.Вернадского, К.Э.Циолковского, Н.Ф.Федорова, В.Ф.Купревича.

Человечество могло пойти в своем развитии по пути биологическому, по пути собственного внутреннего совершенства, без компьютеров (зачем они, если в человеке удивительный компьютер, используемый лишь на 5-10%), без средств информации и коммуникации (ведь можно развить телепатические способности).

Но человечество выбрало другую дорогу, другой путь — «технократический». Упоенный «победами» науки и техники, игнорируя в своей деятельности принцип природосообразности, человек вольно или невольно разрушал сущностные связи в природе, заглушая и теряя в себе ритмы земли, космоса, порождал такое количество откликов-последствий и такой силы, что прогнозировать и гасить их отрицательные воздействия с каждым годом становилось все труднее.
Борьба за чистую воду, за чистый воздух, за сохранность лесов требует по нарастающей все больше сил и средств. Неумолимо растет число городов, в которых выбросы вредных веществ превышают ПДК. В районах «великих» строек, вдоль трасс нефтепроводов и газопроводов изуродованной природе остается только роптать и умаляться перед «достижениями» «цивилизованного» человека. Растет и составляющая экологического фактора в возникновении и течении болезней взрослых и детей. Атомное лобби, скрывшее преступление на Урале и пытающееся преуменьшить беды-последствия Чернобыля, строит планы о строительстве новых атомных электростанций в России, а заодно и о превращении страны в международную свалку радиоактивных отходов. А кто в ответе из взрослых за детей-уродов, родившихся близ зоны испытания ядерного оружия на Семипалатинском полигоне?

Принес ли «технократический» выбор человеку здоровье, счастье, независимость и спокойствие? Может быть они заложены в удивительных победах в космосе и микромире, в обгоняющих друг друга технологиях, во все расширяющемся кругозоре с помощью средств массовой информации? Нет. На лицах современников тревога и растерянность, напряженность и озабоченность, агрессивность и усталость, подчас скрытые за маской непринужденности и нарочитой веселости.

Атрибутами «цивилизованного» общества стали насилие, убийства, наркотики. Переполнены больницы и тюрьмы. Много незащищенных брошенных детей. Люди научились летать в воздухе как птицы, научились плавать в воде как рыбы. Теперь им надо научиться жить на земле по-человечески, в согласии со своей матерью-Природой.

Наверное, самые часто произносимые слова современного общества — это «свобода» и «независимость». Как и в прежние времена, мы остались в зависимости от обстоятельств, денег, от желаний, растущих в геометрической прогрессии, непогоды и многого другого. Но XX век усилил нашу зависимость от чужих мнений (благодаря СМИ), от гордыни (благодаря «победам» над природой) и от внешних условий. Желание постоянно жить комфортно, сыто и тепло делают нас все более изнеженными и зависимыми.

Окруженный техникой человек лишился возможности своего собственного биологического развития, стал почти полностью зависимым, приделав себе технические «костыли», технические «протезы» (и еще «протезы» психологические). Он стал жить искусственно, в изоляции от природы, от ее живых тел — воздуха, воды и земли, защитившись стенами домов, своей одеждой, и потерял при этом устойчивость организма к всевозможным изменениям, как искусственного, так и естественного происхождения. Удаляясь от природы, мы стали больше болеть, стали терять веру в ее целительные способности.
Нам так хочется, чтобы без всяких усилий с нашей стороны новейшее лекарство или модный экстрасенс (пусть и за большие деньги) моментально вылечил бы нас. Мы смиренно готовы стать зависимыми пациентами, не желая уяснить для себя, что главное лекарство человека — он сам, что по гениальной задумке человек скроен как идеальная самозащищающаяся и самовосстанавливающаяся система и сохранить здоровье можно используя лишь резервы и адаптационные возможности «естественной аптеки» самого организма. Самые страшные болезни нашего века — это болезни, покушающиеся на иммунную систему, на способность человеческого организма самому себя беречь и восстанавливать.

Из выступления Ю.М.Орлова, доктора психологических наук, профессора, заведующего кафедрой педагогики и медицинской психологии Московской медицинской академии имени И.М.Сеченова:
«… Я знаю исследования, в которых изучался вопрос, сколько вредных веществ мы вводим в организм через удобрения, пестициды и т.д. И если взять и измерить воздействие этих вредных веществ на нашу внутреннюю среду, то на первом месте по ее разрушению все-таки будет стоять медицина. Вы только посмотрите, что такое медикаментозные назначения человеку при болезни. Это массированное воздействие огромного количества химических веществ, которые разрушают организм. Подумайте хотя бы о том, что если мы знаем прививки от десяти болезней и этим подстегиваем нашу иммунную систему, то что будет, если мы выработаем прививки от тысячи болезней и станем их все применять? Нашей иммунной системе тогда не позавидуешь!»

Человек, являясь частью природы, ее сыном может бать здоровым физически и нравственно лишь в единении с нею, подчиняясь ее законам. Здоровье — это мера правильного поступка человека в природе, правильного мышления, правильного природосообразного образа жизни. И наоборот, болезни или другие неприятности — результат ошибок человека в природе, нарушение ее законов. Причем ошибок своих собственных, а не чьих-то других людей.
Слова о «прогрессе» современного общества кажутся насмешкой, если уничтожается, попирается природа и нравственно деградирует человек как ее разрушитель; он продвигается в будущее через минные поля опасных изобретений людей у которых технологии опережают мораль, которые будут с жадностью рвать землю на части лишь бы получить прибыль, а ведь Ганди предупреждал: «Земля дает достаточно, чтобы обеспечить потребности каждого человека, но недостаточно, чтобы обеспечить жадность каждого человека».

Человек XX века — человек «старого потока сознания» — человек потребляющий, не исключающий методов насилия над природой и человеком как его частью.

Человек XXI века — человек «нового потока сознания» будет человеком «развивающимся», стремящимся с помощью подпиток природными силами идти к внутренним биологическим изменениям в своем развитии и совершенствовании. Он будет строго держаться принципов природосообразности в своей деятельности.

II

«Учение должно быть природосообразным» Ян Амос Каменский

«Не человеческая природа должна быть приведена в соответствие с научными предметами, а научные предметы с человеческой природой» Иоган Генрих Песталоцци
Первостепенная задача природосообразной деятельности взрослого — сбережение и укрепление здоровья детей. Конечно, уже во чреве мамы дите должно стать предметом заботы, внимания и любви. У желанного, желаемого ребенка неизмеримо больше шансов быть здоровым. Не зря президент фирмы «Сони» Масару Ибука, пригласивший Б.П.Никитина в Японию, подарил ему книгу «Детский сад уже поздно». И если по отношению к дошкольному возрасту мы искренне желаем, чтобы там были заложены основы здоровья малышей, то школа, как учреждение государственное, учреждение образовательное, по словам В.В.Розанова «высокоумное» обязана сберечь, укрепить его и дать установки здорового образа жизни на будущее.

Мы спорим о приоритетах в экономике, об уровне культуры, о разгуле преступности, о будущем нашей армии, об атомной энергетике, генной инженерии и о тысячах других проблем. Но все проблемы решают люди и мы не можем быть спокойными, если решать их будут люди больные, люди с комплексами неполноценности, люди психически или нравственно неустойчивые — бывшие школьники. А разве самому нездоровому ребенку легко жить и учиться? А разве легко его родителям? Неизменная тенденция ухудшения здоровья детей от 1 класса к 11-му с тревогой заставляет задуматься: «Так что же, школа — «вредное производство»?» Говорят, что школа — «зеркало общества» — это правда. Но только наполовину. Школа еще и «зеркало» того общества, которым оно хочет стать в будущем. А в отношении «нервности» прислушаемся к А.П.Чехову: «нашего нервного века» я не признаю, так как во все века человечество было нервным». А разве не «нервное» было время после гражданской войны в разруху, когда А.С.Макаренко творил «мажор» с беспризорниками? Или когда Януш Корчак, давший всему миру урок «Как любить детей» в августе 1942 года на Гданьском вокзале отверг предложение оставить ребятишек дома сирот и вместе с сотрудниками и воспитателями был умерщвлен в газовых камерах Треблинка II. А разве легко было В.А.Сухомлинскому, удивительному человеку и педагогу, у которого война унесла жену и младенца-сына, в разрушенной школе села Павлыш создать для травмированных ребятишек послевоенных лет школу «здоровья и радости»?

Странное явление: если я предложу создать школу с математическим уклоном, на меня посмотрят с уважением; если скажу, что неплохо было бы иметь школу гувернеров или молодых бизнесменов, мне ответят: «очень современно». А когда я в течение 35 лет на разных уровнях предлагаю создать или, по крайней мере, подумать о создании школы, в основе структуры которой были бы заложены факторы сохранности здоровья (морального, физического и психического), меня вежливо выслушивают, кивают головой в знак согласия и интеллигентно закругляют разговор.
Встречаю знакомую. Везет внука через пол-Москвы в престижную школу. Мальчик очень бледен и выглядит утомленным. Говорю об этом бабушке. «Ничего Бог даст — попривыкнет, зато с первого класса компьютеры и два иностранных языка». Да разве это плохо? Только хватит ли силенок у мальчонки. Кто-то из нас ошибается в прогнозах. Хорошо если бы я и ребенок смог бы адаптироваться. Но не покидает ощущение, что в сегодняшнем образовании телега поставлена впереди лошади.

Из писем родителей в прессу: «Мой сын учится в 7-ом классе английской школы». У меня болит душа, когда я смотрю на рабочий день этого ребенка. Ему тринадцать лет. Он поднимается около семи утра. Я возвращаюсь домой в семь. Он еще сидит за письменным столом. Хватит ли здоровья при таком образе жизни!?
«Вы часто пишете в газете: «Наши дети, наши дети» Но моему ребенку учение дается с большим трудом и ему плохо среди «ваших детей».
А разве в многолетнем споре между здоровьем и образованием, где неизменно проигрывает здоровье, надо непременно ставить «или-или», а не полноправное «и»?
«Болеют одни дураки и бездельники», — говорил старик Болконский. Резковат он был. Но согласитесь, что образованный человек — это прежде всего человек, ищущий пути к нравственному, физическому и психическому здоровью, человек обладающий чувством и навыками бережения себя, своих близких, природы и культуры.

А кто отвечает и в какой мере за здоровье школьников? За профилактику заболеваний? Администрация школы, озабоченная, прежде всего вопросами успеваемости, кадровыми и хозяйственными? Родители? Школьный врач и медсестра порой вдвоем на несколько тысяч детей? Психолог, появившийся в школе? Лечащий врач в поликлинике?

Возможность разновариантности подходов к структуре образовательных систем выделит (а, вероятно, уже и выделило) в каких-то регионах России, школьные коллективы, сделавшие бережение и укрепление здоровья детей доминантой учебного процесса, понимающих, что любые эксперименты в школе должны содержать в себе гарантии охраны здоровья учащихся и методику долговременного контроля за ним. Наверное, они ввели должность заместителя директора школы по охране здоровья детей, врача, имеющего право «вето» в случаях, когда здоровью ребенка грозят учебные перегрузки, тщеславие или тирания родителей, «усердие» учителей и тренеров. Эти коллективы, наверное, ввели и дополнительную должность медсестры-лаборантки, которая с помощью учителей, родителей и старшеклассников, в сотрудничестве со школьным психологом по разработанным медико-биологическим тестам будет вести постоянное профилактическое изучение динамики здоровья детей, а по психологическим тестам — следить за УДК (уровнем душевного комфорта).

Школьные работники возмутятся: «Где же брать деньги на новые должности?» Медицинские работники скажут: «А где же еще набрать врачей и сестер, когда их и так не хватает?» Во-первых, даже в самой бедной семье сдвигается шкала забот и ценностей и находятся средства, если ребенок болен. Во-вторых, опыт всех передовых стран говорит о том, что самые рентабельные вклады — это вклады в медицину и образование, вклады в детей. Еще К.Д.Ушинский считал устройство хороших школ наиболее выгодной коммерческой операцией, которая может принести самый высокий «процент дохода». Более дальновидные общественность и администрация скоро поймут это. И, в-третьих: конечно, слово за профессиональными медиками, но мне кажется, что не изменяя количества работающих врачей и медсестер, надо изменить соотношение работающих со здоровыми людьми и занимающихся профилактикой заболеваний и лечащими врачами в пользу первых. У нас почти стало «модным» быть больным и говорить о болезнях; а здоровый человек — это какое-то отклонение. Профилактика, конечно, менее эффектна, чем лечение, но более гуманна.

Сохраняя здоровье физическое и психическое, не менее важно сберечь здоровье нравственное. Характеристика человеку: «Образован, но морально неустойчив», — кому эта пощечина: школе, родителям, обществу или всем вместе? К.Д.Ушинский писал о школе: «Стоит ли столько лет учиться, чтобы деньги ставить выше чести?» Что останется от окружающих нас проблем, если их будут решать люди, поставившие честь (естественно, не честь мундира) выше денег?
На вопрос «что в школе плохого?» Джани Родари, этот мудрый и лучистый человек ответил: «Многое можно было бы сделать со смехом, а делается со слезами» Так вот о «слезах». В.Ф.Шаталов: «Школьник прячет дневник от родителей. Или боится завтрашней контрольной, или сидит на уроке, сжавшись в нервный комок: «вызовут — не вызовут…» Кому из ребят не знакомо это состояние? Если бы медикам вдруг стало известно об эпидемии, охватившей треть детей, поднялся бы невероятный переполох. Но оглянитесь вокруг — переполоха нет, все спокойно. Расчеты же показывают, что не менее трети детей ежедневно получают душевные травмы на почве разлада с учебой. Медики молчат, поскольку по их данным никакой фатальной предрасположенности к неполноценному обучению у такого количества детей нет. Природа щедро одаривает абсолютное большинство детей нормальными способностями к активному восприятию окружающего мира и, следовательно, к нормальной учебе. А вот данные ученых: абсолютно неспособных 2-3%, а остальные 97-98% способные, из них 2-3% очень способные, которых можно отнести к разряду талантливых. Откуда же «двойки» в дневниках наших ребят?
М.П.Щетинин: «Сегодня уже известно, что ребенок теряет здоровье от класса к классу и выходит из школы «втрое» менее здоровым, чем поступил в нее (не стану приводить данные медицинских обследований школьников по стране: они меня в содрогание приводят). Мы строим учебный день так, чтобы дети обретали, а не теряли здоровье».

То же самое, слово в слово, можно сказать о росте или снижении умственных творческих потенций ребенка. Любознательность первоклассника — умственная апатия выпускника, готовность к труду пятиклассника — и отвращение к нему ученика 11 класса.

В чем же причина «ножниц»? С одной стороны огромный труд учителей (большинство которых — великие труженики), методистов, ученых, и с другой стороны -неуспех и неудачи, страх, отвращение к занятиям, отрицательные эмоции, а отсюда и подавляющее большинство нервно-психических расстройств, переходящих в телесные заболевания у детей. 20% школьников страдают сегодня так называемым «дидактогенными» неврозами. Виновниками которых чаще всего становятся педагог и сама система занятий.

А человек (и взрослый, и ребенок) строится победами, успехами. Для школьника учеба — это социальная роль, его служба и никакие успехи вне школы не могут компенсировать школьные неудачи. Ребятам всегда нравилось, когда я на уроке, отмечая отсутствующих, спрашивал: «Кого нет сегодня на работе?»

Главная фигура в школе — это учитель. И когда взрослый человек творит какое-то безобразие, я всегда думаю: «Ему не повезло в жизни, он не встретил Учителя». Не стоит концентрировать внимание на плохих учителях. Их несоизмеримо меньше, чем хороших. И избавиться от этого горя — дело внутришкольное. Ведь в школе все знают — и учителя, и школьники, и родители, кто хороший учитель, кто плохой.

Кто творит насилие, закрытый от внешнего мира в своем параллелепипеде, унижая и оскорбляя детей. Такой человек может ударить тетрадью по голове, если ребенок подчеркнул безударные гласные другим цветом, не отпустить мальчика с энурезом в туалет (разбаловался!) или сказать грубость в адрес родителей. Есть случаи и потоньше: оставить детей без перемены («я увлекся» или «они плохо сидели и теперь наказаны»), «не заметить», что дети писали уже сегодня две контрольные и дать третью, задержать после уроков (не предупредив об этом заранее), не волнуясь о том, что школьники остались без обеда.

Некоторым учителям удается за очень короткое время сдвинуть ребенку психику, если методично и постоянно делать замечания типа: «Не болтай ногой, не крути головой, не смотри в окно» и т.д.
Настоящий учитель не только тот, кто добр, справедлив, хорошо знает свой предмет, но и тот, который на каком-то году своей педагогической деятельности задаст себе вопрос: «Почему неуспеваемость должна рассматриваться лишь как неудача ученика, а не, прежде всего, моя неудача, неудача школы, неудача программ и методик?» Тогда нелепым выглядит принцип: «знания — силой», «двойки» в классе, ругань, пилеж и ремень дома, выполняющих скромную просьбу в дневнике: «Примите меры».

Становится ясно, что знания не могут быть внедрены в ребенка лишь извне, что учение есть процесс активный с обеих сторон, что лишь ощущая себя субъектом деятельности, творцом, испытывая интерес к учению, вдохновенье, рожденное успехами, школьник становится помощником, сотрудником учителя в интереснейшем процессе познания.
В треугольнике «метод — программы — отношения» зависимые переменные — метод и программы. Они могут варьироваться самыми разными способами, но отношения (сотрудничества) должны быть неизменными.
Много сломано копий в спорах о школьных программах и нагрузках. Мы хотим научить в школе: а) всех; б) почти всему; в) в определенные сроки. Пункт «а» теряет свою демократическую и гуманистическую сущность, если есть разделы программы, которые в данные сроки не может осилить каждый прилежный и здоровый ребенок, то есть должны существовать методики и реальные возможности, дающие гарантии каждому «старательному» учителю научить каждого старательного ребенка по любой теме на «4».
Пункт «б» несет много педагогических и психических огрехов. Во-первых, это источник перегрузок. Во-вторых, он заставляет мириться с низким качеством изучения многих разделов программы, материал которых чаще всего забывается. В-третьих, не дает наглядных уроков для детей в умении отделять главное от второстепенного и отыскания единых логических структур в различных направлениях человеческих знаний. В-четвертых, обилие изучаемых тем, движение «галопом по Европам» наносит большой вред эмоциональной стороне обучения. Где уж там пошутить или порешать «любимые» примерчики! В-пятых, все силы ребенка уходят на одоление тех тем, тех предметов, которые идут у него хуже, а на любимые не хватает ни времени, ни духа. Таким образом, школа не выполняет одну из основных своих функций — отыскать в каждом ученике «искру божью» и дать ему время утвердиться и насладиться в том деле которое у него спорится и ему любо.
Пункт «в» становится с годами все большим тормозом в развитии образования, все большим мучением учителей, детей и родителей, и все большей нелепостью в период, когда развитие общества приводит человечество к девизу «учение всю жизнь».
Из письма мамы школьника: «Сколько же можно калечить детей, травмировать родителей только из-за того, что никто не решается поставить крест на раздутых программах? И в программах, и в учебниках сквозит боязнь как бы чего не упустить».
«Бесчисленные факты и подробности, спрессованные в них, становятся неудобоваримой пищей для ума, тушат интерес к знаниям, как чрезмерное обилие топлива тушит даже самый яркий огонь», — образно поясняет журналист.
У этой проблемы есть и драматическая сторона. Я видел сотни ребячьих трагедий (особенно среди девочек), вобравших с первого класса хороший завет учиться по всем предметам на «4» и «5» и с годами теряющих возможность это физически осуществить. Обычно тяжелый срыв приходится на последние годы в школе или первые годы ВУЗА.

А трагедии вокруг «двоек»? Между прочим А.С.Пушкин и П.И.Чайковский совсем не знали математики, двоечники» в нашем понимании; но нашлись умные учителя и наставники, разумные образовательные построения, которые сберегли этих удивительных людей для России и всего мира.
А мы современные взрослые, не упустим ли тысячи талантов, истинное достояние государства?
У меня сохранилась вырезка из газеты за 1982 год: «Мы в классе решили: кто учится на «три» — не гражданин Советского Союза». Ученики 6 «б». Вот так-то! «Вдумаемся: что означает сегодня слово «троечник» — пишет журналист Н.Логинова. «Если когда-то оно метило нерадивого или неспособного подростка, то сегодня под ним, как под одной крышей умещается почти весь конгломерат учеников: круглый и принципиальный «двоечник» — здесь. Талантливый, но дерзкий ученик — здесь. Старательный, честный, душевный, но неспособный вызубрить сухомятку плохого учебника — тоже здесь. Увлеченный, изумительный знаток одного предмета (может быть, будущий ученый в этой области) — и ему тут место, ибо остальные уроки учит кое-как. Но мыслимо ли большинство молодежи метить «тройкой»? Разве бывает молодежь сплошь ленивая или слабоумная? Конечно, права журналист. Только забыла она, что частенько в число «троечников» попадают ребята совсем невиновные, а своем отставании: дома пьет отец, кто-то из близких тяжело болен или по болезни самому часто приходится пропускать школу.

На основании низкой оценки обществом его знаний, ученик делает вывод о своей неспособности к данному предмету, а порой и о слабости своих способностей вообще. Отрицательный учебный опыт — одна из главных причин нежелания продолжать учебу и понижения УДК. А пониженное самоуважение — сопутствующий фактор многих комплексов неполноценности и правонарушений.

Хоть и построена школа для детей подростков и юношества, структуры ее жизни скорее соответствуют природе взрослого, а не ребенка. Я завуч и иду на урок литературы. Учитель диктует — дети пишут (нормально!). Далее урок математики. Та же картина (что делать?). Следующий история — и тоже пишут (это уже слишком!). С последней надеждой отправляюсь на урок труда. Учительница (очень хорошая и опытная) диктует: «Как варить манную кашу». «Ну зачем же об этом писать? Сварить да и съесть ее с аппетитом». — «Методист требует записей в тетрадях».
Разве бесконечное писание может быть природным делом детей? Это взрослые любят сидеть и писать. И при этом с умным видом. В школе основная нагрузка в работе психики падает, в лучшем случае на ум, в худшем на зубрежку. Эмоционально-волевая сфера остается незагруженной. А ведь дети — короли эмоций! Наш видный психолог А.Запорожец говорил: «Не знания, а эмоции — ядро личности». «Весь смысл детского состояния — писал С.Т.Шацкий — в быстром превращении энергии мысли в энергию действия». А мы предлагаем: классный час, собрание, нравоучительную беседу, экскурсию.
«А что ты делаешь в школе?» — спросили одного мальчика. — «В школе я учусь». — «А почему бы тебе не учиться дома?» — «Дома я живу».

Я 21 лето ездил со школьниками в экспедиции и ЛТО (лагеря труда и отдыха). Насколько дети бывали поражены, если «в жизни» приходилось что-то применять узнанное в школе. Рассказывал инспектор, что на уроке учитель, объясняя какой-то опыт, упомянул собаку. И тогда с «Камчатки» поднялся мальчик, никогда не подымавший руки, и сказал с обидой и слезами в голосе: «По-моему собака к вашей физике никакого отношения не имеет».

Если я скажу на уроке: «Дети, это вам пригодится в жизни» (любимая фраза учителей), это может оказаться двойной неправдой. Во-первых, дети уже живут полнокровною жизнью, а не толпятся в вестибюле прекрасного здания под названием «взрослая жизнь». А во-вторых, можно подумать, что люди, забывшие «теорему синусов» вымрут как мамонты, потому что без этого «нельзя жить» или просто с горя. А вот побороться бы всем миром за привитие навыков здорового образа жизни школьникам было бы хорошо. А ведь без этого действительно не проживешь, или проживешь плохо.
Сохранить здоровье детей можно лишь в постоянной борьбе с «сидячей школой». Два урока физкультуры в неделю, даже при высоком качестве, восполняют лишь 11% потребности в движениях. Известный хирург Н.М.Амосов пишет: » Думаю, что планировать нагрузки нужно с конца — от физкультуры. Любому человеку нужны физические нагрузки, а растущему — просто необходимы». У большинства школьников жизнь неподвижна. 84-94% из всего времени бодрствования они проводят, сидя за партой или у экранов телевизора. И самое страшное: вырастает поколение, не испытывающее потребности двигаться. «Перестань бегать — говорит в парке мама маленькому мальчику — неужели ты не можешь гулять, как все нормальные дети».

Не может быть мелочей в постоянной поддержке учителями и родителями двигательной активности школьников. Это:

  • пропаганда зарядки, различных оздоровительных систем и методов закаливания;
  • борьба за ежедневные уроки физкультуры, серьезное отношение к домашним заданиям по физкультуре, непременные занятия лечебной физкультурой с ослабленными детьми, всякая поддержка и поощрение внешкольных занятий спортом, танцами, туризмом, аэробикой и проч.;
  • сдвиг ряда учебных предметов (природоведение, география, ботаника) за счет других (математика, русский язык) на осенние и весенние месяцы с выносом их в натуру;
  • поиск и опробование различных вариантов расположения школьников в классе, альтернативных постоянному сидению за партой.

Решающее значение в охране здоровья и психики детей сыграет возможность размещения детских учреждений в зеленой зоне. На первых порах — это максимальный учет данного фактора проектирующими организациями. В перспективе — создание современных агрогородов с населением 0.1-0.5 млн. человек с выходом всех детских учреждений в 1-2 километровую зеленую зону. Школы, стесненные «каменными джунглями» должны приложить максимум усилий для выходов в ближайшие парки и лесные массивы.
Почему это необходимо?

  • интенсификация обучения требует интенсификации отдыха, возможного лишь в зеленой зоне. Здесь намного выше показатели физического и психического самочувствия ребенка;
  • жизнеоправданное экологическое образование, которое в ближайшее десятилетие ляжет в основу природосообразной деятельности человека, немыслимо без опытничества на природе, без прямых контактов детей с лесом и речкой, с птицами и зверьем;
  • нельзя выпускать маленького человека в большую жизнь, пока не впитал он в себя животворных сил, которые дает природа, ее красота и величие. Иначе превратим мы своих детей в маленьких роботов, знающих деревья и животных только по картинкам, оторванных от всех чудес познания тайн природы.

«Светятся глаза детей — говорил наш Яснополянский мудрец Л.Н.Толстой — хорошая школа. Тусклые глаза детей — плохая школа».

Наметим еще несколько направлений, которые подскажут нам дорогу к той школе, где светятся глаза детей», к школе радости и природосообразности учения:

  • «Самое главное, что требуется для отметки — это ее оптимистическое, жизнерадостное начало» — писал замечательный человек и педагог В.А.Сухомлинский. «Отметка должна вознаграждать трудолюбие, а не карать за лень и нерадивость». Ни один ученик не расплакался из-за «двоек» в школе села Павлыш, где 23 года директорствовал В.А.Сухомлинский. Он и его коллеги вообще не ставили «двоек». Его «профилактическая» педагогика, педагогика гармонического развития дала свои результаты. В отличие от подавляющего большинства школ, в Павлышской школе здоровье детей улучшалось и крепло с каждым годом. А систему отметок надо бы сделать десятибалльной. У нас очень мало «оптимистических» оценок — из пяти только две: «4» и «5»;
  • школьные программы построены так, что нарушена равнопрестижность работы руками и головой. «Зубрилка» подчас выше школьника с «золотыми» руками. Это несправедливо. Это обидно ученикам, покидающим школу после девятого класса и выбравшим рабочие профессии. Это и один из источников комплекса неполноценности.
  • Педколлективы школ должны найти правильный тон и заниматься грамотным решением этой проблемы с первого класса;
  • классно-урочная система, созданная еще в 17 веке великим Я.А.Каменским, наверное, приемлема лишь как один из вариантов обучения. Рациональные зерна многочисленных западных систем; систем, существовавших в первые годы Советской власти, таких как «метод проектов», «бригадный метод» и других должны быть использованы в школах в соответствии с психофизическими возможностями учащихся и
    социальными заказами общества;
  • оценки должны выставляться не за качество, а за количество знания (качество всегда должно быть отличным). Для этого каждую тему в учебнике нужно сделать «трехцветной». Допустим, »красная» часть — это фундамент, без овладения которым нельзя понять последующего материала. За это — «удовлетворительно», «желтая» — параграфы средней трудности. За это «хорошо». «Зеленая» — материал достаточно
    сложный — «отлично»;
  • надо всячески поощрять движение учеников вперед и переход в следующие параллели (можно и по отдельным предметам), для чего создать «челночную» группу преподавателей, в задачу которой войдут проведение занятий с учениками, находящимися как бы между классами: отстающими по болезни или нерадению и наоборот, желающими вырваться вперед. Успешная работа «челночной» группы может помочь опытному педколлективу осуществить еще один шаг: незафиксированный по времени конец окончания любого класса;
  • экзамены отменить. Вред от них большой, а польза сомнительна. Хватит и контрольных. Хороший педагог и без экзаменов знает, какую оценку заслуживает каждый ученик.

«Никакие уставы и программы, никакой искусственный организм заведения, как бы хитро он не был продуман, не может заменить личности в деле воспитания», — К.Д.Ушинский.

Мы хотим, чтобы только лучшие люди, чуткие и умные учили наших детей. И мы достигнем этого лишь тогда, когда признаем учительский труд творческим «де-юро» и «де-факто». Мы говорим сегодня о творческой работе современного ученика, о творческой атмосфере на уроке, так как же не быть ее создателю творческим работником. «Педагогика, — писал К.Д.Ушинский, — будет первым высшим из искусств, потому что она стремится удовлетворить величайшее из потребностей человека и человечества — их стремление к усовершенствованию в самой человеческой природе; не к выражению совершенства на полотне или в мраморе, но к усовершенствованию самой природы человека — его души и тела».

По мере относительного увеличения в обществе творческого труда, по сравнению с механическим, должны раздвигаться по времени рамки отчетности в работе (нельзя заставить художника рисовать в день по клеточке будущую картину и отчитываться ежедневно о том, какое содержание и смысл вложены в каждую из них). Каждый педагог знает, что рост школьного коллектива, класса, отдельного ученика может быть заметен лишь на большом промежутке времени Желание иметь постоянные, краткосрочные данные о работе школы, его директора и учителей с вытекающими «выводами» об их деятельности равносильно вредительству. Во-первых, оно уносит больше половины рабочего времени администрации школ и работников департаментов образования и, наверное, не менее четверти трудового дня учителя. Во-вторых, оно антинаучно, потому что не учитывает двойственную природу воспитания, представляющую с одной стороны целенаправленный, управляемый процесс, а с другой стороны — спонтанный, стихийный. В-третьих, оно несправедливо, так как в недостатках обучения и воспитания повинны не только школа, но и семья, и социальная среда, и природные задатки ученика и многое другое. Пройдет, быть может, немало лет, пока взойдут добрые слова учителя. Здесь он чем-то сродни селекционеру. Ни одна профессия не требует столь долгой жизненной подготовки.А.С.Макаренко говорил, что проработав первые 15 лет, он был юмористически безграмотен. Создатель и защитник бесконечных отчетов напоминает нетерпеливую девочку, которая, посадив растение, вытаскивала каждый день его из земли, чтобы посмотреть, как растет корешок. Отсюда — и, в-четвертых: чем больше количественного контроля работы учительства, тем более бюрократичной, упрощенной и далекой от творчества становится работа проверяющих (ведь «по клеточкам» проверять проще).

«Мы систематически понижаем качество работы, сильно выматывая работника школы. — писал С.Т.Щацкий, — заставляя его тратить очень большое количество времени на ненужные тревоги и страхи отчета совершенно непроизвольно. Загнать в угол учителя, вообще говоря, не трудно».
Кроме невысокой заработной платы есть еще один момент, заставляющий многих достойных учителей покидать школу. Работа педагога, в отличие от большинства профессий, выполнима лишь относительно и никогда полностью. До школы я работал инженером и твердо знал, что при желании и некоторых дополнительных усилиях мог всегда завершить свою работу с высоким качеством. Учитель не может произнести волшебных слов, которых от него ждут: «я научил» и «я воспитал». Он может лишь сказать: «Я отдал всю свою жизнь, все свои мысли и сердце, чтобы научить и воспитать». А инспектор может спросить: «Почему вы не доучили и плохо воспитали мальчика, который сидит на последней парте?»

Настоящему учителю контроль и погонялки не нужны — он каждую свободную минуту вырывает для встречи с детьми, для самоусовершенствования. Плохому — ввести в заблуждение комиссию дело немудреное: тут тебе наглядность и подрепетированные ответы детей и вовремя появившиеся ТСО (технические средства обучения). Когда у одного учителя математики, чьи питомцы неоднократно побеждали на олимпиадах всех рангов, придирчивый инспектор пытался узнать, с помощью каких ТСО он этого добивался, педагог ответил: «Знаете, я люблю, чтобы мел был сухой, тряпка, по возможности, влажная, а голова свежая».
Особенно необъективными могут быть оценки воспитательной деятельности, когда проверяющий не в состоянии проникнуть в качественную деятельность школы. Тогда в «передовиках» те, у кого всего больше по количеству: документов, кружков, грамот и, конечно, мероприятий. В плане одной школы комиссия, приезжавшая выяснить, почему большая группа ребят попала на скамью подсудимых, насчитала их до полутора тысяч.

В прогрессирующем обществе постепенно должны появляться люди и профессии, выходящие из бюрократических рамок контроля и работающие «на доверии». Остается пояснить, почему «мандат доверия №1» должен получить учитель. Вот мы в школе. Мы с вами инспектора. Нам очень хочется узнать, хорош или плох тот или иной учитель. Познакомившись с ним, побывав на уроке, просмотрев «бумаги», мы делаем тот или иной вывод, который и становится «официальной» оценкой учительского труда. Мы старались, чтобы все было тактично и объективно, и не заметили всей несуразности ситуации, что самые неосведомленные о деятельности учителя люди, это и есть мы. Неужели в школе до нас было неизвестно, кто плохой учитель, кто хороший, кто справедлив, кто жесток, кто хорошо знает свой предмет, кто плохо. Дети чутко улавливают движения души взрослого. Их не проведешь на мякине! Не помогут ни доверительность, ни методические фокусы. У них обостренное чувство фальши. Также хорошо знают цену каждому учителю их коллеги, родители детей и в особенности выпускники школ.

С особой горечью приходится смотреть на стиль и методы проверок финансовой деятельности школ. Любой директор, как бы ни были велики его заслуги, рискнувший на копеечные перемещения в финансово-хозяйственной деятельности, рассматривается как преступник, даже если все факты говорят о его радении лишь в пользу коллектива.

Какой же выход? Решающей оценкой деятельности школьных работников должно быть мнение общественности. Наверное, наилучшим образом сделают это советы школ, в которые входят учителя, родители, ученики, выпускники и представители общественности микрорайона.
Спросите у школьников, какими они хотели бы быть? Многие скажут: «счастливыми», «богатыми», «умными», «сильными», «красивыми». Несколько девочек напишут «добрыми». Кое-кто «здоровыми», совсем мало «справедливыми» и никто не напишет «бережными», «бережливыми».

А нам совершенно необходимо, переходя в XXI век жить природосообразно, стать бережливыми и научить этому своих детей и внуков, чтобы берегли они природу, человека как ее часть, создания человеческих рук и ума, культуру и гуманистические традиции.